Ноу Йоу крутанул верньер.

– Сейчас прогляжу следующие номера, – сказал он. – Там должно быть что-нибудь, если… Ого… смотрите!

Они попытались разом втиснуться под один козырек. Когда до них дошло, что нашел Ноу Йоу, они онемели.

Я знал, что это важно, думал Джонни. О господи…

– Ни фига себе, – вырвалось у Холодца. – Что ж это был за бой, если все погибли…

Джонни молча нырнул под козырек соседнего аппарата и отматывал пленку назад, пока не нашел уже знакомый жизнерадостный снимок.

– Они идут по алфавиту? – спросил он.

– Да, – ответил Ноу Йоу.

– Тогда я буду читать подписи под снимком. Так… Армитедж К… Аткинс Т…

– Есть… Нет… – откликался Ноу Йоу.

– Сержант Ф. Аттербери…

– Есть.

– Эй, да тут трое с Канал-стрит, – сказал Холодец. – Там моя бабушка живет!

– Блейзер… Константайн… Фрейзер… Фробишер…

– Есть… есть… есть… есть…

Они дочитали список до конца.

Чуть погодя Джонни сказал:

– Они все погибли. Через четыре недели после того, как сфотографировались. Все до единого.

– Кроме Т. Аткинса, – сказал Ноу Йоу. – Тут написано, что такое земляческий батальон. Оказывается, можно было уйти на фронт всем городом или, например, всей улицей. Таких новобранцев отправляли в… в одно и то же место.

– Интересно, они все доезжали до… до пункта назначения? – это спросил Ноу Йоу.

– Жуть, – поежился Бигмак.

– В то время им, наверное, казалось, что это отличная мысль. Что так… ну… веселее, что ли…

– Да, но… четыре недели… – сказал Бигмак. – В смысле…

– Ты же вечно зудишь, что ждешь не дождешься, когда же в армию, – напомнил Холодец. – Это ты кричал: «Ах, как жалко, что Вторая мировая закончилась!» И кровать твоя не достает ножками до пола, потому что ты напихал под нее сто пудов «Оружия и боеприпасов»!

– Н-ну… да… боевые действия – согласен, – сказал Бигмак. – Пошмалять в бою из М-16, к примеру, – всегда пожалуйста. А поулыбаться и получить пулю в лоб – шиш.

– Они ушли на фронт вместе, потому что дружили, и все погибли, – сказал Ноу Йоу.

Ребята уставились на маленький светящийся квадратик с именами и длинной-предлинной вереницей бодро выставленных больших пальцев.

– Кроме Т. Аткинса, – сказал Джонни. – Интересно, что с ним стало?

– Это было в шестнадцатом году, – напомнил Ноу Йоу. – Если он жив, он давно умер.

– В твоем списке есть кто-нибудь из них? – спросил Холодец.

Джонни проверил.

– Не-ет, – наконец протянул он. – Один или двое с такой же фамилией, но с другими инициалами. Всю округу хоронили на этом кладбище.

– А может, он вернулся с войны и куда-нибудь уехал, – предположил Ноу Йоу.

– Тут ему было бы того… одиноко, – поддержал Бигмак.

Все посмотрели на него.

– Виноват, – буркнул он.

– С меня хватит, – объявил Холодец, с шумом отъезжая от стола. – Все это бред. Никого особенного на этом кладбище нет. Люди как люди. Да и жутковато. Айда лучше в Пассаж тусоваться.

– Я выяснил, куда денут тела, когда станут застраивать старые могилы, – сказал Ноу Йоу, когда они выходили на залитую ярким светом Таппервер. – Мама знает. Их перевезут в специальное хранилище, называется «некрополь». По-латыни – город мертвых.

– Йоу! – восхитился Холодец.

– Вот где должен жить Супермен, – сказал Бигмак.

– Некрополь! – возвестил Холодец, размахивая руками. – Днем – вежливые трупы, ночью… Ун-ца-ун-ца-ун-ЦА-ЦА… ЗОМБИ!

Джонни вспомнил улыбающиеся молодые лица, ненамного старше Холодца.

– Холодец, – сказал он, – если ты еще раз так схохмишь…

– То что?

– …ну… Просто не надо, ладно? Я серьезно.

…шшшш… вот о чем, какбывамобъяснитьпопроще… шши-ши-и-ши… объявили правительству, что… суууууиисссссс… факт, что китам нравится быть объектом охоты, Боб, и… уууууххфф…

Щелк!

