И тогда он выстрелил.

Ее нога взорвалась осколками боли, и она упала, испустив разъяренный крик. В ту же секунду она попыталась подняться, но нога ее не слушалась, и она внезапно почувствовала озноб, хотя кожа ее была покрыта потом.

— Мама! — закричала она. — Мама! Мама! Мама! — снова и снова кричала она, когда мужчины окружали ее.

— Уэверли? — прозвучал в затхлом воздухе слабый женский шепот. — Уэверли, где ты?

— Мама? Помоги мне! — отчаянно вскричала Уэверли. Мама шла к ней. Еще немного, и она будет в безопасности.

Она судорожно оглядывалась, пытаясь определить, откуда доносится голос. Справа показалась высокая фигура, которая, спотыкаясь, бежала к ней. Женщина приблизилась, и Уэверли смогла рассмотреть ее лицо.

Аманда.

— Нет! Мне нужна мама! — кричала Уэверли, всхлипывая и колотя себя кулаками по глазам, ушам, пока не почувствовала, как множество рук хватают ее и не дают вырваться. Даже раненная, она была сильнее любого из них, но их было так много, что она просто не могла пошевелиться. Разум оставил ее. Все ее существо захлестнула боль, и она полностью упала духом. Все было кончено. Она не могла помочь маме. Они поймали ее, и надежды больше не оставалось.

Чьи-то руки, на этот раз нежные, обхватили ее лицо, и она, не открывая глаз, поняла, кому они принадлежали.

— Уэверли, что ты здесь делаешь?

Аманде нужна была ложь, но лицо ее вдруг стало расплываться, и Уэверли, теряя сознание, слышала, как женщина кричит охранникам:

— Она просто ребенок! Оставьте ее! Она просто ребенок!

Уэверли разбудило дребезжание стекла. В лицо ей светила яркая лампа, слепящая глаза, а ноздри жег запах этанола. Рядом с ее кроватью стоял мужчина в хирургической маске и что-то делал с рядом пробирок, расположенных перед ним. Когда он заметил, что Уэверли смотрит на него, он улыбнулся, отчего вокруг его глаз разбежались морщинки.

— Это замечательно, — сказал он ей. — Ты очень хорошо реагируешь на лечение.

— Какое лечение? — спросила она, неловко ворочая языком.

— Позволь мне позвать сиделку, — сказал он, тронув ее за руку. Он вышел, неся в руках поднос.

И тогда она вспомнила. Ее мама. Она говорила с мамой, держала ее за руку. Ее мама была жива, и ей нужно вытащить ее оттуда.

Она сбросила одеяло и попыталась сесть, но перед глазами у нее все поплыло, и ей пришлось уцепиться за поручни кровати. Она попробовала сдвинуться с места, но ее ногу пронзила жгучая боль.

«В меня стреляли», — поняла она, не до конца в это веря.

В ближайшее время она никуда не могла пойти.

Уэверли огляделась. Она была не в госпитале. Лампы были слишком яркими, и здесь не было иллюминаторов, выходящих наружу. Судя по всему, она лежала во внутренней части корабля, на верхнем уровне. Справа от нее находились ряды белых шкафчиков. Слева стоял высокий стол, заставленный лабораторной посудой. С краю стола была установлена центрифуга вроде той, что она использовала на уроках биологии.

Она была в лаборатории.

Раздались шаги, и возле нее возник другой человек в хирургической маске. Эти карие глаза показались ей знакомыми, и, когда женщина поздоровалась, Уэверли узнала ее голос. Это был Магда, сестра, которая ухаживала за ней, когда она впервые попала на «Новый горизонт».

— Почему я в лаборатории? — спросила Уэверли.

— Хочешь пить? — Магда вставила ей трубочку между губ. Уэверли стала пить ледяную воду. Она ощущала тупую боль в горле, словно ей что-то засунули в трахею. А в распухшую вену у нее на руке была вставлена трубка, отчего кожа вокруг нее зудела.

— Почему я в лаборатории? — настойчиво повторила Уэверли.

Магда тяжело опустилась на стул.

— Ты, наверное, хочешь узнать, что с твоим животом.

Уэверли посмотрела вниз и обнаружила, что живот ее вздулся, став твердым и выпуклым. Нажав на него рукой, она почувствовала боль.

Горло Уэверли сжалось от паники, и она закашлялась. Магда помогла ей сесть и поглаживала ее по спине, пока она не смогла перевести дыхание.

