— Надо, чтобы повезло, вот что! — закончил Миликэ.

— Повезло! — ответила Лина насмешливо. — Глаза надо иметь! Вы прошли мимо бугорка, будто глаза у вас были завязаны. Кто виноват? А я его увидела. И открыла.

— Мы вместе… — попытался Миликэ поправить Лину:

— Не «мы», а я! — отрезала Лина. — Вы оба пришли на готовенькое. Поработали, это верно, — и только!

— Как?! Я вытащил из земли первый черепок! — возмутился Миликэ. Он чувствовал себя униженным.

— А я разве не выкопал несколько штук? — поддержал его робким голосом Тинел. И он был оскорблен поведением Лины: вместе шли, вместе копали, а она вон как повернула…

— Могли выкопать и сотню! — Сестра была безжалостна. — Видели, студенты работают так, что дым идет, целый день копают, а находка принадлежит Теофилу Спиридоновичу!

Оба мальчика смолкли. Что тут ответишь?..

Молча завернули куски в газету, положили их в целлофановый мешок и пошли в Сороки…

В лагерь, конечно, вернулись поздно, но это не мешало им быть в хорошем настроении — они пришли не с пустыми руками, а с чудесным доказательством, что и в древние времена люди мастерили посуду из очень крепкой керамики, покрытой голубой глазурью.

Первым крикнул Тинел:

— Мама, Теофил Спиридонович, смотрите, что мы нашли!..

— Я заметила место, — прервала его Лина, — остановилась и изучила его. Потом подошли ребята, и вот что мы нашли в земле. — Она посмотрела на Миликэ, чтобы видеть выражение его лица: «Вот так, знай, надо быть поскромнее». И, довольная собой, начала извлекать из целлофанового мешочка черепки, один за другим.

— Интересно, сколько тысяч лет пролежали они в земле? — спросила она с притворным спокойствием. На самом деле она сгорала от нетерпения услышать слово Теофила Спиридоновича, прочесть в глазах мамы удивление и гордость, а в глазах студентов и Дэнуца, — возможно, даже капельку зависти… Как в глазах Миликэ и Тинел а. И втайне подивилась себе, чувствуя, что эта зависть, замеченная в глазах братьев, доставляет ей удовольствие. Возможно, завтра-послезавтра она тоже скажет «мы нашли» — это другое дело, — но сегодня пусть позавидуют. Тем более, что в самом деле она нашла место.

Теофил Спиридонович взял в руки пакетик, развернул газету, спросил без улыбки:

— Тысячи лет? — И посмотрел Лине в глаза.

Лина ждала с нетерпением.

Ждали и братья. Не с таким нетерпением, как Лина, но все же заинтересованные: пусть их роль невелика, но копали ведь!

Наконец прозвучало:

— Думаю, что и тысячи дней не пролежали.

— Почему?! — не сдержала Лина недоумения. — Мы же их нашли в более темном пласту…

— Да, уверен, что и тысячи дней не лежали, — повторил Теофил Спиридонович размеренно. — Попали ваши черепки в землю либо в прошлом году весной, либо, в худшем случае, в прошлую осень…

— Теофил Спиридонович, — глянула на него Лина умоляющими глазами, — мы же их нашли, как я вам сказала…

«Ага! Мы нашли! — мысленно восторжествовал Миликэ. — Когда надо бить отбой — «мы нашли!» Ладно, мне не жалко. Если тебе так легче… — подумал он великодушно и даже почувствовал что-то вроде радости от того, что он допускает это из благородства. — Подумаешь, — поправил он сам себя мысленно, — а вместе с нами все же меньше позор».

Миликэ внимательно слушал дискуссию. «Смотри, как покраснела!» — заметил он с удовольствием, которое был не в силах подавить.

Лина, и правда, покраснела до самых ушей.

— Доказывай, что угодно, но это кафель наших дней, понимаешь, Лина? — убеждал ее Теофил Спиридонович самым мягким тоном. Чувствовалось, что он не хочет ее обидеть, но вынужден сказать правду.

Герасим, Антон и Дэнуц сидели на скамьях вокруг стола и слушали разговор. На их лицах мелькнули было иронические улыбки, но тут же исчезли, потому что Теофил Спиридонович не думал улыбаться.

Глаза мамы были полны участия и тревоги…

— Понимаю, — сказала Лина упавшим голосом.

