– Что?
– Что? – очнулся Джонни.
– О каких больших пальцах?
– А… да это я так.
– Мама вчера вечером сказала, очень многие недовольны, что кладбище продают, – сказал Ноу Йоу. – Только об этом и судачат. А отец Уильям сказал, всякий, кто там возьмется строить, будет проклят до седьмого колена.
– Он всегда так говорит, – заметил Холодец. – К тому же «Объединению-Слиянию-Партнерству» на это, верней всего, наплевать. У них, наверное, имеется Уполномоченный По Проклятиям.
– Который небось всю работу спихивает на своего секретаря, – прибавил Бигмак.
– И вообще, поезд ушел, – сказал Ноу Йоу. – Бульдозеры стоят у самой ограды.
– А кто-нибудь знает, чем занимается это «ОСП»? – спросил Холодец.
– В газете писали, что они – общенациональная служба информационного поиска, – сказал Ноу Йоу. – А в новостях сказали, что они обеспечат триста рабочих мест.
– Всем, кто работал на старой галошной фабрике? – спросил Бигмак.
Ноу Йоу пожал плечами.
– За что купил, за то и продаю. Джонни, ты в норме?
– Что?
– С тобой все в порядке? Ты смотришь в стену.
– Что? А, да. Все нормально.
– Он расстроился из-за погибших солдат, – сказал Холодец.
Ноу Йоу перегнулся через стол.
– Послушай… все это в прошлом. Было – и сплыло. Жалко, что они погибли, но… ну… они бы все равно в конце концов умерли, правда? Это давно история. При чем тут мы?
Миссис Айви Уизерслейд звонила сестре из автомата на Кладбищенской улице. Кто-то нетерпеливо постучал в стекло. Миссис Уизерслейд удивилась – возле будки никого не было. Но она вдруг сильно озябла, и ее ни с того ни с сего передернуло, словно она прошла по чьей-то могиле. Миссис Уизерслейд оборвала рассказ о своих больных ногах и о том, что про них сказал доктор, и поскорее отправилась домой.
Будь там Джонни, он услышал бы нечто весьма любопытное. Но Джонни сидел в закусочной, а ухо любого другого случайного прохожего уловило бы лишь шум ветра и, возможно (только возможно!), едва слышный спор:
– Кому же знать, как не вам, мистер Флетчер. ВЫ ведь его изобрели.
– Вообще-то, миссис Либерти, его изобрел Александр Грэхем Белл. А я только усовершенствовал.
– Ну так заставьте его работать. Дайте мне поговорить с господином с беспроволочного телеграфа.
– Это действительно был Александр Грэхем Белл?
– Да, Олдермен.
– А я думал, сэр Хамфри Телефоун.
Трубка висела на рычаге, но откуда-то из недр аппарата неслись щелчки и электрическое потрескивание.
– Мне кажется, я в общем преодолел сложности, миссис Либерти…
– Дайте МНЕ поговорить с ними. Пусть услышат глас народа!
Телефонная будка изнутри заиндевела.
– И речи быть не может. Вы большевик!
– А что же тогда изобрел сэр Хамфри Телефоун?
– Мистер Флетчер! Будьте любезны, установите связь!
Если они не торчали в закусочной, а в «Джей-и-Джей Софт» их не пускали из-за очередного преступления Холодца, оставался только пятачок у фонтана, обсаженного унылыми чахлыми деревьями, или музыкальный салон «Забойный музон», очень похожий на любой другой музыкальный салон под названием «Забойный музон».
Тем более что Ноу Йоу хотел пополнить свою коллекцию.
– «Знаменитые британские духовые оркестры», – прочел Холодец, заглянув приятелю через плечо.
– Ну и что, зато подборка классная, – сказал Ноу Йоу. – Тут есть запись старого оркестра сплинберийской галошной фабрики – «Вальс цветов». Очень известная мелодия.
– А ведь в глубине души ты не черный, – нахмурился Холодец. – Придется донести на тебя растафарьянцам.
– Зато ты тащишься от регги и блюзов, – сказал Ноу Йоу.
– Это другое дело.
Джонни равнодушно перебирал кассеты.
И вдруг замер.
Ему почудился знакомый голос. Из-за треска помех слышно было неважно, но голос очень напоминал голос миссис Сильвии Либерти и доносился из радиоприемника.
На прилавке стоял приемник, настроенный на «Радио Сплинбери». Передавали «В эфире с Майком Майксом», шикарную отвязную радиопрограмму (в той мере, в какой шикарными и отвязными могут быть два часа звонков в прямой эфир, перемежающихся сводками дорожных новостей).
