— Он был как я?

— Как ты или чуть больше, или меньше, я уже не помню.

— Как Миликэ?

— Может, как Миликэ… Ему тоже понравилась археология…

— Он влюбился в археологию?

— Влюбился. На всю жизнь.

— …А когда я попал на плантацию в Дубраву Детей и столько увидел в лесу, увидел, как работает лесничий…

— Ты влюбился в лес? — угадала мама.

— Ага. Теперь я хочу стать лесником.

— Будь. Кто тебе не разрешает?

— Я хотел бы быть как отец Аникуцы. Чтоб я знал о лесе все-все: где живут белочки, где ходят олени…

— Зачем?

— Чтоб помочь им, когда выпадают большие снега, защищать их… Как отец Аникуцы: Знаешь, ведь у леса много врагов…

— Даже если ты не лесник, все равно можешь его защищать…

— Да, но лесник защищает его от всех врагов…

— Все живое на свете имеет друзей и врагов. Будь другом леса. И не только леса, будь другом и хозяином полей и вод…

— И воды имеют врагов?

— Конечно. Враги те, кто их загрязняет, отравляет…

Тинел хотел было спросить: «Дракон?», но не спросил, потому что солнце ярко светило и еще не наступил час сказок. И главное — он уже знал, как люди могут портить что-то и вредить в лесу. Знал: достаточно такому, как Миликэ, набрести на гнездо королька, на рукавичку, и тогда сразу будет уничтожено целое птичье семейство.

— А знаешь, мама, раньше я хотел стать механиком на железной дороге, как папа.

— И что, раздумал?

— Раздумал. Хочу быть лесником.

— Если тебе нравится — будь. Учись, чтобы стать лесником.

— А папа не обидится?

Мама засмеялась.

— Зачем ему обижаться?

— Ну, я ведь уже не буду как он.

— Почему не будешь? Все равно будешь как папа: честный, с добрым сердцем, работящий, справедливый. Наш папа справедливый человек?

— Справедливый, — уверенно кивнул головой Тинел.

— Вот старайся и ты быть таким и будешь как папа. Кем ты станешь, это не имеет значения. Главное — чтобы был человеком.

— Может быть, и лесником не стану? — испугался Тинел.

— Ну почему? Если захочешь, станешь. В мире столько интересных дорог! Только где б ты ни оказался, не забудь, что мир еще и полон чудес.

— Каких чудес? — спросил Тинел. Он знал, что все чудеса происходят в сказках, там — все возможно.

— Сейчас я тебе объясню. Разве это не чудеса, что кувшин, который пролежал в земле десять тысяч лет, выкопан сегодня людьми и показал нам всем былую красоту, помог представить себе тех людей, которые его сделали, обожгли, держали на полке, пили из него молоко, мыли кувшин и цепляли на шест, чтобы он обсох на солнце?

Тинел смотрел на мать сверкающими глазами…

— …Все это случилось десять тысяч лет тому назад, а мы думаем и представляем себе их жизнь сегодня, здесь, на краю этой поляны.

— Может быть, и тогда здесь была поляна? — спросил Тинел.

— Может быть… И, возможно, даже на этом самом месте тоже некогда отдыхали люди…

— Давно-давно, — сказал Тинел задумчиво.

— Давно-давно. Кто знает? Вполне возможно…

Мама помолчала, а потом продолжала:

— А лес разве не кажется тебе настоящим чудом природы?

— Да, красивый лес…

— Не только лес. Вся земля прекрасна, полна красоты. Поля, холмы, луга, реки.

— Мама, а лес — вечно будет стоять? — Тинелу очень хотелось, чтобы лес был вечным.

На цветок, раскачивающийся возле носа Тинела, опустился мотылек.

— А мотыльки?

— Вся природа вечна. И лес, и мотыльки. Один мотылек живет день-два, а весь их род — вечен.

— И птицы?

— И птицы. Всегда были, есть и будут птицы. Если люди не будут их обижать.

После короткого молчания Тинел спросил:

— А люди вечны?

— Человечество. Один человек умирает, а человечество живет и будет жить вечно, пока земля стоит!

— И я буду жить вечно, — сказал Тинел, глядя маме в глаза.

