— Спустя десять тысяч лет кто-нибудь найдет наши рисунки на скалах, — предположил Миликэ, втайне желая и сам войти в историю.

Это объяснение он придумал, чтобы беспрепятственно рисовать на скалах кувшины.

…Тинел в те вечера, засыпая, нашептывал себе одну и ту же сказку. Его взволновала судьба женщины из древней землянки. Он рассказывал сам себе сказку об этой женщине и ее ребенке, о врагах, из-за которых она убежала в лес… Из леса на своем быстром коне вышел навстречу врагам богатырь Тинел — Храбрый и Доблестный — и разогнал всех. И женщина не вернулась больше в землянку — не потому, что боялась, — враги разбежались, даже след их простыл! — а потому, что Тинелу-богатырю очень понравился ребенок — смышленый, проворный, живой мальчик, которого он вместе с его родителями взял в Кишинев, в свой мраморный дворец. Там они жили долгие годы, и прожили все вместе много-много счастливых лет… Представив себе их счастливую жизнь — как каждое утро мать причесывала того мальчика и выходила с ним на прогулку в сад, — Тинел засыпал, улыбаясь…

Он не знал, что город Кишинев в двадцать раз моложе того кувшина: городу всего только 500 лет; но, если бы даже и знал, ему не было дела до таких подробностей. Тинел знал только, что в сказке многое может случиться, и особенно хорошо знал, что во всех сказках из всех битв богатыри всегда выходят победителями…

Однажды никто не пошел на раскопки, потому что у Теофила Спиридоновича было много дел в лагере: он начал приводить в порядок бумаги, записи… И студенты читали и писали, устроившись в тени деревьев.

Мама послала всех троих — Лину, Миликэ, и Тинела — в город за покупками.

Когда лагерь скрылся за зелеными кустами, дети остановились и посмотрели один на другого, без слов поняв друг друга.

Первая сошла с тропы Лина и принялась карабкаться между серыми и острыми скалами. Следом, соревнуясь меж собой, карабкались Миликэ и Тинел. Они еще не совсем сообразили, что затеяла Лина, но одно то, что они идут не по тропинке, а по незнакомым местам, нравилось им.

Город — на севере от нашего лагеря, — сказала Лина, тяжело дыша на подъеме, — так что, если мы будем идти все время на север, попадем в Сороки. За мной, ребята! — крикнула она, хватаясь то за скалы, то за кусты, то за пучки травы.

Братья торопились следом… Хорошо, что Лине пришла эта счастливая мысль — идти в Сороки лесом.

Здесь деревья были высокие, могучие, очень старые, тропинок не было, и они шли по зеленым травам, среди кустов шиповника, под склоненными до самой земли ветками. Скалы то и дело неожиданно вырастали на их пути.

— Я Орел Гор, вождь индейского племени! — объявил вдруг Миликэ и забрался на скалу. — Слушайте меня! Наши смертельные враги вон за теми кустами. В бой, храбрецы! — крикнул он Тинелу и кинулся к густым зарослям.

Лина побежала, чтобы спрятаться, и крикнула теза кустарника:

— Я — враг вашего племени! Я пробираюсь к вам! Берегитесь!

Тут же самая большая скала превратилась в «племя».

Мальчишки принялись шарить кругом, внимательно смотрели на ветки: не шелохнется ли какая-нибудь из них, выдавая присутствие враждебного племени, но кругом царила тишина, только птичьи голоса звенели в вышине, только вершины деревьев тихо качались под дуновением налетавшего издалека ветра…

Тинел подумал: вот так, может быть, и та давнишняя женщина с ребенком на руках блуждала по лесу, прячась от врагов. И в Америке индейцы сотни лет прячутся от врагов, ищут убежища то в горах, то в лесах… Надо бы прийти со своими товарищами из сказки на помощь угнетенным индейцам. Потому что должна же в конце концов восторжествовать на свете справедливость!..

Казалось, что во всем лесу только они двое — Миликэ и Тинел. В какое-то мгновение они даже испугались: может быть, Лина, ушла без них в Сороки? Куда же теперь идти? На север? Но где он, север?

— А вот и я! — появился неожиданно враг их «племени». И «индейцы» несказанно обрадовались ему.

— Ну, что, потопаем дальше?

Тинел спросил:

— Где север? Надо же знать, в какую сторону идти.

Из-за листвы почти не видно было неба.

