– Угу. Плоскостопие и астма тебе здорово помогут, – хмыкнул Холодец. – Так и вижу, как тебя сбрасывают с парашютом – сипеть на террористов!
– А я буду врачом и еще юристом, – сказал Ноу Йоу, желая сохранить мир.
– Это хорошо. Тогда тебя точно не засудят, если ты кому-нибудь оттяпаешь че-нибудь не то, – обрадовался Бигмак.
На самом деле никто не обижался. Просто они так общались.
– А ты? – спросил Холодец. – Кем ты хочешь быть?
– Не знаю, – сказал Джонни.
– Ты ходил на той неделе на встречу с интересными людьми?
Джонни кивнул. На упомянутой встрече было не продохнуть от Блестящих Перспектив. Блестящие Перспективы на поприще розничной торговли и маркетинга. Блестящие Перспективы в сфере оптовой торговли. Блестящие Перспективы в рядах вооруженных сил (вряд ли для Бигмака, который, получив автомат, уронил его себе на ногу). Но Джонни не усмотрел никаких Блестящих Перспектив, в которых был бы хоть намек на какое-то будущее.
– Мне хочется стать кем-нибудь, – сознался он, – для кого еще не придумали названия.
– Да-а? – сказал Холодец. – Значит, если через пару лет изобретут турбоплюх и начнут искать турбоплюх-операторов, ты будешь в очереди первым?
Они шли по кладбищу. Приятели Джонни, ни слова не говоря, сгрудились теснее. Но мертвецов не было видно.
– Штука в том, что нельзя просто сидеть и ждать Блестящих Перспектив, – пробормотал Джонни.
– Эй, – вымученно веселым голосом сказал Ноу Йоу, – моя мама интересуется, почему бы вам, ребята, не сходить сегодня вечерком в церковь?
– Отстань, – чуть погодя ответил Холодец. – Ты эту песню каждую неделю заводишь.
– Она говорит, вам бы это не повредило. Особенно Саймону.
– Саймону? – переспросил Холодец.
– Мне, – пояснил Бигмак.
– Она говорит, тобой надо заняться, – продолжал Ноу Йоу.
– А я не знал, что ты Саймон, – сказал Холодец.
Бигмак вздохнул. У него были: футболка с надписью «Сплинберийские скины», стрижка под ноль, тяжеленные (как бы десантные) ботинки, широченные подтяжки, а на костяшках пальцев намалеванные фломастером буквы «Т», «В», «О», «Ю» и «М», «А», «Т» (мягкий знак постоянно стирался) – но мама Ноу Йоу почему-то полагала, что больше всего ему нужна нормальная семья. Бигмак жил в страхе, что Базза и Сказз, сплинберийские скинхеды (всего, вместе с Бигмаком, их в городе насчитывалось трое), пронюхают об этом и конфискуют его подтяжки, знак принадлежности к избранным.
– Она говорит, ты растешь, как трава под забором, – не унимался Ноу Йоу.
– А я завтра иду на похороны в крематорий, – сказал Джонни. – Это почти как в церковь.
– Какую-нибудь шишку хоронят? – спросил Холодец.
– Точно не знаю, – ответил Джонни.
Джонни поразился, сколько народу явилось хоронить Томаса Аткинса. Но оказалось, это не успели разойтись скорбящие с предыдущих похорон. Проститься с Аткинсом пришли только трое: сам Джонни, мужчина в строгом пиджаке, державшийся очень прямо, – представитель Британского легиона, и медсестра из «Солнечного уголка». И викарий, который честно старался, но, поскольку никогда не знал Томми Аткинса лично, был вынужден использовать для надгробной речи что-то вроде Набора Приличествующих Случаю Фраз. Потом он включил запись органной музыки, и на этом все кончилось.
В часовне пахло свежим деревом и мастикой.
Взрослые смотрели на Джонни смущенно, словно считали, что ему не место на похоронах, но не знали, как об этом сказать.
Едва заиграла музыка, он расслышал позади слабый шорох.
Он обернулся и увидел, что скамьи заполнены мертвецами. Олдермен снял шляпу и сидел прямо, точно аршин проглотил. Даже Уильям Банни-Лист старался выглядеть сообразно случаю. Вздыбленная шевелюра Соломона Эйнштейна напоминала нимб.
Сестра говорила что-то человеку в пиджаке. Джонни наклонился к мистеру Флетчеру и прошептал:
– Зачем вы пришли?
