— Отойдите от этой грязной твари, Капитан Деметер, — произнес ледяной голос за спиной Соломона.

Обернувшись, тот увидел великанскую фигуру Фулгрима, стоящую в клубах дыма, все ещё растекающегося из пробитой взрывом дыры. За Примархом на мостик вступил Юлий, лицо которого превратилось в маску из засохшей крови убитого им ксеноса, и Деметер, увидев, какой неприкрытый гнев пылает в глазах вновь прибывших, ощутил легкое чувство вины.

На клинке и доспехах Фулгрима медленно засыхали сгустки крови защитников флагмана, и неостывшая ярость битвы искажала его идеальные черты. Брезгливо окинув взглядом капитанский мостик, Примарх поднял голову к куполу, венчавшему потолок, и в темных, слегка помутневших от злости глазах Финикийца, отразились последние вспышки угасающей космической баталии.

Соломон спрыгнул с платформы, и, шагнув навстречу Фулгриму, произнес:

— Корабль наш, мой повелитель.

Примарх не ответив ни слова, и, развернувшись на месте, двинулся к пролому в стене.

Пытаясь справиться с охватившим его гневом, Фулгрим почти выбежал с мостика. Горячая кровь стучала в висках Примарха с такой силой, что, казалось, вот-вот вырвется наружу. Дети Императора расступались перед своим вождем, видя, как сжимаются в ярости его кулаки и жилы на прекрасном лице пульсируют под гладкой алебастровой кожей.

Фиолетовое пламя, вспыхнувшее в темных глазах Феникса, привлекало к себе не меньше внимания, чем тонкая струйка крови, вытекающая из ноздри, или побелевшие от неимоверного напряжения костяшки пальцев, обхватившие рукоять меча.

— Это была бы величайшая из моих побед!

— Да, и её отняли у тебя! Сначала безумный Манус, а затем подлый Деметер!

— Нет! — в полный голос выкрикнул примарх, и Астартес, шедшие рядом, на миг замерли от неожиданности. — «Железный Кулак» спас меня от верной гибели, а Капитан Деметер храбро сражался и показал себя достойным воином, захватив мостик со своей Ротой!

— Спас от гибели? И ты думаешь, Феррус сделал это из братской любви к тебе? Никогда! Он защитил «Огненную Птицу» лишь потому, что только ты мог избавить его от позорного разгрома. Что до Деметера… он похитил чужую славу, на которую не имел никакого права. Он украл у тебя победу.

Отчаянно тряхнув головой, Фулгрим рухнул на колени.

— Нет, нет, — прошептал он. — Они… не может быть.

— Это правда, Фулгрим, ты знаешь. В самом укромном уголке своего разума ты веришь мне…

ЗАТЕРЯННЫЙ В НЕВООБРАЗИМЫХ ГЛУБИНАХ КОСМОСА, ничтожный на фоне бесконечности, но сияющий в ней подобно бриллианту, лежащему на бархатной подкладке, он путешествовал из ниоткуда в никуда, не давая угаснуть в дикости и забытьи последним язычкам некогда величайшего в Галактике пламени. Он был кораблем, но никто из людей, за исключением мудрейших и опытнейших Летописцев, служителей Императорского Либрариум Санктуса на далекой Терре не смог бы опознать его и с уверенностью признать в нем обломок угасающей цивилизации эльдар.

У собственных обитателей он звался «Рукотворный Мир» или «Мир-Корабль», и во всей его сущности сквозили изящество и грациозность — недоступная мечта человеческих кораблестроителей. Всё колоссальное тело Мира-Корабля в незапамятные времена было создано из редчайшей субстанции, по виду напоминающей желтовато-прозрачную кость, и его формы — столь плавные, столь идеальные — выдавали в нем нечто скорее взращенное, нежели построенное. Прекрасные купола, разбросанные по поверхности Рукотворного Мира в неясном, но несомненном порядке, отражали ледяной свет далеких звезд и сияли внутренним огнем, смягченным их полупрозрачной поверхностью и тихо горящим фосфоресцирующим свечением.

Изящные башенки сливались в целые гряды цвета слоновой кости, их заостренные вершины сверкали серебром и золотом, а по бокам Рукотворного Мира пронзали черноту космоса вытянутые мощные шипы психокости, создавая защищенную гавань для целого флота элегантных судов, напоминающих своим видом древние галеоны, когда-то бороздившие высохшие ныне моря Старой Земли. Бесчисленные поселения, дивного и незнакомого для человека вида, раскиданные на поверхности Мира-Корабля, сливались в многолюдные города, и идеально прямые линии мерцающего света указывали пути, соединяющие их в единое целое.