Сегодня все обстояло иначе. Прямой эфир был посвящен предложению мэрии снести старый Рыбный рынок – инициативе, которая неизбежно должна была воплотиться в жизнь, что бы кто ни говорил, но давала общественности отличный повод попричитать.
– Алло! Алло! Алло! У аппарата миссис Сильвия Либерти! Алло!.. этого нельзя допустить, э-э, с моей точки зрения, э-э, это полное… алло! (щелк… бззз… тр-тр) Я требую, чтобы меня выслушали СИЮ ЖЕ СЕКУНДУ! Рыбный рынок – совершеннейшая ЕРУНДА!.. э… э-э… и…
Майк Майкс в своей маленькой студии под самой крышей здания Сплинбери-Слэйтского страхового общества уставился на звукооператора, который, в свою очередь, уставился на пульт. Отключить назойливый голос не было никакой возможности. Он шел по всем каналам связи одновременно.
– Э-э… добрый день, – сказал Майк Майкс, – нам звонят по… э-э… всем телефонам…
– Эй, кто-нибудь… Послушайте, молодой человек! И не вздумайте отключить меня и вновь запустить фонограф! Майк, тут две линии перехлестнулись, я… Вы отдаете себе отчет в том, что ни в чем не повинных граждан сгоняют с НАСИЖЕННЫХ мест (щелк… абррргал… жжжж… зззз)…граждан, много лет верой и правдой служивших обществу (ууууууоооуууу… трррр-трр)…лишь оттого, что ВОЛЕЮ СЛУЧАЯ им довелось родиться (шшшшш… уип-уип-уип-уип… трррр)…послушайте юного Джона (щелк… шшшшш)…отречемся от старого ми-ира (ууииоооуууу… пок!), отряхнем его ПРАХ с наших ног… немедленно прекратите, Уильям, вы самый натуральный большевистский агита…
Но окончания фразы никто не услышал – звукоинженер вырвал все шнуры из розеток и саданул по пульту молотком.
Ребята обступили приемник.
– В этот их прямой эфир вечно звонят какие-то чокнутые, – сказал Холодец. – Слушали когда-нибудь «Ночной отпад Двинутого Джима»?
– Никакой он не двинутый, – сказал Ноу Йоу. – Это все ля-ля. Крутит себе старые пластинки и все время орет «йесс!» и «йо-хоу! йо-хоу!». Какой он двинутый? Убогий он.
– Ага, – сказал Холодец.
– Ага, – сказал Бигмак.
– Ага, – сказал Ноу Йоу.
И они посмотрели на Джонни – так, словно что-то сообразили.
– Гм-гм, – сказал Холодец.
– Гм, – сказал Бигмак.
– Так это были они, да? – сказал Ноу Йоу.
– Да, – сказал Джонни. – Это были они.
– Не похоже на обычную передачу. А как им удалось позвонить?
– Не знаю. Наверное, среди них есть те, кто при жизни умел пользоваться телефоном. И, может быть, когда умираешь, делаешься капельку сродни… электричеству и всякому такому.
– Они чуть не назвали твою фамилию, – сказал Холодец.
– Да.
– А кто это пел?
– Наверное, Уильям Банни-Лист. Он слегка коммунист.
– А я думал, коммунисты вывелись, – сказал Ноу Йоу.
– Вывелись. И он – один из них.
– Ты хочешь сказать, теперь сюда в любую минуту может причапать Род Серлинг со своим талмудом? – спросил Бигмак. – Ну, знаешь, как в «Сумеречной зоне».
– А откуда они узнали, что передают? – спросил Ноу Йоу.
– Я одолжил им дедушкин транзистор.
– Знаешь, что я думаю? – сказал Ноу Йоу. – Я думаю, ты заварил нехилую кашу.
– Я и сам так думаю.
– Да ну вас! – сказал Холодец. – Хватит! Голоса по радио? Ну вы скажете! Нашли о чем базарить. Мало ли что это было. Может, какие-нибудь пацаны развлекаются. Чушь собачья! Призраки не звонят на радиостанции!
– Я видел фильм, где призраки лезли из телефона, – сообщил Бигмак, Самый Тактичный Человек В Сплинбери.
– Молчи! Я тебе не верю!
В телефонной будке было очень холодно.
– Надо сказать, когда ты мертв, пустить электрический ток не проблема.
