Философ (взволнованно). Послушай, что я тебе скажу: ты был обыкновенным черепом, который я заметил и пожалел, умолив Повелителя судеб оживить тебя. Но мне не нужно твоей благодарности, я просто прошу тебя понять, как могла сохраниться твоя одежда, если ты умер столько лет назад! Садись лучше и поговорим о временах царя Чжоу-синя…

Крестьянин. Врешь! В твою болтовню не поверит даже трехлетний ребенок, а мне уже тридцать три! (Надвигается на своего спасителя.) Ты…

Философ. Я действительно обладаю способностью воскрешать. Ты, должно быть, знаешь про Чжуан Чжоу из Циюаня.[439]

Крестьянин. Нет, не знаю. Но даже если ты обладаешь этой способностью, она ни черта не стоит. Очень надо было мне воскресать, чтобы оказаться голым! Как я теперь пойду к родичам? Узел и тот исчез… (Чуть не плача, подбегает к философу и хватает его за рукав.) Не верю я твоему вранью. Кроме меня, ты здесь один, значит, я должен требовать с тебя. Пойдем к старосте!

Философ. Погоди, погоди, халат у меня ветхий, еле жив, а ты его дергаешь. Дай сказать хоть несколько слов. Не заботься ты так о своей одежде: с ней хорошо, а без нее, может, еще лучше. У птиц есть перья, у зверей — шерсть, а огурцы и баклажаны голые, но ничуть не страдают от этого. Словом, и в том, и в другом заключается верное и неверное.[440] Конечно, нельзя сказать, что следует ходить без платья, но разве можно сказать, что надо непременно носить платье?

Крестьянин (в ярости). Хватит болтать! Отдавай мои вещи, или я тебя укокошу! (Одной рукой продолжает держать мудреца, а другую сжимает в кулак и замахивается.)

Философ (взволнованно заслоняясь). Ты не смеешь действовать силой! Отпусти, а то я попрошу Повелителя судеб вновь умертвить тебя!

Крестьянин (презрительно усмехается и отпускает философа). Ладно, убивай меня. Иначе я заставлю тебя вернуть и одежду, и зонтик, и узел, в котором было пятьдесят две монеты, полтора цзиня сахару и два цзиня фиников.

Философ (сурово). Смотри, не успеешь даже пожалеть!

Крестьянин. Сам жалей, мерзавец!

Философ (решившись). Хорошо, раз ты так глуп, возвращайся к прежнему состоянию. (Обратившись лицом на восток, поднимает руки к небу и во весь голос кричит). Прими мои искренние, высочайшие почести, о божественный Повелитель судеб!

Великий старец, стремительный, точно указ! Появись! Появись! Появись!

Молчание, никакого отклика.

Великий старец! Появись! Появись! Появись!.. Появись!..

Снова никакого отклика. Чжуан-цзы оглядывается по сторонам и медленно опускает руки.

Крестьянин. Ну как, умер я или жив?

Философ (растерянно). Не знаю почему, но на этот раз заклинание не подействовало.

Крестьянин (подступая). Хватит врать. Гони мою одежду!

Философ (отпрянув). Убери руки! Варвар, не понимающий философских принципов!

Крестьянин (хватает его). Да ты, видать, не просто бандюга, а главарь целой разбойничьей шайки! Сейчас я сдеру с тебя даосский халат, возьму твоего коня, и ты заплатишь мне за…

Вырываясь, философ торопливо достает из рукава полицейский свисток и бешено свистит. Крестьянин в изумлении останавливается. Вдали появляется полицейский.

Полицейский (кричит на бегу). Держи его! Не отпускай! (Подбегает. Это краснорожий безусый детина из княжества Лу в полицейской форме и с дубинкой в руках.) Держи мерзавца!

Крестьянин (опять бросаясь на философа). Держи мерзавца!

Подбежав, полицейский хватает Чжуан-цзы за воротник, замахивается дубинкой, а крестьянин отпускает мудреца и, согнувшись, прикрывает свой срам ладонями.

Философ (ухватившись за дубинку, запрокидывает голову). Что это значит?

Полицейский. Что значит? Гм, неужели сам не понимаешь?

Философ (гневно). Это ведь я тебя звал, а ты меня хватаешь!

Полицейский. Как так?

Философ. Свисток дал я…

Полицейский. Украл чужое платье, да еще свистишь? Вот негодяй!

Философ. Я просто мимо проходил, увидел мертвеца, оживил его, а он вместо благодарности заявляет, будто я взял его вещи. Посмотри на меня, неужели я похож на грабителя?

Полицейский (убирает дубинку). Кто тебя знает! «Можно видеть лицо человека, но не его мысли». Пойдем в участок!

Философ. Это исключено. Я очень тороплюсь, иду к чускому царю.

Полицейский (изумленный, отпускает Чжуан-цзы и вглядывается в его лицо.) Так ты из Ци…

Философ (радостно). Да, я Чжуан Чжоу, циюаньский чиновник. А ты откуда знаешь?

Полицейский. Начальник нашего участка последние дни часто вспоминал о вас, говорил, что вы отправляетесь в царство Чу, чтобы разбогатеть, и, возможно, пройдете здесь. Начальник нашего презренного участка тоже отшельник и занимает свою должность только по совместительству. Он очень любит читать ваши сочинения, например, «О равенстве вещей».[441] Здорово там сказано: «Жизнь — это смерть, смерть — это жизнь. Возможность — это невозможность, невозможность — это возможность». Как это сильно звучит, каким блестящим слогом написано! Зайдите в наш презренный участок, отдохните!

Крестьянин, испуганный, отступает в бурьян и вновь садится на корточки.

Философ. Сейчас уже поздно, и я не могу задерживаться. Но на обратном пути обязательно навещу вашего почтенного начальника.

Мудрец садится на коня, и уже хочет взмахнуть плетью, как вдруг крестьянин, выскочив из бурьяна, хватает коня под уздцы. Полицейский тоже подбегает и пытается оттянуть крестьянина.

Философ (воскресшему). Чего ты снова пристал?

Крестьянин. Вы уедете, а я что буду делать? Господин полицейский, посмотрите, ведь у меня ничего нет…

Полицейский (почесывая за ухом). Да, в таком виде трудно что-нибудь делать… Мне кажется… Господин (смотрит на Чжуан-цзы), вы ведь богаче его, подарите ему часть своего платья, пусть прикроет стыд…

Философ. В принципе это было бы справедливо, одежда принадлежит не мне одному. Но я сейчас еду на аудиенцию к царю, без рубашки обойтись не могу, а без халата тем более.

Полицейский. Да, без них действительно не обойдешься! (Воскресшему.) Убери руки!

Крестьянин. Мне нужно к родичам…

Полицейский. Ерунда! Если будешь еще приставать, заберу тебя в участок! Катись отсюда! (Поднимает дубинку и загоняет крестьянина в бурьян.)

Философ (полицейскому). Прощай, до свиданья!

Полицейский. До скорого свиданьица, ваша милость! Счастливого пути!