Силия ушла в комнату Мики и бросилась на его кровать. Снова в голове стали мелькать жуткие картины того, как девочку избивают, насилуют, творят с ней невообразимые ужасы. Ее всю перекорежило, она накрыла лицо подушкой. Боль была непереносимой. Лишь мысль о том, что сама она ничего сейчас не может изменить, в конце концов привела ее в чувство. Силия вытерла лицо майкой Мики и вышла в другую комнату.

Занимался рассвет. К дому подъехала бригада криминалистов, и они сразу же спустились в подвал. Снаружи устанавливали аппаратуру люди с телевидения, в большом крытом грузовике чуть ниже по улице полицейские оборудовали временный пост. Все делалось быстро и четко. У Силии снова что-то сжалось в груди от ощущения острой тревоги. Где-то в глубине души она все еще отказывалась верить, что Рэчел и вправду исчезла.

— А что, если она прямо сейчас войдет в дом? — спросила она обеих Линн.

Они ответили, что такое вполне возможно и нередко случается. Но у них ведь работа такая — поддерживать в ней надежду.

Силия курила и думала о том списке, который ее попросили составить. Если у нее были адреса и телефоны, она записывала их и ставила галочки рядом с именами тех мужчин, которые казались ей особенно подозрительными, хотя ее предположения вполне могли оказаться беспочвенными. От напряжения у нее даже стали дергаться веки.

Большая Линн (Силия решила различать их, называя Большой и Маленькой) зашла в комнату с чашечкой кофе в руке и доложила:

— Джерри из видеомагазина сказал, что вместо чека перевел вашу зарплату прямо на банковский счет, и просил вас ему позвонить, если вам в чем-нибудь понадобится его помощь. И ваша подруга Лора очень хочет с вами поговорить. Где ваш сотовый?

— У меня его нет.

— Ясно. Ну что ж, это не проблема. Можете позвонить ей с моего.

— Может быть, позже. А Мика звонил?

— Пока нет. — Линн отпила кофе из чашечки. После небольшой Паузы сказала: — Вам, должно быть, неудобно в этом платье, дорогая.

Силия все еще была в концертном платье, которое надела перед тем, как ехать в бар, в нейлоновых чулках и шлепанцах.

— Я как-то об этом не думала.

— Если хотите, я могу быстренько подняться в вашу комнату и принести вам что-нибудь из одежды. Шорты и маечку с коротким рукавом или еще что-нибудь.

— А мне самой запрещено туда подниматься?

— Нет, конечно. Вы можете сходить туда сами.

— А на улицу мне выходить можно?

— Вы можете ходить всюду, где вам заблагорассудится. С вами захотят поговорить криминалисты, они здесь еще какое-то время пробудут.

— Я просто подумала, что мне полегчает, если я немного прогуляюсь. Может быть, я смогла бы понять, где она была и в каком направлении ушла. — Ей вдруг показалось, что в ней скрыты некие, доселе не проявлявшиеся таинственные силы.

— Мне кажется, это прекрасная мысль. Единственным препятствием здесь могут стать все эти репортеры с фотоаппаратами.

— Да, вы правы.

— Они там на улице скопились, но мы не можем запретить им использовать аппаратуру.

— А что, если я выйду через заднюю дверь?

Силия надела серые тренировочные штаны и майку с коротким рукавом, висевшую на ней как на вешалке. Вместо обычной бейсболки нахлобучила шляпу с полями, загибающимися вниз сзади и спереди, и нацепила на нос солнечные очки Мики, скрывавшие чуть не половину лица. Маленькая Линн, смена которой закончилась и ей надо было вернуться позже, чтобы сменить Большую Линн, прошла вместе с ней мимо двух полицейских, стоявших на выходе в переулочек, где пока не было ни души, а дальше Силия пошла одна. У нее было такое чувство, что фасад дома притягивает ее как магнитом, и на первом же перекрестке она повернула на восток, чтобы выйти к дому с другой стороны.