— Могу сказать, — с готовностью ответила Лина. — Север в лесу легко найти, если посмотреть на стволы деревьев. С одной стороны они покрыты мхом или лишайником. С той стороны и есть север.

— Почему? — поинтересовался Тинел.

— Потому что ту, северную, сторону солнце освещает меньше, а мох и лишайники растут в тени.

Тинел и Миликэ кинулись к деревьям проверить. В самом деле, стволы всех деревьев оказались поросшими мхом только с одной стороны. Значит, там север.

И они направились в ту сторону.

Вскоре их слух уловил шум машин. Дети повеселели: такие знакомые с детства звуки! Им даже показалось, что за зеленой стеной леса — какая-нибудь улица Кишинева…

— Шоссе, — сказала Лина и направилась туда, откуда слышался шум.

Вскоре вышли к шоссе. Некоторое время они шли по тропинке, бегущей по обочине трассы. Все трое изредка с сожалением оглядывались на покинутый ими лес. Мальчики шли впереди, Лина следом.

— Стоп, — неожиданно сказала Лина, подняв вверх руку; остановилась и принялась внимательно разглядывать какой-то клочок земли.

— Что ты там увидела? — не выдержал Миликэ.

— Кажется, что-то интересное. Ах, жаль, что у нас нет заступа. — Лина посмотрела вокруг, нашла сухую ветку, довольно толстую, сорвала боковые веточки и лихорадочно начала рыть землю этой веткой.

Братья присели рядом на корточки, не отрывая взгляда от «раскопок».

— Ты думаешь, натолкнулась на древний кувшин? — догадался Миликэ.

— Кто знает! — загадочно ответила Лина, поджав губы. Она, действительно, еще ничего не знала и сгорала от нетерпения увидеть, что там, под землей!

Братья тоже вооружились палками и принялись помогать. Как-никак, это были их первые раскопки.

— О-о-о! — удивился Миликэ. Из-под его палки показалось что-то голубое. Все трое разом кинулись к найденному сокровищу. Это был черепок, с одной стороны голубой, с другой — цвета кирпича.

— Он не похож по форме на тот, кувшинный, — разочарованно проговорил Миликэ.

— Ну и что? — заметила Лина. Она бывала в музеях и видела там не только кувшины. — Думаешь, в старину люди делали только кувшины? Надо искать. Может, поблизости еще найдем… Видел, как искал Теофил Спиридонович? Не остановился у первого черепка, а искал, пока не нашел все, что было в земле на том месте!

— Давайте и мы поищем! — согласился Миликэ и начал с усердием копать вокруг того места, где нашел первый обломок.

Откопали еще несколько осколков, тоже голубых, только они никак не подходили ни к первому, ни к друг к другу. Мальчишки видели, как Теофил Спиридонович склеивал кувшин, и знали, как найти место каждого кусочка. Но все их попытки оказались напрасными.

— Ничего, Теофил Спиридонович посмотрит и скажет нам, к какой странице истории относится находка, — сказала Лина.

Эта ее уверенность почему-то забеспокоила и задела Миликэ. Он посмотрел вскользь на сестру. На лице Лины было написано полное удовлетворение и непоколебимая вера в успех. Миликэ огорчился: какая несправедливость! Он, полюбивший археологию с первого дня, даже с первого часа, — в последние дни он по утрам и вечерам даже носил заступ на раскопки и обратно, — прошел, как дурак, мимо этого места, а сестра заметила, остановилась. Лина, которая, задрав нос, ходит вокруг раскопок и — Миликэ был в этом уверен — даже не думает стать археологом! Она давно прилепилась к медицине, хочет быть врачом. Сдались ей эти черепки! А для Миликэ они бы…

Раздался ликующий голос Тинела:

— Как хорошо, что мы их нашли!

Миликэ высказал мысль, которая несколько умеряла его досаду:

— Студенты, называется! Копать они соображают, а сделать самое маленькое открытие без помощи Теофила Спиридоновича — где уж там!

— Ну и что, что студенты! — сказала Лина. — Много лет тому назад один пятнадцатилетний мальчик разгадал тайну письменности «майя». Составил алфавит письменности этого индейского племени и прочел их надписи, как мы читаем на нашем языке. А сколько ученых бились годами и ничего не могли, сделать! Так что дело не в возрасте и не в образовании! — закончила Лина.