— Очень хорошо! — обрадовался Теофил Спиридонович. — И очень хорошо, что вы нашли кафель, а не что-либо другое! А если бы действительно нашли что-нибудь ценное? Вы бы все испортили! Как я вас учил? Зовите меня, и я там, а не здесь скажу вам, что это такое.

— Ошиблась. Я поторопилась, — выдохнула Лина.

— Хорошо, что это только кафель! — повторил Теофил Спиридонович, уже успокоенный и довольный, что Лина его поняла.

Антон не сдержался:

— А дырявую калошу вы там не нашли?

Теофил Спиридонович бросил в его сторону озабоченный взгляд, но поздно; слова были произнесены и услышаны.

И Герасим пробубнил вроде для самого себя:

— Вероятно, это тетка Мариоара поставила осенью новую печку и несколько разбитых кафелин выбросила на окраине города…

Во время обеда Теофил Спиридонович спросил:

— Завтра пойдете с нами на раскопки?

— Пойдем, пойдем! — ответили все трое.

— Тогда все в порядке.

— Они же не поссорились с археологией, — вставил Антон.

— Могли разочароваться. И было бы жаль, — сказал Теофил Спиридонович.

— Больше никогда не будем копать сами! Поумнели, — засмеялась Лина. Ей казалось, что она только что сдала экзамен. И было радостно, что случившееся закончилось благополучно…

«Хорошо, что снами не было Аникуцы»! — подумал Миликэ, черпая горячий борщ алюминиевой ложкой.

…Аникуца шла быстрыми шагами. Она была озабочена: слишком много времени потеряла в лагере.

Следом шел Тинел, потом Миликэ, и последней шагала Лина, неся сумку, в которую мама положила кое-что поесть: вдруг задержатся и не успеют вернуться к обеду.

— Даже не верится, что сегодня я увижу настоящую, живую белку, не нарисованную в книжке! — воскликнул Тинел, поспешая за Аникуцей.

— Еще неизвестно, увидишь или нет! — заметила девочка, не поворачивая головы.

— Как?! Ты же сказала, что есть! — удивился Тинел.

— Как не быть? Есть.

— Тогда почему же не увижу?! Хоть одну? — спросил Тинел с недоумением.

Аникуца ответила, иронически улыбаясь:

— Ты думаешь, в цирк идешь? Или в кино? Подходишь и смотришь на белку в клетке, когда хочешь и сколько хочешь?

— Я хочу посмотреть, как она прыгает с дерева на дерево. В клетке я ее видел… Она ведь прыгает дерева на дерево?!

— Прыгает, когда никого нет поблизости. Чуть что — прячется.

— И я ее не увижу?

— Она тебя, скорее всего, увидит…

— Это будет что-то вроде цирка для белок, — сказала Лина с издевкой. — Белки будут изучать Тинела с верхотуры.

— И тебя, — напомнил ей Тинел.

— Всех нас. Можешь остаться в лагере, если тебе кажется, что идешь напрасно. Лагерь еще недалеко.

— Нет, все равно пойду.

Они давно прошли поляну с родником, в котором тихо качался цветок Родниковой Феи. Шли по незнакомой тропинке.

— Куда мы идем? — спросил Миликэ.

— К кордону.

— Что это такое?

— Наш дом. Дом лесника, значит.

Спустя некоторое время детям показалось, будь деревья расступились, и перед ними открылась поли на. На одном ее конце белел старый дом с приспой вокруг и маленьким огородом позади, с дощатой и плетеной изгородью.

Петух вскочил на изгородь, сверкнув на солнце, словно радуга, своим опереньем, и поприветствовал пришедших, протрубив на всю поляну.

— Ой, у него такой голосище, что слышно, думаю даже в нашем лагере! — засмеялся Тинел, затыкан уши.

— Петух крикнул: «Да здравствует Тинел!» оживилась Лина.

— Ты знаешь язык петухов? — уколол ее Тинел.

Лина не успела ответить: на пороге дома появилась молодая женщина, голубоглазая, как Аникуца, и дети догадались, что это ее мама.

Все уважительно с нею поздоровались.

Лина открыла было рот, чтобы сказать, кто они, но не успела произнести и слова:

— А, дети из лагеря археологов…

«Смотри-ка, как получается в лесу, — удивился Тинел. — Ты никого не видишь, а тебя видят все, ты никого не знаешь, а тебя знает каждый». И еще он подумал: «Даже белочки будут нас знать, а мы, может, никого и не увидим! Неужели Аникуца права?»