Гуань Цянь-ао кивнул, постоял, провожая Мо-цзы взглядом, и с грохотом покатил тележку в город.
3
Чускую столицу Инчэн[425] даже сравнить нельзя было с сунской: на широких улицах стояли ровные, стройные здания, большие магазины ломились от первосортных товаров — белоснежных холстов, огненно-красного перца, пятнистых оленьих шкур, крупных, сочных зерен лотоса. Жители были помельче северян — зато бойчее и развязнее. Все были хорошо одеты — Мо-цзы, в своем рубище и обмотках, мог здесь сойти за нищего с солидным стажем.
По пути к центру города, на большой площади, уставленной ларьками и лотками, теснились людские толпы: здесь, на скрещении нескольких улиц, раскинулся шумный базар. Высмотрев в толпе старика, по виду — человека образованного, Мо-цзы решил узнать у него адрес Гуншу Баня. На беду, оба изъяснялись на разных диалектах и не могли понять друг друга. Мо-цзы уже принялся было выводить имя Гуншу Баня на ладони, как вдруг раздался громоподобный рев: толпа запела. Любимица публики Сай Сян-лин исполняла своего знаменитого «Сычуанца в деревне», и все хором грянули припев. Ученый старец тоже начал что-то мурлыкать, и Мо-цзы понял, что старцу теперь не до иероглифов. Не дописав и первого знака, он быстро зашагал прочь, но пели все и всюду: не к кому было и подступиться. Наконец певица все же умолкла — и мало-помалу восстановилось спокойствие. Наткнувшись на лавку столяра, Мо-цзы зашел туда, чтобы разузнать о местожительстве Гуншу Баня.
— Дом господина Гуншу, шаньдунца, который сделал крючья и тараны? — Он и впрямь был хорошо известен хозяину лавки — желтолицему, черноусому толстяку. — Это рядом. Ступай обратно, пройдешь перекресток и по второму переулку, что будет по правую руку, иди на восток, потом на юг, потом поверни на север — и увидишь третий дом от угла, так вот это он и есть.
Мо-цзы, рисуя на ладони иероглифы, попросил хозяина проверить — все ли он правильно понял, и лишь после этого, крепко-накрепко все затвердив и поблагодарив хозяина, стремительным шагом направился по указанному адресу. Все оказалось точным: на воротах перед третьим домом от угла висела доска из кедра с тончайшей резной надписью. Старинная вязь гласила: «Дом Гуншу Баня из княжества Лу[426]».
Мо-цзы стукнул несколько раз кольцом из красной меди, торчавшим из звериной пасти. На стук вышел свирепого вида привратник. Он бросил взгляд на гостя и заорал:
— Хозяин не принимает! Много вас тут, земляков, шляется, и все чего-нибудь просят!
Мо-цзы еле успел взглянуть на него, как тот уже запер дверь. Мо-цзы постучал еще — никто не отзывался.
Однако привратнику от взгляда незнакомца сделалось как-то не по себе. Почувствовав неладное, он решил все же доложить о нем хозяину. Гуншу Бань, с плотничьим угольником в руках, обмерял модель осадной лестницы.
— Хозяин, опять какой-то ваш земляк помощи просит, — негромко сказал привратник. — Только этот какой-то чудной…
— Как его зовут?
— Я не спросил… — растерянно ответил слуга.
— Выглядит как?
— На нищего похож. Лет тридцати, высокий, лицо смуглое…
— Да это, наверное, Мо Ди! — испуганно воскликнул Гуншу Бань и, бросив модель и угольник, поспешно сбежал с крыльца. Перепуганный привратник, забежав вперед, открыл дверь. Мо-цзы и Гуншу Бань встретились прямо у ворот.
— Ну конечно, это вы, — обрадованно сказал Гуншу Бань, приглашая гостя в дом. — Как себя чувствуете? По-прежнему в хлопотах?
— Как всегда…
— Но вы, учитель, проделали такой долгий путь — не иначе как хотите меня в чем-то наставить?
— Обидел меня на севере один человек, — спокойно сказал Мо-цзы. — Хочу попросить, чтоб ты его убил…
Гуншу Бань нахмурился.
— Я дам тебе за это десять монет! — добавил Мо-цзы.
Услышав такое, хозяин уже не мог сдержать негодования. Насупившись, он холодно ответил:
— Я не убийца!