— Что вы со мной сделали?

— Успокойся. Ты в полном порядке.

— Я в порядке? В меня стреляли?

— Ну, дорогая, ты была там, где тебе не полагается быть.

— Почему мой живот вздулся? — спросила она. — Вы сделали меня беременной?

— Нет, нет, нет. Ты не беременна, Уэверли. Мы наполнили твою брюшную полость углекислым газом, чтобы иметь доступ внутрь во время операции.

— Какой операции? — закричала Уэверли. Горячие слезы стекали к волосам у нее на висках.

— Пусть лучше это объяснит Пастор.

От дверного проема скользнула тень, и рядом с ней оказалась Энн Мэтер. На лице у нее тоже была хирургическая маска, и ее серые глаза улыбались Уэверли.

— Ну, как наш пациент? — спросила она с нежностью, от которой Уэверли передернуло.

— Что вы со мной сделали?

— Мы провели с тобой очень простую процедуру, Уэверли. Тебе не грозит никакая опасность.

— Какую процедуру? — она почти кричала. «Это просто, — сказала она себе. — Подумай головой».

— Я скажу тебе, если ты объяснишь мне, почему ты была в грузовом отсеке.

Она выжидающе смотрела на Уэверли.

Ложь. Уэверли срочно нужна была ложь.

— Я искала пистолеты, — сказала она наконец. — На «Эмпирее» их хранили в грузовых отсеках, и я подумала, что вы тоже можете держать их там.

— Потому что ты хотела сбежать? — мягко уточнила Мэтер.

Уэверли кивнула.

Женщина внимательно ее изучала. Уэверли закрыла глаза, делая вид, что ее истощили лекарства, которыми они, без сомнения, ее накачали.

— Ну, Уэверли, я разочарована, но я не сержусь.

Уэверли изображала непослушного ребенка, которому нужно только прощение.

— Нет?

— Ты, наверное, в замешательстве. Последние недели были для тебя и других девочек крайне напряженными. И я нисколько не удивлена этой… — Мэтер повела рукой в перчатке, подбирая слово. — …выходкой.

Это банальное слово взбесило Уэверли, но она выдавила из себя улыбку:

— Простите.

— Все в порядке, милая. Я все прощаю.

Мэтер мягко положила руку на плечо Уэверли. По ее коже пробежали мурашки, но она снова ухитрилась улыбнуться.

— Что вы со мной делаете? Если я не беременна, то, значит, я больна? — спросила она, стараясь не показывать злости в голосе.

— Нет, дорогая. Ты совершенно здорова. — Мэтер немного поморгала, словно собираясь с мыслями. — Видишь ли, это было самое подходящее время. Нам нужно было усыпить тебя, чтобы вылечить твою ногу. Она должна быстро зажить, хотя, возможно, ты будешь немного хромать. Мне так жаль говорить это.

«Вам ничуть не жаль», — подумала Уэверли.

— И пока ты была под анестезией, — продолжала Мэтер, — мы провели ультразвуковое обследование и увидели, что твои яйцеклетки абсолютно созрели. Так что мы взяли их, пока это было возможно. И они такие прекрасные, Уэверли. Мы не могли позволить себе их выкинуть.

— Яйцеклетки? — переспросила Уэверли дрожащим голосом.

Мэтер склонилась над ней. Улыбка исчезла из ее глаз.

— Долг каждого человека на этом корабле — обеспечить выживание команды. И это твой долг тоже, Уэверли.

— Что? Что вы со мной делаете? — завопила Уэверли, больше не в силах прятать свою ярость. Ей хотелось избить Мэтер, задушить ее. — Скажите мне! — пронзительно закричала она.

— Я скажу тебе, когда ты перестанешь кричать.

Уэверли заставила себя перевести дух. «Когда-нибудь я убью эту женщину», — поклялась она себе.

— Если все пойдет хорошо, через девять месяцев ты подаришь детей многим бездетным парам. Подумай о том, какое счастье это будет для них! Они так много лет мечтали о детях, и вот теперь наконец ты делаешь это возможным.

Уэверли в шоке смотрела на нее.

— Прямо сейчас твои яйцеклетки оплодотворяют, и скоро мы имплантируем их женщинам, которые готовы к материнству. Одна из них — Аманда. Она должна была получить твое согласие. Она сказала мне, что начала обсуждать это с тобой, помнишь?