Он надеялся, что сможет поехать с Уэйдом, но хотя его друг разговорился вчера больше, чем обычно, Джефф все равно заметил напряженность между ним и матерью, не ускользнуло от него то, что теперь между ними выросла какая-то стена, которой раньше не было.

Ему хотелось почесать зудевшую рану, но он мужественно подавил это желание и откинулся в седле так, как это делал его старший друг.

Уэйд обернулся и с улыбкой спросил:

— Устал?

Джефф действительно устал, но отрицательно покачал головой. Мальчик видел, что Уэйд обернулся и вопросительно взглянул на мать. Ма и Уэйд часто обменивались взглядами. Если бы только…

Он снова поудобнее устроился в седле и принялся обдумывать хитроумный план. От дома, от Джейка их отделяло еще несколько часов пути. Мальчик подъехал к Уэйду.

— Можно мне теперь немного повести лошадей? — попросил он.

Он видел, что Уэйд сомневается, но потом последовал кивок головой. Уэйд отвязал веревку, за которую одна за другой были привязаны все лошади, и вручил ее Джеффу, внимательно следя, как мальчик привязывает ее к луке своего седла и начинает медленный шаг. Джефф почувствовал, как натянулась веревка и Кинг Артур на секунду заартачился. Мальчик оглянулся на Уэйда, но тот лишь вопросительно поднял бровь.

Уэйд не собирался помогать ему, и Джефф ощутил прилив гордости. Его друг не сомневался в том, что он справится, что он теперь достаточно хороший наездник, чтобы подчинить себе остальных животных. Джефф сжал коленями бока Кинга Артура, и тот пошел вперед с тихим протестующим ржанием, но исполняя то, что ему велели. В мальчике появилась какая-то новая уверенность. Он улыбнулся Уэйду и получил в ответ слабый намек на улыбку. Несмотря на такой скромный знак одобрения, Джеффу казалось, что он совершает что-то великое.

Джефф подождал до следующего привала, когда они остановились, чтобы дать отдых лошадям и перекусить сушеным мясом. Затем, когда они вновь тронулись в путь, он почувствовал себя настолько уверенным, что совершил маневр на Кинге Артуре и оказался вместе с вереницей лошадей позади Уэйда Фостера и матери, вынудив их ехать рядом.

Он сосредоточенно вел лошадей, но не выпускал из виду ехавших впереди. Тело Уэйда вытянулось в струну. Спина матери была такой прямой, что Джеффу казалось, она вот-вот сломается. Ему захотелось подстегнуть их обоих. Но вместо этого он просто ждал.

Ну почему она так чертовски красива?

Уэйд вспомнил вчерашний вопрос Джеффа. Она была такой же красивой, как ма? Вспомнил выражение лица Мэри Джо, когда он так и не ответил.

Ну конечно же Мэри Джо красавица, но он не имел права говорить об этом.

И он никогда не мог сравнивать этих двух женщин — Чивиту и Мэри Джо. Чивита была именно тем человеком, в ком он нуждался десять лет назад: мягким нежным существом, безропотно воспринимавшим его таким, каким он был. Она никогда не требовала ничего больше простой привязанности, никогда не задавала вопросов, никогда не пыталась влезть ему в душу.

А Мэри Джо всегда копалась в его душе, и ее приводило в ужас то, что она там находила. Ее страстность проявлялась во всем, тогда как Чивита… была тихой и нетребовательной. Он не сомневался, что Чивита любила его, но она никогда не претендовала на его сердце и душу, а Мэри Джо никогда не сможет довольствоваться меньшим, что бы она там ни говорила. Но его душа уже принадлежала дьяволу.

Сейчас она выглядела совершенно неотразимой. Каштановые волосы были заплетены в длинную косу, из которой выбились несколько непослушных локонов, обрамивших ее лицо с зелеными изменчивыми глазами. Ему не верилось, что она не понимает, как она желанна, как прелестна, когда ее губы улыбаются, глаза сверкают и лицо выражает неукротимость духа, которая никогда не перестает его удивлять.

Вчера вечером ей понадобилось удостовериться во всем этом, а он не мог успокоить ее, потому что тогда открылось бы, как сильно он к ним привязан, как сильно ему хочется остаться с ней и Джеффом еще на несколько недель, месяцев, лет. Однако он не мог так рисковать. Появление Келли отлично доказало, как хрупко все его существование, как легко может наступить разоблачение. Он не мог допустить, чтобы Мэри Джо получила клеймо жены убийцы, мародера, военного преступника.

