— А потом я смогу пойти домой?

Нэнси отошла от кровати:

— Там посмотрим.

Рэчел заплакала. Нэнси вернулась к кровати и опустилась на колени. Она взяла в руки холодные ножки девочки и стала их поглаживать, целовать, приговаривая:

— Никто тебя здесь обижать не будет, мы твои друзья, мы хотим тебе помочь. Обещаю тебе это, обещаю, клянусь в этом тебе.

В какой-то момент всхлипывания девочки перешли в тихое постанывание, и в конце концов она заснула. Нэнси продолжала смотреть на ее прекрасное личико со следами слез. Что себе, интересно, думает Рон? — озадачила она себя очевидным вопросом. Как могло так случиться, что именно им будет принадлежать такое совершенное создание?

— С ней все в порядке? — прошептал Рон.

Нэнси прошмыгнула мимо него с охапкой грязного белья. Поднявшись наверх, она бросила белье на пол, села на пластмассовый ящик для мусора и закрыла лицо руками.

— Что случилось? — спросил он.

— Я уже видела ее раньше. И с матерью ее встречалась. — Она взглянула ему в лицо.

— Где?

— В салоне Энджи. Помнишь, на прошлой неделе я рассказывала тебе о том, как у меня нога стала отниматься, а одна женщина поддержала меня, чтоб я не грохнулась?

В его взгляде мелькнуло что-то недоброе, жесткое.

— Так вот, Рон, это была она — мать Рэчел. И знаешь, Рон, она была ко мне так добра.

— Она еще не спит?

— Рэчел? Нет, она заснула. Белье вот свое обмочила…

— Эй! — вдруг сказал он. Это Таша схватила зубами юбку Рэчел.

— Нет, Таша! Нельзя! — крикнула Нэнси.

Таша зигзагами носилась вокруг газонокосилок. Нэнси бросилась к собаке, схватила за ошейник и попыталась вырвать юбку.

— Дай лучше я это сделаю, — резко бросил Рон.

Встав на одно колено, он разжал Таше челюсти.

— Плохая девочка, — испуганно произнесла Нэнси, обращаясь к собаке.

Юбка была наколота на зуб. Мягко, даже ласково Рон вынул юбку из пасти.

— Все в порядке? — спросила Нэнси.

— Что? — У него сбилось дыхание. Чтобы подняться, ему пришлось опереться о дверной косяк.

— Она ее не порвала?

— Нет. — Рон не стал проверять, но так сурово взглянул на Ташу, что псинка поджала вилявший хвостик и виновато посмотрела на него снизу. — Рэчел любит собак, — сказал он. — Таша могла бы составить ей неплохую компанию.

Напряжение Нэнси спало — она боялась услышать, что Ташу надо забрать. Ладно, хоть с этим ей повезло. Она выпрямилась и вдруг застыла, услышав вой полицейских сирен. Рон насторожился. Сирены выли все громче, но потом их звук начал стихать по мере удаления патрульных машин.

Сердце Нэнси колотилось с нездешней силой. Она думала о запуганной девочке, заснувшей на кровати, и глаза ее наполнились слезами.

— Мы не можем оставить ее у себя, Рон. Мы просто не можем. Я отвезу ее домой, хорошо? Я это сделаю прямо сейчас.

До него, видимо, только теперь дошло, что он все еще держит юбчонку в руках. Он бросил ее на прилавок.

— Я скажу, что она бежала и вся билась в истерике, как ты рассказывал. Ты испугался, что она попадет под машину, и привез ее сюда, потому что… потому что… — Она никак не могла вспомнить, зачем он ее сюда привез.

— Нэнси. — Он взял ее руки в свои.

— Да?

— Если мы ее отдадим, мы всю жизнь ей загубим.

— Ну ладно, тогда расскажи в полиции обо всем, что ты видел. И про их хозяина, и про все остальное.

— Она провела здесь весь вечер. Мне пришлось ей обмотать скотчем руки и ноги. Я запер ее в подвале. Неужели ты думаешь, что у меня не возникнет с этим проблем?

— Тогда тебе не надо было бы… — Она замялась и смолкла.

— Все будет хорошо.

— Как?

— Мы сделаем так, что все обойдется.

— Как?

— Уменьшим фактор риска. Будем следовать плану.

— Какому еще плану?

