АМАДИСУ ЖАМЕНУ Три времени, Жамен, даны нам от рожденья: Мы в прошлом, в нынешнем и в будущем живем. День будущий — увы! — что знаешь ты о нем? В догадках не блуждай, оставь предрассужденья. Дней прошлых не зови — ушли, как сновиденья, И мы умчавшихся вовеки не вернем. Ты можешь обладать лишь настоящим днем, Ты слабый властелин лишь одного мгновенья. Итак, Жамен, лови, лови наставший день! Он быстро промелькнет, неуловим, как тень, Зови друзей на пир, чтоб кубки зазвучали! Один лишь раз, мой друг, сегодня нам дано, Так будем петь любовь, веселье и вино, Чтоб отогнать войну, и время, и печали. ПРИНЦУ ФРАНЦИСКУ, ВХОДЯЩЕМУ В ДОМ ПОЭТА Убранством золотым мои не блещут стены, Ни в мрамор, ни в порфир мой дом не облачен, Богатой росписью не восхищает он, Не привлекают взор картины, гобелены, Но зодчий Амфион в нем дар явил отменный, Не умолкает здесь певучей лиры звон, Здесь бог единственный, как в Дельфах, Аполлон И царствуют одни прекрасные Камены. Любите, милый принц, простых сердец язык, Лишь преданность друзей — сокровище владык, Оно прекраснее, чем все богатства мира. Величие души, закон и правый суд — Все добродетели — в глуши лесов живут, Но редко им сродни роскошная порфира! ШАЛОСТЬ В дни, пока златой наш век Царь бессмертных не пресек, Под надежным Зодиаком Люди верили собакам, Псу достойному герой Жизнь и ту вверял порой, Ну а ты, дворняга злая, Ты, скребясь о дверь и лая, Что наделал мне и ей, Нежной пленнице моей В час, когда любви утехи Мы вкушали без помехи, Превратив каморку в рай, Ну зачем ты поднял лай? Отвечай по крайней мере, Что ты делал возле двери, Что за черт тебя принес, Распроклятый, подлый пес? Прибежали все на свете: Братья, сестры, тети, дети, — Кто сказал им, как не ты, Чем мы были заняты, Что творили на кушетке! Раскудахтались соседки, А ведь есть у милой мать, Стала милую хлестать — Мол, таких вещей не делай! Я видал бедняжку белой, Но от розги вся красна Стала белая спина, Кто, скажи, наделал это? Недостоин ты сонета. Я уж думал: воспою Шерстку пышную твою. Я хвалился: что за песик! Эти лапки, этот носик, Эти ушки, этот хвост! Я б вознес тебя до звезд, Чтоб сиял ты с небосклона Псом, достойным Ориона. Но теперь скажу я так: Ты не друг, ты просто враг, Ты паршивый пес, фальшивый, Гадкий, грязный и плешивый, — Учинить такой подвох! Ты — плодильня вшей и блох, От тебя одна морока, Ты блудилище порока, Заскорузлой шерсти клок. Пусть тебя свирепый дог Съест на той навозной куче, Ты не стоишь места лучше, Если ты, презренный пес, На хозяина донес. * * * Я так спешил к тебе (отчаянье берет!), А ты и поцелуй едва мне подарила, Невкусный поцелуй, холодный, как могила, — Диана Феба так целует дважды в год. Невеста — жениха, когда кругом народ, И внучка — бабушку. Ужель ты разлюбила? Где влажность томная, где жар, и страсть, и сила, И нежность губ твоих? Иль горек стал мой рот? Учись у голубей: они весь день украдкой, Целуясь, клювом в клюв, воркуют в неге сладкой, И для забав любви им даже мало дня. Так я прошу тебя, как это мне ни грустно: Ты лучше никогда уж не целуй меня, А хочешь целовать — так уж целуйся вкусно. * * * Чтоб ваш любовник был в служенье терпелив, Вам нужно лишь любить, — не притворяться в этом. Одним огнем пылать, одним светиться светом. Учить язык любви, который так правдив. Веселой, нежной быть, строптивость усмирив, На письма отвечать и на привет приветом, А там, где и слова и письма под запретом, Уметь высказывать глазами свой порыв; Хранить его портрет; сто раз на дню украдкой Брать в руки, целовать его в надежде сладкой, Стремиться две души, два тела слить в одно, Делить с ним каждое сердечное движенье, — И дружбы истинной в нем прорастет зерно. Нельзя лишь так, как вы — любить в воображенье! * * * Как вьется виноград, деревья обнимая Всей силой гибких рук, Прижмись ко мне, прильни теснее, дорогая, Сто раз обвей вокруг. Прелестное лицо, как бы впадая в дрему, Склони к щеке моей, Свой пламень в грудь мою, своей любви истому Лобзаньем перелей. Не отнимая губ, не проронив ни слова, Дай в мир иной уйти, Сожми еще сильней и поцелуем снова К земному возврати. Дай это счастье мне, и я клянусь твоею Бессмертной красотой — Другую полюбить вовеки не сумею, Не воспою другой. Мне рабство дивное терпеть не будет трудно, Каков бы ни был гнет, И нас в Элизиум таинственное судно Обоих унесет. То будет смерть в любви, — от нас уйдет земное Там, в миртовой сени, Где с героинями поэты и герои Проводят в счастье дни; Под звуки лютни там мы пляской насладимся У тихоструйных вод, Наскучив плясками, под лавры удалимся, В темно-зеленый грот. Пойдем бродить в луга, в весенние долины, Где ласкова лазурь, Где мирты зыблются, где зреют апельсины, Не знающие бурь. Где, не сменяемый влекущим лето маем, Царит апрель всегда, Где радует земля обильным урожаем, Не требуя труда. И тени светлые любивших в дольном мире Стекутся к нам толпой, И будут счастливы, что на загробном пире Нас видят меж собой. И сядем среди них мы на траве цветущей, И, радуясь гостям, Любая в их кругу, под сладостною кущей, Уступит место нам: И та, что, лавром став, спаслась от Аполлона, Стыдлива и горда, И с Артемидою грустящая Дидона, Печальная всегда. И на спине быка уплывшая беглянка, Царица красоты, И первообраз твой, бессмертная гречанка, Чье имя носишь ты. |