Невообразимо огромный, черный с золотом парус, ловя мельчайшие дуновения звездного ветра, возносился над корпусом-телом Рукотворного Мира, понемногу изменяя его курс. Мир-Корабль путешествовал сквозь тьму в одиночку, и его медленное, но неуклонное движение среди звезд напоминало последнее турне престарелого, но некогда великого актера, ныне забытого всеми и готовящегося дать последнее представление в своей жизни.

Потерянный в космической пустыне, Рукотворный Мир плыл к своей незримой цели, ни с кем не встречаясь на бесконечном своем пути и не ища таких встреч. Лишь слабые лучи далеких звезд касались его гордых башен, и, лишенные тепла солнц и планет, его купола упрямо согревали пустоту окружающей бесконечности.

Немногие из тех, кто не проводил в унынии и меланхолии долгие свои жизни на борту изящного звездного города, знали правду о том, чем был Мир-Корабль. Единицы мудрейших существ своих рас ведали, что он нес на себе малую горстку уцелевших обитателей планет, эпохи назад уничтоженных пробудившимся кошмаром, равного которому не знала Вселенная.

Эльдары. Так звали обитателей Рукотворного Мира, остатков уничтоженной расы, последних хранителей памяти тех, кто однажды правил Галактикой, по чьей воле загорались и гасли звезды и кто однажды, отдавшись темной стороне необузданных желаний, обрек себя и свои миры на чудовищную гибель в пасти неназываемого Ужаса.

ПРОСТРАНСТВО ПОД КРУПНЕЙШИМ ИЗ КУПОЛОВ на поверхности Мира-Корабля заливало бледное сияние, распадаясь на бесчисленные лучики света при соприкосновении с листьями хрустальных древ, что начали взрастать ещё при свете давным-давно угасших звёзд. Ровные тропинки уходили в бесконечность сияющего леса, а куда они приводили путника — не знали даже те, кто когда-то прокладывал их. Безмолвная и бесконечная песнь эхом разносилась под куполом, и уловить её могли лишь те, кто развил в себе особый дар, встав на долгий и тяжелый Путь.

Призраки минувшего и образы грядущего витали здесь, и посему купол был известен среди обитателей Мира-Корабля как царство смерти… и бессмертия.

Если бы кто-то мог вознестись под самый верх купола и окинуть взглядом сияющий хрустальный лес, то в сердце его он заметил бы маленькое темное пятнышко — фигуру, недвижно сидящую на скрещенных ногах.

Эльдрад Ультран, Провидец Рукотворного Мира Ультве, грустно улыбнулся, когда песнь давным-давно ушедших из жизни Видящих наполнила его сердце, смешав в равных долях радость и печаль. Приятные, ровные черты его лица казались удлиненными и острыми, сияющие внутренним светом ясные глаза — слегка раскосыми и овальными. Темные волосы, схваченные на шее заколкой с драгоценным камнем, почти не прикрывали длинные, изящно заостренные уши.

Провидец носил долгий кремово-белый плащ и тунику из немного волнистой темной ткани, перетянутую на тонкой талии золотым поясом, украшенным геммами и расписанным сложными рунами.

Правая рука Эльдрада скользила по «коре» ближайшего к нему хрустального древа, в стволе которого повсюду мелькали огоньки и полоски света, иногда на мгновение складывающиеся в очертания умиротворенных лиц, тут же исчезающих в глубине. В другой руке он сжимал длинный посох Провидца, созданный из той же субстанции, что и Мир-Корабль. Инкрустированная драгоценностями поверхность посоха источала в пространство скрытую, но грозную силу.

Видения и картины будущего вновь являлись Эльдраду, с каждым разом все более и более нетерпеливо вторгаясь в его разум, и Ультран не находил себе места, пытаясь распознать их скрытую суть. Со времен ужасного Падения, мрачных и кровавых дней, когда эльдарам пришлось расплачиваться за собственные дикие наслаждения и распущенные удовольствия, он вел свой народ сквозь времена жесточайших катастроф и беспросветных кошмаров, но за все эти века ни одно видение не было столь грозным и всеобъемлющим, как те картины, что ныне подобно буре собирались у границ его сознания.