— Превосходно! — Мо-цзы, взволнованный, встал и дважды поклонился ученику, после чего спокойно продолжал: — Однако я должен тебе кое-что сказать. Слышал я на севере, что ты построил осадную лестницу и хочешь напасть на Сун. А чем провинилась эта страна? У Чу земли в избытке, а населения не хватает. Разумно ли губить то, чего мало, чтобы завладеть тем, чего и так много? Справедливо ли нападать на страну, которая ни в чем не виновна? Если ты все знаешь и не противишься этому, можно ли сказать, что ты предан князю? А если противишься, но безуспешно, — тебя нельзя назвать сильным. Если же ты зарекся убивать немногих, а сам убиваешь многих — значит, ты не силен в логике. Что, сударь, на это скажешь?..
— Ну что ж… — Гуишу Бань задумался. — Вы совершенно правы, учитель.
— Почему бы в таком случае не отказаться от нападения?
— Ничего не получится, — удрученно сказал Гуншу Бань. — Я уже говорил с князем.
— Тогда веди меня к нему.
— Хорошо. Только время уже позднее, неплохо бы сначала подкрепиться.
Но Мо-цзы ничего не хотел слышать: он беспокойно вертелся, то и дело вскакивал — ему, как всегда, не сиделось на месте. Поняв, что его не переупрямить, Гуншу Бань пообещал отвести его к князю немедленно. Но прежде ученик зашел к себе в комнату, принес оттуда платье и туфли и сказал прямо и без обиняков:
— Только я попрошу вас, учитель, переодеться. Это ведь не у нас на родине — здесь во всем любят шик. Так что будет удобнее, если вы переоденетесь…
— Пожалуйста, пожалуйста, — без всякого смущения ответил Мо-цзы. — По правде говоря, я и сам не очень люблю ходить в драном… просто переодеваться некогда…
4
Чуский князь давно уже слышал про северного мудреца и, как только Гуншу Бань доложил ему о Мо Ди, принял его без проволочек.
Платье оказалось очень коротким — высокий, тонконогий Мо-цзы походил в нем на цаплю. Он вошел вслед за Гуншу Банем в зал для аудиенций, поклонился князю и заговорил легко и свободно:
— Что бы вы сказали о человеке, если он не хочет ездить в карете и зарится на соседскую сломанную телегу; не хочет носить расшитую парчу и зарится на соседскую войлочную куртку, не хочет риса и мяса и зарится на соседские отруби?
— Что это какой-то клептоман, — ответил князь, не подозревая подвоха.
— Царство Чу, — сказал Мо-цзы, — простирается на пять тысяч ли, царство Сун — лишь на пятьсот: вот вам карета и сломанная телега. У вас есть озеро Юньмэн[427] — на его берегах полно носорогов, оленей и лосей; в ваших реках — Янцзы и Ханьцзяне[428] — рыбы, кайманов, черепах — как нигде, а в Сун не найдешь даже зайцев, фазанов и карасей: вот вам рис с мясом и отруби. В Чу растут кедры и высокие сосны, камфарное дерево и катальпа с узорной древесиной, а в Сун больших деревьев нет: вот вам расшитая парча и войлочная куртка. Поэтому-то мне и кажется, что намерение ваших слуг напасть на Сун весьма напоминает притчу, которую я рассказал.
— А ведь и в самом деле! — сказал князь, кивая головой. — Однако Гуншу Бань уже строит для меня осадную лестницу — так что я просто вынужден напасть.
— Но ведь неизвестно еще, чем это кончится, — сказал Мо-цзы. — Прикажите подать сюда щепок — можно будет тут же устроить испытание.
Князь, большой охотник до всяких диковинок, пришел в восторг и приказал немедленно принести щепки. А Мо-цзы снял свой ремень, положил его на пол и, придав ему форму дуги, повернул к Гуншу Баню. Это была «крепость». Разделив щепки поровну, он половину оставил себе, а другую отдал Гуншу Баню. Это были «нападающие» и «обороняющиеся».
Набрав в руки щенок, они начали сражение, напоминавшее партию в шахматы: «нападение» — наступало, «оборона» — отражала натиск; стоило одному отступить — как другой снова вызывал его на бой. Князь и его приближенные смотрели и ничего не могли понять.