— Мой дорогой капитан, Кас и я всецело полагаемся на тебя и твоих солдат.

Василий улыбнулась и пожала плечами. Этой миловидной женщине было слегка за тридцать, и доспехи Ломбардийского Хорта не могли скрыть женственных линий ее фигуры. Ее правая рука лежала на висящем на плече хромированном четтере. Патронная лента, протянувшаяся от ранца к оружию, отражала солнечный свет. Глаза закрывал огромный щиток из тонированного желтого пластека, похожий на визор летчика. Хавсер знал, что изнутри его поверхность мерцает индивидуальными дисплеями и прицельными графиками. Он увидел все это, когда однажды попросил у нее разрешение примерить щиток. Женщина усмехнулась и, затянув потуже ремешок под его подбородком, объяснила значение каждой метки. На самом деле ему просто хотелось увидеть ее лицо. У нее были потрясающие глаза.

На улице уже собрались солдаты Хорта. Вокс-офицеры со своими тяжелыми заплечными станциями и раскачивающимися антеннами были похожи на огромных жуков. Солдаты проверяли четтеры и мелтеры и делились на стрелковые группы. Желтые визоры отбрасывали яркие блики.

На вершине холма раскинулся непритязательный субулей, уже изрешеченный и основательно разрушенный обстрелами. У подножия, словно сплетение древесных корней, во все стороны расходились древние извилистые улицы Старого Города. С южной стороны до Хавсера доносился грохот обстрела, и случайные снаряды порой с воем пролетали над их головами.

Хавсер и Мурза провели в этом районе уже три месяца, пытаясь отыскать молитвенные шкатулки через сложные цепочки искателей и перекупщиков. По слухам, в этих шкатулках, согласно традициям местного протокрестового поклонения, хранились останки уважаемых личностей, живших до наступления Эры Раздора. В некоторых находили древние бумажные свитки и диски устаревшего формата. Мурзу больше всего тревожили перспективы перевода.

К настоящему моменту они получили две шкатулки. Сегодня, пока военные действия не вынудили их покинуть район, они надеялись добыть третью, и наиболее хорошо сохранившуюся. Реликвия уже шесть столетий находилась во владении и под охраной небольшой подпольной группы верующих, а сделанные девяносто лет назад снимки какого-то антиквара свидетельствовали о ее высокой ценности. Кроме того, в заметках антиквара упоминалось о значительном рукописном материале.

— Мои распоряжения выполнять беспрекословно, — предупредила их Василий, как говорила каждое утро перед отправлением в путь.

За пределами здания они передвигались только в сопровождении эскорта.

— А ты слышишь музыку? — спросил Хавсер.

— Нет, зато я слышала, что у тебя сегодня день рождения, — предупредила их Василий.

Хавсер покраснел:

— У меня нет дня рождения. Я хотел сказать, что лишь примерно могу назвать дату своего появления на свет.

— Этот день указан в твоем биофайле.

— Ты заглядывала в мое личное дело? — удивился Хавсер.

Она напустила на себя равнодушный вид.

— Я за вас отвечаю и должна кое-что знать.

— Видишь ли, капитан, день рождения в моем биофайле был записан воспитавшим меня человеком. Я найденыш, и день рождения может быть когда угодно.

— Угу.

— А зачем тебе это было нужно?

— Просто я подумала, что сегодня вечером, когда покончим с этим дельцем, мы могли бы пропустить по стаканчику за твое здоровье.

— Превосходная идея.

— Я тоже так думаю. Значит, сорок?

— Можешь поздравить.

— Ты выглядишь на тридцать девять, и ни днем старше.

Хавсер рассмеялся.

— Хватит любезничать, — вмешался Мурза.

На его адрес только что поступил еще один пикт от посредника. Это было очередное изображение шкатулки, на этот раз с открытой крышкой. Сам снимок был качественнее, чем все предыдущие.

— Он как будто дразнит нас, заманивает, — сказал Хавсер.

— Он говорит, что шкатулка надежно спрятана в подвале общественного здания в полукилометре отсюда. Она ждет нас. Он согласовал со старейшинами культа условия и размер вознаграждения. Они рады, что шкатулка будет переправлена в безопасное место, пока война не стерла город с лица земли.