– Это не запрещается, – ответил тот. – Когда кого-нибудь хоронят на нашем кладбище, мы всегда приходим. Помогаем новеньким обустроиться. Привыкнуть. Смерть – всегда потрясение.
– А-а.
– И потом… мы увидели тебя и… и решили попробовать, получится или нет. Мистер Порокки сказал, попытка не пытка. И знаешь, у нас выходит все лучше!
Сестра передала представителю Британского легиона коробку с вещами Томми Аткинса и вышла из часовни, по дороге неуверенно махнув Джонни рукой. Викарий, бросив на Джонни странный взгляд, увел человека в пиджаке в другую дверь.
На улице светило бледное, бессильное октябрьское солнце. Джонни вышел на воздух и стал ждать.
Наконец появился мужчина в пиджаке – с двумя коробками.
– Извините, пожалуйста, – сказал Джонни, поднимаясь, – м-м…
– Что, парень? Дама из «Уголка» сказала, ты пишешь реферат для школы?
Реферат. Потрясающе! Если бы Саддам Хусейн объявил, что пишет для школы реферат по Кувейту, ему бы жилось куда проще…
– М-м… да. Э-э… Можно, я у вас кое-что спрошу?
– Конечно можно. – Мужчина тяжело опустился на скамейку. При ходьбе он прихрамывал и теперь вытянул больную ногу перед собой. Джонни с удивлением увидел, что представитель Легиона почти ровесник его дедушке, но загорелый и подтянутый – человек, который поддерживает форму и лет до восьмидесяти остается капитаном команды по боулингу.
– Ну… мистер Аткинс говорил… – начал Джонни. – Я хочу сказать, он все время повторял, что он – тот самый. Я знаю про земляческий батальон и что все погибли, кроме него. Но я думаю, он не это имел в виду…
– Ты знаешь про Батальон? Откуда?
– Вычитал в старых газетах.
– Ах вот как. Но про Томми Аткинса ты не знаешь?
– Как же не знаю! Он…
– Да нет, я про Томми Аткинса. Почему мистер Аткинс так гордился своим именем. Что оно значит.
– Не знаю, – сознался Джонни.
– Чему вас только в школе учат…
Джонни смолчал. Он понял, что это не вопрос.
– Понимаешь… в войну… в Первую мировую войну, когда кто-нибудь записывался в армию, он заполнял солдатскую книжку. Слышал, да? Имя, адрес и прочее. Чтобы это легче было делать, военное ведомство разработало что-то вроде шаблона, и в этом образце в графе «Имя, фамилия» стояло: Томас Аткинс. Первое попавшееся имя. Лишь бы показать, куда нужно вписывать данные, например Джон Смит. Но тут вышел карамболь. Томасом Аткинсом стали называть среднестатистического солдата…
– Вроде «человека толпы»?
– Да… очень похоже. Томми Аткинс, британский томми.
– Значит, в каком-то смысле Томми Аткинсом была вся армия? Каждый солдат?
– Да. Можно и так сказать. Чудно, конечно…
– Но он-то был настоящий. Курил трубку и вообще…
– Ну, я думаю, военные воспользовались этим именем, потому что сочли его самым рядовым. А значит, где-нибудь непременно должен был обнаружиться настоящий Томми Аткинс. Я знаю, он очень гордился своим именем. Точно знаю.
– Он один уцелел из тех, кто был на той войне?
– Нет. Нет конечно. В округе – да. Единственный из Батальона.
Джонни почувствовал в воздухе холодок.
– Он был чудной старикан. Я навещал его каждый год…
Послышался диковинный звук, словно прядку тишины натянули и дернули, как гитарную струну.
Джонни обернулся.
На скамейке их стало трое.
На коленях у Томми Аткинса лежала островерхая каска. Форма сидела на нем плохо. Морщинистая, жилистая старческая шея, торчащая из воротника, напоминала черепашью, а лицо… таких лиц теперь не встретишь. Оно было словно специально придумано для того, чтобы улыбаться из-под полотняного кепи у конвейера галошной фабрики. Томми заметил, как округлились от изумления глаза Джонни, подмигнул и показал мальчику большой палец, а потом вновь принялся внимательно смотреть на дорогу, ведущую к таксопарку.
За спиной у Джонни мертвецы тихонько выходили из часовни – те, что постарше, сквозь стену, те, что помоложе, по привычке через дверь. Все они молчали. Просто стояли и смотрели в сторону главной дороги.