— Тому, который я разрабатывал последние пять часов. Это нетрудно и совсем не сложно. Я буду тебе говорить, что надо делать, шаг за шагом. Сегодня — сейчас — ты поедешь домой, упакуешь вещи и очистишь холодильник.

Она высвободила руки:

— Мне нужно постелить ей постель.

— Правильно. Верно. Сначала постели ей постель. Потом езжай домой и пакуй вещи. У меня есть несколько коробок, которые можно для этого использовать. Когда кончается твой договор на аренду квартиры?

— Что?

— Ты до какого месяца должна там жить?

— До октября. А что?

— Мы все оплатим до конца этого срока. Сдавать твою квартиру на это время — хлопот не оберешься. О мебели своей и о посуде не беспокойся — это барахло мы заберем позже.

Нэнси покачала головой — уж слишком он гнал лошадей.

— Деньги сейчас не проблема. Если понадобится, я еще один пылесос продам. Значит, ты переезжаешь ко мне. Потом звонишь Фрэнку и говоришь ему, что я тебе предложил работать с бумагами, отвечать на телефонные звонки и ты согласилась принять мое предложение, потому что доктор сказал, что много ходить тебе противопоказано.

— Хочешь, чтобы я работала на тебя?

— Кому-то из нас все время придется здесь быть, правильно? Пока тут будет работать радио и двери будут на замке, — он кивнул в сторону подвала, — эта дверь и дверь внизу, — любой, кто сюда войдет, ничего не услышит. Я уже проверял.

— Рон.

— Что?

— Она хочет домой.

Он моргнул, обошел прилавок и, не глядя на нее, сказал:

— Чистые простыни должны быть наверху в комоде.

Рэчел снилось, что они с мамой плывут под водой в темном холодном озере и, хотя у них нет трубок для дыхания, они могут дышать.

— Это просто невероятно, — говорит мама. — Я понятия не имела, что люди на это способны!

А Рэчел по какой-то причине совсем этому не удивляется.

Когда она открыла глаза, яркие круги на потолке вызвали у нее ощущение, что она все еще под водой. Потом она поняла, что свет посылают на потолок два горящих фонарика, и вспомнила, где находится. Она стала все внимательно осматривать — и игрушки, раскиданные по кровати, и то, что находилось за легким пологом.

В комнате больше никого не было. Стояла тишина, которую нарушил лишь проехавший где-то грузовик. На улице было светло. Последнее воспоминание, оставшееся в памяти, было о том, что перед ней на коленях стоит какая-то тетя и говорит ей:

— Мы — твои друзья.

Она сунула руку под теплое одеяло, чтобы ощупать постель. Все было сухо. Но вокруг талии у нее было обмотано полотенце. Та тетя сказала ей, что поменяет простыни, и так, наверное, сделала, но чистые трусики почему-то не принесла.

Эту тетю она уже где-то видела раньше. Только где? Наверное, у мамы в магазине видеофильмов.

— Никто здесь тебя не обидит, — все время повторяла тетя, но тот дядя уже сделал ей больно, когда отдирал липкую ленту.

Она знала, где видела его раньше, — это был тот самый мужчина в бейсбольной кепочке, который пялился на них, когда они с мамой стояли на веранде. Рэчел вспомнила, как он смотрел на нее, когда клал ее на кровать, — будто задушить ее хотел, все кости ей переломать… Она свернулась калачиком и постаралась представить вместо него лицо этой тети, ее доброе лицо. Рэчел вспомнила, как тетя сказала ей, что Мика не умер, и ухватилась за эту мысль — Мика не умер, Мика не умер, — которая ее так утешала.

Ей надо было пойти в ванную. Придерживая полотенце на талии, она откинула занавеску полога и встала с кровати. Ковер на полу показался ей мехом. Сиденье на унитазе было как подушка. Делая свои дела, Рэчел прислушивалась к звукам, которые могли донестись сверху. Она хотела понять, спят ли эти дядя с тетей или их вообще нет дома. На всякий случай она даже воду спускать не стала. Вернувшись в комнату, она подошла к двери и попробовала ее открыть. Дверь была заперта, но это ее не удивило. Она окинула комнату взглядом. В углу стоял огромный кукольный дом. На стенах висели плакаты с изображениями Золушки и Покахонтас. Она подумала, что эта комната, вероятно, спальня девочки. Но где же сама девочка? Она что, умерла?