Уэверли увидела Фелисити, которая сидела на своей койке в задней части комнаты, глядя в иллюминатор. Свечение туманности было как будто приглушенным. Интересно, как далеко от них могла сейчас находиться «Эмпирея»? Как вообще они смогут найти свой дом посреди этой розовой мути?

Уэверли подошла к Фелисити, обняла ее за спину и присела рядом с ней.

— Чего тебе надо? — раздраженно спросила девочка.

Уэверли решила не отвечать. Вместо этого она прижалась к подруге.

— Ты знаешь, однажды, — сказала Уэверли, — еще на «Эмпирее», меня попытался поцеловать Мейсон Ардвейл.

Фелисити навострила уши, но не отвела взгляда от иллюминатора.

— Мне пришлось ударить его. И я разбила ему губу до крови.

— И он от тебя отстал?

— Мы были в лифте. Дверь открылась, и кто-то зашел внутрь.

— Тебе повезло, — сказала Фелисити с горькой усмешкой. — Этот человек…

Уэверли задержала дыхание. «Расскажи мне, что произошло, Фелисити. Позволь мне помочь тебе».

Но Фелисити, судя по всему, передумала что-либо говорить и отвернулась.

— Тебя обидели, да? — спросила Уэверли как можно мягче.

— Я не буду с тобой это обсуждать.

— Почему нет? Возможно, это поможет…

— Единственное, что помогает, — забыть. И сделать вид, что этого не было.

— Я так не думаю. — Она протянула руку и легко коснулась запястья подруги, но Фелисити спрятала руки в складках юбки. — Расскажи мне, что случилось.

— Ты бы узнала это и сама, — бросила Фелисити, — если бы твой мальчик не был любимчиком Капитана.

Это сильно задело Уэверли, но она заставила себя не злиться на подругу.

— Фелисити, я хочу помочь.

— То есть теперь, когда Кирана нет рядом, у тебя появилось время для меня?

— Что?

— Хватит, Уэверли. Не притворяйся. Как только Киран стал проявлять к тебе интерес, у тебя больше ни на кого не оставалось времени.

— Это неправда.

— Это правда. Так что не притворяйся теперь, что беспокоишься обо мне. Я уже довольно долго была одна, и никто со мной не разговаривал…

— А твои родители?

— Мой папа не смог бы этого вынести, Уэверли. Он сошел бы с ума. Или покончил бы с собой.

— Но твоя мама…

— Сказала мне избегать их. В закрытой металлической коробке в глубоком космосе. Ну-ну.

— Их? Кого?

— Неважно. — Фелисити прислонилась головой к толстому стеклу. Кожа вокруг ее губ шелушилась, и Уэверли увидела крошечные капельки слюны, пузырившиеся в уголках рта. Она знала Фелисити Виггам всю свою жизнь, но теперь ничего не могла сделать, чтобы помочь ей.

— Думаю, я бы не удивилась, если бы ты сказала, что не хочешь возвращаться домой, — сказала Уэверли.

— Почему ты думаешь, что здесь будет по-другому?

— Это возможно. Разве ты сама так не думаешь?

— Ты такая наивная, — презрительно усмехнулась Фелисити. — Разве ты не видишь, кто такие люди? Они животные. Все.

— Фелисити. — Уэверли схватила ее за руку и сжимала ее, пока Фелисити не подняла глаза на нее. — Мы тоже животные. Мы можем сопротивляться им.

Фелисити отдернула руку:

— Ты идиотка. Не имеет значения, насколько сильно ты борешься.

— Для меня это имеет значение, — тихо сказала Уэверли.

— Ну, тогда борись, — бросила Фелисити через плечо.

Уэверли встала, сжав кулаки:

— И буду.

Во время семейного времени Уэверли принимали Аманда и Джошиа Марвины, которые волновались куда больше, чем она. Длинные пальцы Аманды дрожали, а Джошиа постоянно выбегал на кухню проверить еду. В гостиной стоял грязный рабочий стол, заваленный инструментами и древесными опилками.

— Как видишь, у Джошиа есть хобби. — Аманда улыбнулась. От ее зеленых глаз расходились морщинки, но у нее было мягкое доброе лицо, по которому нельзя было сказать, сколько ей лет. Она показала на несколько резных деревянных инструментов, развешанных по стенам. Это были вариации гитары разных форм и размеров, и они были очень красивы какой-то примитивной красотой. — Их делает Джошиа. Он довольно хороший музыкант. Играет на службах.