И все же он не мог сдержаться, чтобы не ответить, когда она задохнулась от внезапного восторга при виде оленихи с олененком, появившимися неожиданно в высокой траве неподалеку от них. Почуяв их запах, животное грациозно выгнуло шею, прежде чем повернуться и умчаться прочь, а маленький олененок последовал за матерью.

Ее глаза улыбались, и он не мог не улыбнуться в ответ. Лицо ее смягчилось, улыбка передавала восторг. Он уже и раньше замечал, как она любит малышей. Ей бы следовало иметь много детей. Возможно, шериф…

Мысль полоснула как кинжалом. Непривычная ревность отравила его змеиным ядом.

— Они прекрасны, — сказала Мэри Джо, нарушая неловкую тишину, которая все утро сопровождала их путешествие.

Он кивнул, по-прежнему сохраняя молчание, так как яд ревности лишил его возможности вежливо ответить. Он кипел от гнева, от одной мысли, что она может быть с кем-то другим и иметь детей от кого-то другого.

Мэри Джо вновь напряженно выпрямилась, прикусила губу, ее лицо слегка порозовело под золотистым загаром. Она отвернулась.

Ясно одно — он обидел ее, и это было невыносимо.

— Мэри Джо! Она оглянулась.

— Никогда не теряй ощущения… радости.

Он сам не знал, почему выбрал именно это слово. Обычно он его не произносил. Но сейчас ему захотелось его сказать. Она умела тихо, но искренне радоваться жизни, что доставляло ему особую боль.

Его слова поразили ее, и она бросила на него пытливый взгляд.

— А ты когда-нибудь позволишь себе хоть немного радости? — наконец спросила она.

Вопрос больно резанул. Он никогда не считал, что у него есть выбор. Радость, счастье — как ни назови — были отобраны у него, когда ему исполнилось пятнадцать, когда убили всю его семью. Последующие события, в которых он участвовал и по своей, и по чужой вине, лишили его последней возможности вернуть утерянную радость. Если человек когда-то пережил убийство, террор и даже участвовал в них, вряд ли что осталось от его души. Радость требует в какой-то степени невинности души, а этого у него не осталось. Да, он переживал минуты удовольствия, особенно недавно, когда занимался любовью. Но радость? Это ушло навсегда, как и многое другое. Но он не хотел, чтобы Мэри Джо теряла ее. Или чтобы Джефф перестал удивляться всему новому и необычному. Этого он не смог бы вынести.

Он почувствовал, что его лицо окаменело.

— Уэйд!

В ее голосе послышалось столько беспокойства, что он удивился — неужели она сумела прочесть что-то по его лицу? Жаль, он не умеет скрывать свои мысли.

— Нам нужно ехать быстрее, — коротко бросил он, — если мы хотим попасть на ранчо до наступления ночи.

Он подстегнул своего коня, пустив его легким галопом, надеясь, что прекратит ее вопросы и избежит ненужных ответов.

На ранчо «Круг Д» они приехали в сумерках. Такер накачивал воду в поилку и, увидев их, оживился, Мэри Джо заметила, что он переводил взгляд с одного на другого, пока не остановился на Джеффе, и улыбка озарила его лицо.

— Тут заезжал один старый чудак и сказал, что вы нашли Джеффа, но гораздо лучше самому убедиться, — поведал он Мэри Джо, которая первая подъехала к нему.

Уэйд сразу направился к загону, чтобы открыть ворота.

Мэри Джо устало спешилась. Она знала, что Джефф устал гораздо сильнее.

— С ним все в порядке. Он устал. Мы все устали.

— Я позабочусь о лошадях. С виду прекрасные животные, — сказал Такер.

Мэри Джо бросила взгляд на вереницу.

— Да.

— Они объезжены?

— Да. Что-нибудь произошло, пока меня не было?

— Вчера здесь был шериф, спрашивал вас. Я не знал, стоит ли сообщать о том, что пропал ваш мальчик, но тот старик говорил, что лучше помалкивать. Я, правда, был не уверен, поэтому просто сказал, что вы уехали покупать лошадей.