— Но все же они не отказываются от вознаграждения, — заметила Василий.

— Это для посредника, а не для старейшин, — пояснил Хавсер. — Рука руку моет.

— Не пора ли двигаться? — резко бросил Мурза. — Если нас не будет на месте через двадцать минут, сделка не состоится.

Василий подала сигнал солдатам.

— А он очень нетерпелив, не так ли? — тихонько сказала она Хавсеру, кивнув в сторону ушедшего вперед Мурзы.

— Да, с ним такое случается. Он боится упустить возможность.

— А ты?

— Между нами есть существенная разница. Я хочу сохранить знания, любые знания, потому что любое знание — это лучше, чем ничего. А Навид, как мне кажется, стремится отыскать решающую информацию. Знания, которые изменят мир.

— Изменят мир? Как это?

— Я не знаю… Может, надеется обнаружить давно утраченные научные истины. Или забытые технологии. Или назовет нам имя бога.

— Я тебе скажу, как вы можете изменить мир.

Она засунула руку в пристегнутую на бедре сумку и вытащила сложенный пополам пикт-снимок. Солнечный день, улыбающийся подросток.

— Это сын моей сестры, Исак. В нашей семье все мужчины по традиции носят это имя. Она вышла замуж и растит детей. Мне пришлось поступить на военную службу. Всю свою зарплату за вычетом необходимых расходов я отсылаю семье. Исаку.

Хавсер посмотрел на снимок и вернул его.

— Да, — сказал он. — Я понимаю, о чем ты говоришь, и согласен с тобой.

Затем они свернули за угол и увидели клавир.

Это была вертикальная модель, у которой не хватало боковой панели. Кто-то по неведомой причине, за исключением того, что инструмент просто уцелел после бомбежки, выкатил его на середину улицы. Играл старик. Стула у него не было, и, чтобы дотянуться до клавишей, ему приходилось сильно сутулиться. Когда-то он, вероятно, был настоящим мастером. Пальцы еще не утратили гибкости. Хавсер постарался припомнить мелодию.

— Я же говорил вам, что слышу музыку, — произнес он.

— Очистить улицу, — через вокс-сеть приказала своим людям Василий.

— Разве это необходимо? — спросил Хавсер. — Он никому не причиняет вреда.

— Бойцы бригады Н даже детей обвязывают отравляющими гранатами, — отрезала она. — Я не собираюсь играть с судьбой, когда на пути этот старик и деревянный ящик, в котором может поместиться небольшой ядерный заряд.

— Справедливо.

Старик поднял голову и улыбнулся подходившим солдатам. Он громко поздоровался и, не закончив пьесу, начал наигрывать другую мелодию. В ней нельзя было не узнать «Марш Объединения».

— Нахальный старикан, — пробормотал Мурза.

Солдаты окружили музыканта и начали убеждать его прекратить игру. Старик пропустил несколько нот, потом сфальшивил и рассмеялся. «Марш Объединения» превратился в веселую танцевальную мелодию.

— Итак, твой день рождения, — сказал Мурза, повернувшись к Хавсеру.

— Раньше ты никогда о нем не вспоминал.

— Раньше тебе не исполнялось сорок, — парировал Мурза. Он запустил руку во внутренний карман куртки. — У меня кое-что для тебя есть. Это просто безделушка.

Музыка смолкла. Солдаты Хорта наконец-то убедили старика отойти от клавира. Его нога отпустила правую педаль. Послышалось металлическое гудение, как будто разматывалась пружина часового механизма, и в клавире сработал взрыватель наномины.

Клавир в одно мгновение исчез, вместе с ним пропал старик, а окружавшие их солдаты вспыхнули, словно головки хлопка. Дорожное покрытие разлетелось вихрем каменных осколков, дома с обеих сторон улицы рухнули, Мурзу сорвала с места ударная волна, его кровь брызнула в глаза Хавсеру. Сам он тоже взлетел на воздух, и в краткое мгновение встречи жизни и смерти перед ним открылись все тайны мироздания.

Огвай решил обдумать свое решение и до тех пор отослал вышнеземца. Наконец по прошествии сорока или пятидесяти часов по его подсчетам, в течение которых он не видел никого, кроме приносившего еду трэлла, на пороге комнаты по приказу ярла появился воин по имени Эска.