— Службах? — переспросила Уэверли.

— Церковных службах. Мы все на них ходим.

— Понятно.

Аманда жестом пригласила Уэверли сесть на деревянную скамейку.

— Я не могу передать, какое это удовольствие — видеть молодые лица! Я уже забыла, как выглядит юная кожа. — Аманда наклонилась вперед, словно собираясь дотронуться до щеки Уэверли, но девочка отпрянула.

Уэверли с опаской смотрела на открытое лицо женщины, ее высокий лоб и выступающие скулы и пыталась придумать, какую пользу она может от нее получить.

— Сегодня я пила чай с Энн Мэтер, и она сказала то же самое.

— Спасибо Господу за Пастора Мэтер! — засияла Аманда. — Не знаю, что бы мы без нее делали. На борту «Нового горизонта» все были очень подавлены, пока она не выдвинулась… пока ее не выбрали нашей главой.

— Я заметила, что люди называют ее Пастором. А на «Эмпирее» у нас был Капитан.

— У нас тоже сначала был Капитан, — сказала Аманда немного смущенно. — Капитан Такемара.

— Что с ним случилось?

Аманда покачала головой:

— Он заболел. Это было так печально. Он был совсем не старый.

— Но тогда почему его первый помощник не продолжил его дело?

Аманда выглянула из двери кухни, словно надеясь, что к ней на помощь придет Джошиа.

— Ну, на самом деле Командир Рили покончил с собой за несколько недель до того, как Капитан отказался от командования кораблем. — Она моргнула и выдавила из себя улыбку.

— И тогда Энн Мэтер захватила власть.

— Она была избрана, — сказала Аманда. — Старейшинами церкви.

— Старейшинами?

— Думаю, на вашем корабле это называлось Центральным Советом? Правильно?

— Я думала, если первый помощник не может принять власть, то должны устраиваться общие выборы, на которых голосуют все. Разве не так написано в регламенте?

— Ох, — сказала Аманда, хихикнув, — я ничего не понимаю в политике. Правда, Джошиа?

Джошиа вошел в комнату и поставил на стол горшок с дымящимися тушеными овощами.

— Это правда, Уэверли. Аманду все это совершенно не интересует. Понимаешь, она художник.

Уэверли посмотрела на картину над столом. Это был портрет маленькой девочки с розовыми щечками и кудрявыми черными волосами.

— Это вы нарисовали?

— Да, я. Угадай, кто это? — спросила она Уэверли с блеском в глазах.

Уэверли всмотрелась в свежие щечки и острый подбородок, прямую линию волос и пухлую фигурку девочки, и ее осенила внезапная догадка:

— Это Энн Мэтер, да?

— В три года. Она была прелесть, не правда ли?

Девочка смотрела с картины широко раскрытыми невинными глазами. Ее губки были похожи на бутон розы, а пухлые ручки сжимали початок кукурузы. Она и правда была прелестным ребенком.

— Я обожаю рисовать детей! Это… успокаивает. Конечно, у меня не было возможности рисовать с натуры, — сказала Аманда. — Но Пастор была так добра, что дала мне на время свою детскую фотографию.

— Это отличная картина, — сказала Уэверли. Ей хотелось верить, что женщина ничего не знает о том, что случилось на «Эмпирее», потому что она инстинктивно испытывала к ней симпатию. Джошиа ей тоже нравился. Он был ниже Аманды, у него были широко расставленные глаза и растрепанная копна полуседых волос. Пока Аманда говорила, он прохаживался по комнате, прислушиваясь к своей жене, и тихо улыбался самому себе в ответ на ее слова. Они любили друг друга, Уэверли это видела.

Джошиа кивнул головой в сторону стола:

— Суп готов, девочки.

Джошиа налил пряного супа в глиняную миску Уэверли. В ароматном бульоне плавали большие куски брокколи, помидоров и спаржи. Уэверли взяла кусок хлеба из корзины, стоящей перед ней, и окунула его в суп. Она была зверски голодна, но почувствовала, как к ее локтю кто-то мягко прикоснулся. Аманда снисходительно улыбнулась.

— У нас есть свои обычаи, — сказала она и закрыла глаза. — Господи, спасибо Тебе за то, что привел к нам Уэверли, целую и невредимую. Мы так благодарны, что Ты послал нам этих детей.