– Так это и есть беспроволочный телеграф? Ах! Бедная графиня Алиса Радиони!

– Когда я был маленький, все вот так же носились с овалтином. Это, значит, в войну. Германскую. Я не рассказывал? Мы пели вместе с хором из репродуктора: «Все принимайте овал…» Что?! Какая еще графиня Алиса Радиони?

– В которую германскую?

– Что? А сколько их было?

– Пока две.

– Ну хватит! Радиони? Радио изобрел Маркони!

– Ха! А вам известно, у кого он украл идею?

– Да какая разница, кто изобрел эту несчастную штуковину! Вы будете слушать, что сейчас творят живые, или нет?

– Сговариваются отнять у нас наше кладбище, вот что!

– Да, но… я и не знал, что есть столько всего, а вы? Одной музыки сколько, и… и то, о чем говорят! Кто такая сестра Шекспира и почему она поет по радио? Что такое «бэтмен»? А еще мне послышалось, что предыдущим премьер-министром была женщина! Нет, не может быть. Женщины даже права голоса не имеют.

– Нет, имеют.

– Ур-ра!

– В мое время не имели!

– Мы столько всего не знаем!

– Так почему бы не узнать?

На кладбище стало тихо – вернее, тише обычного.

– Как?

– Мужчина в приемнике сказал, что желающие Обсудить Насущные Проблемы, Сказывающиеся На Всех Нас, могут позвонить на радиостанцию по телефону. В рамках Программы Опроса Общественного Мнения, так он сказал.

– Ну?

– На улице есть телефонная будка.

– Да, но ведь… на улице.

– Не так уж далеко.

– Да, но…

– Маленький мальчик пришел к нам и говорил с нами. Хотя был очень напуган. А мы не можем пройти шесть футов?

Это сказал мистер Порокки. Он смотрел за ветхие прутья ограды на улицу глазами человека, который основную часть своей жизни посвятил побегам.

– Но это наш дом! Мы здесь живем!

– Всего несколько шагов…

Пассаж, честно говоря, оставлял желать лучшего. Но больше тусоваться было негде.

Джонни не раз видел в кино американские пассажи, Бродвеи местного значения с кинотеатрами и магазинами. Наверное, в Америке живут другие люди, думал он. В кино тамошние пацаны были жутко стильные, девчонки как на подбор красотки, и в пассажах не толклись ни бесчисленные бабуси-камикадзе, ни многодетные мамаши. По ним не маршировали по десять в ряд фанаты из «Сплинберийского объединенного клуба болельщиков», распевающие знаменитую футбольную песню «Оле-оле-оле-оле!» (хлоп-хлоп, хлоп-хлоп-хлоп!). В таком месте нормально не потусуешься. Там можно только убивать время.

Их четверка убивала время в закусочной. Ноу Йоу внимательно читал листовку, посвященную тому, что ради приготовления бифбургеров не вырубают девственные джунгли. Бигмак наслаждался любимым лакомством – картошкой «Мегаджамбо» с пятнадцатью порциями острой овощной приправы.

– Интересно, удастся мне устроиться сюда на работу? – задумчиво спросил Холодец.

– И не мечтай, – сказал Бигмак. – Как только менеджер на тебя взглянет, он сразу поймет, куда пойдет вся прибыль.

– Ты хочешь сказать, я толстый? – вскинулся Холодец.

– Нет, отягощенный гравитацией, – не отрываясь от чтения, откликнулся Ноу Йоу.

– Лишней, – прибавил Бигмак.

Холодец зашевелил губами, пробуя, как это звучит.

– Лучше уж буду толстый, – решил он. – Можно, я доем маринованный лук?

– И потом, здесь от желающих поработать отбою нет, – сказал Бигмак. – И берут только круглых отличников.

– Чего? Жарить бургеры?

– А другой работы никакой, – сказал Бигмак. – Все фабрики в округе позакрывали. Заняться нечем. Никто больше ничего не производит.

– Да нет, кто-то что-то все-таки производит, – возразил Холодец. – Вон в магазинах полно всего.

– Это привозное, из всяких там Тайваней. Ха! Ничего себе у нас будущее! А? Джонни!

– Чего?

– Ты знаешь, что ты сидишь и пялишься в пустоту?

– Да в чем дело-то? – спросил Холодец. – Мертвецы пришли купить гамбургеров навынос?

– Нет, – сказал Джонни.

– Тогда о чем задумался?

– О больших пальцах, – признался Джонни, по-прежнему глядя в стену.