От вида машин прессы и телевидения ей чуть плохо не стало — так много их скопилось у дома. Улица была перекрыта, пешеходов полицейские направляли в узкий коридорчик, огороженный желтой лентой, чтобы они не мешали работать журналистам и телеоператорам. Сердце у нее билось так, что, казалось, из груди выпрыгнет, ей все время чудилось, что вот-вот кто-нибудь крикнет: «Смотрите, вот ее мать!» Она пошла со всеми, кого полицейские направляли за желтую ленту. Ближе к ее дому, на другой стороне улицы, на пространстве, дополнительно огороженном желтой лентой, собралась небольшая толпа. Подойдя к ней, она узнала некоторых из собравшихся — соседей, покупателей, заходивших к ней в магазинчик. Никто не обращал на нее никакого внимания. Все смотрели на дом. Что, интересно, они хотели там увидеть? Ее силуэт в окне? До нее донеслись слова какого-то незнакомого мужчины:

— У нее нет отца.

Кто-то другой ему ответил:

— Кто же тогда этот малый, который все время сидит на крыльце?

Силия шла сквозь эти голоса, эти шепоты, будто ей приходилось рвать наброшенную на нее толстую, прилипчивую сеть. Она обошла толпу и у края ее встала на бордюр. Раньше она никогда не обращала внимания на то, что их дом упирается в соседний. Почему-то это показалось ей непереносимым. Она снова ступила на тротуар и прошла по переулку до мусорных контейнеров. Может быть, Рэчел побежала сюда? Интересно, переходила ли она улицу? Оглядевшись, Силия почувствовала уверенность в том, что улицу дочка перешла. Она закрыла глаза и представила себе лицо Рэчел.

Не отдавая себе в этом отчета, она стала покачиваться как в трансе. Она никогда не верила в телепатию и была в трезвом, вздорном своем рассудке, но в нем тоже что-то начало расплываться, колыхаться, колебаться, подтачивая былой скептицизм. «Куда же она пошла? — думала Силия. — В какую сторону? Каким путем?» И вдруг ей показалось, что Рэчел слышит ее: глазенки широко раскрыты, ротик открывается и закрывается, как у спящего младенца.

— Где же ты? — прошептала Силия.

Ни ответа, ни привета, ни жеста какого-нибудь, но лицо было живое, дочка слышала ее.

— Я найду тебя, — сказала Силия. — Держись.

Нэнси открыла глаза. Она лежала на кровати Рона в одном белье и в туфлях. Струившийся сквозь жалюзи свет полосами падал на ее голые ноги.

— Господи, святый Боже! — пробормотала она, вспомнив о девочке.

Ее джинсы и блузка валялись в ванной. Нэнси быстро их натянула и бросилась вниз. Таша подвывала у кухонной двери, она выпустила собаку во двор, потом зашла в мастерскую.

— Рон! — позвала она и услышала, как он поднимается по лестнице из подвала.

— Ты проверял, как она там? — шепотом спросила Нэнси.

— Так, прислушивался. — Рон бросил взгляд на ее ноги. — Как у тебя?

— Лучше. А что случилось? Я что, упала в ванной? — Ее воспоминания о прошлой ночи обрывались на том, что она сидела на унитазе и прикладывала к колену теплую салфетку.

— Нет, ты упала на постель. Я заглянул посмотреть, как там у тебя дела, а ты уже дрыхла без задних ног.

— Что ж ты меня не разбудил?

— Я тебя разбудил. А ты мне сказала оставить тебя в покое.

— Да неужели? Я себе такого даже представить не могу.

— Вот я и решил, что до семи дам тебе поспать.

— А она просыпалась?

— Я ничего не слышал.

— Ну что ж… все, значит, нормально… — Нэнси стала искать взглядом сумочку и заметила, что грязные простыни исчезли. — Я что, их уже постирала?

— Я их сам выстирал.

— Ясненько. — Нэнси покачала головой. — А мне, знаешь, сон приснился… — Ей снились кукольные трусики, свисавшие с веревки для сушки белья.

Рон передвинул на прилавке какие-то бумаги:

— Ты что, вчера вечером совсем обкурилась?

Неужели? Да нет вроде. В последний раз она курила вчера после обеда…

— Просто я очень устала. Вот и все. Я сильно переволновалась, а когда с ногой такое творится, это очень на меня действует.

Она заметила сумочку, свисавшую с торшера, взяла ее и стала в ней рыться в поисках сигарет.

— Коробки у тебя в машине, — сказал Рон. — Как думаешь, сколько тебе понадобиться времени?

— Пару часов.