— И ты, — сказала мама и погладила ему хохолок…

Тинел смолк…

Он лег на спину, положил ладони под затылок и стал смотреть на белые пушистые облака, которые медленно проплывали под самым небесным сводом.

И он принялся воображать, как спустя годы по лесу будет ходить он, Тинел-лесничий, ухаживая за деревьями и родниками, чтобы в тени деревьев вечно жили птицы, олени, цветы и белочки, а в солнечные дни, такие, как нынешний, чтобы приходили люди отдохнуть и порадоваться земной красоте…

Лавина

Дица сидела на скамейке во дворе своего дома и смотрела то на открытые окна, то на малыша, бегающего по просторному двору, то на цветок, недавно распустившийся на грядке…

На ее балконе цвели белые и розовые петуньи: мама их посадила весной. Маме нравятся петуньи, и Дице они тоже нравятся, такие простые и красивые…

«Через несколько дней на балконе Олгуцы зацветет львиный зев… А на балконе Ионела растут удочки, длинные и старые, замызганные на рыбалках, — она усмехнулась. — … А славно у нас во дворе…»

Дице стало грустно: цветы — вот они, а мама далеко. Уже несколько дней как мама в Москве — быть может, уже сдает экзамены в своем институте. Мама была заочницей.

«Целый месяц ее не увижу!» — вздохнула Дица.

В выходные дни теперь только папа станет ходить с ними — с нею и Владом — на прогулки. Он им обещал. Пойдут купаться на речку Реут или в лес собирать ягоды, цветы. Как в прошлом году: каждый раз она приносила домой букетики полевых цветов. В комнатах запахнет травами, а Дицыны ладони тоже будут долго пахнуть дикой мятой, чебрецом, всеми запахами летнего поля… А без мамы все же будет грустно…

Незаметно подошла Олгуца, взяла ее за руку:

— Идем играть с нами в прятки, что сидишь здесь одна?

Олгуца — подруга Дицы. Учатся они в одном классе, сидят на одной парте, всегда неразлучны. Олгуца — белокурая, синеглазая. Сегодня мама нарядила ее в сиреневое платье, и глаза Олгуцы тоже кажутся сиреневыми.

Дица включилась в игру, пошла жмурить, когда настал ее черед, стала лицом к стене, закрыла глаза и начала громко считать. Дети попрятались: Корина, словно мышонок, притаилась за бочкой с дождевой водой, почти рядом с Дицей; Влад и еще какие-то мальчики побежали и спрятались за гаражи; Ионел шмыгнул в коридор и замер за дверью, а Олгуца скрылась за стволом старой шелковицы; остальные — где попало.

Дица уже заканчивала считалку, когда вдруг на весь двор раздался голос Андрея:

— Ребята, где вы? Я хочу показать вам интересный фокус!

Дети сразу же выбежали из своих тайников — игра: прекратилась. Окружили Андрея. Андрей, с тех пор, как в их городе побывал Московский цирк, только тем и занимался, что придумывал разные штучки. Можно было подумать, что цирк, уехав, забыл одного из своих неутомимых фокусников.

Андрей стоял среди детей, смотрел на них и улыбался, уверенный в успехе.

— Покажи! Покажи! — кричали все.

Малыши толкались за спинами старших, протискивались между ними, стараясь что-то разглядеть.

— Э-э, так дело не пойдет! А ну-ка посторонитесь! — приказал Андрей. Круг раздался.

Андрей направился к дому, поднялся по ступенькам входной лестницы и остановился на широкой площадке, словно на сцене. Дети тоже поднялись. И снова начали толкаться.

— Нет, так дело не пойдет! — повторил Андрей. Поглядел вокруг себя и вдруг просиял: — Вот как сделаем! — Он опустился на площадку спиной к открытой двери и приказал:

— Садитесь и вы!

Дица и Олгуца сели на край площадки. Витя и Ионел примостились рядом с Андреем, а Влад постарался втиснуться между Ионелом и Андреем.

Владу нравилось все, что делал Андрей, и он изо всех сил старался на него походить. Так старался, что даже заикаться стал немного, как Андрей. И если бы он мог поменять свои красивые зубы на большие фасолины Андрея, он сделал бы это с превеликим удовольствием. Влад не догадывался, что Андрей втайне страдает и потихоньку грызет сухари в надежде, что зубы сточатся немного и станут поменьше…