– Пойду к ней…

– Сначала передохни.

– Нет, у меня скверное предчувствие, что речь идет о чем-то серьезном. Боюсь за папу.

В поисках сестры Леа обошла весь дом, но так и не нашла ее.

Она увидела Лауру снова только за ужином. У малышки покраснели глаза. Есть никому не хотелось. Леа не переставала приглядываться к отцу, который выглядел сейчас более спокойным, но, пожалуй, это спокойствие тревожило больше его прежнего возбуждения. Сразу после ужина Леа взяла сестру за руку и потащила за собой.

– Давай пройдемся. Мне надо с тобой поговорить.

Та было отшатнулась, но потом смирилась. Они

спустились к террасе. Долина будто застыла в лучах все еще жаркого солнца. Они присели на каменную стенку в тени глициний.

– Почему папа стал таким нервным?

Лаура опустила голову. На лежащие на коленях руки упали две слезы.

– Сестренка, не плачь. Скажи, что произошло.

Лаура с рыданиями бросилась на шею старшей сестре.

– Никогда не осмелюсь. Особенно тебе.

– Почему же особенно мне?

– Потому что тебе не понять.

– Чего же я не пойму?

Рыдания усилились.

– Говори же, прошу тебя. Подумай о папе.

– Ох! Папа – это еще не самое серьезное.

Что хотела она сказать? В раздражении Леа ее встряхнула.

– Что это значит? Что может быть еще серьезнее?

– Франсуаза, – пробормотала та.

– Франсуаза?…

– Франсуаза и Отто.

– Франсуаза и Отто? Объясни, я не понимаю.

– Они хотят пожениться…

– Пожениться?…

– Да. Вчера капитан просил ее руки у папы.

– Понимаю. Конечно, папа отказал.

– Я была убеждена в том, что ты так отреагируешь. Я хорошо знала, тебе этого не понять. И Франсуазе не приходится надеяться, что ты ей поможешь. Я ей это говорила. А она повторяла: "Ты ошибаешься, у Леа есть опыт. Она знает, что такое любовь". Я же ей говорила, что это не так, и о любви у тебя нет представления. А если ей нужен совет и помощь, ей надо обращаться к Камилле.

Страстность Лауры поразила Леа.

– Кроме Монтийяка, ты никого и ничего не любишь. Бедный Матиас это, наконец, понял. Вот почему он уехал.

– Оставь Матиаса в покое. Хорошо? Речь идет о Франсуазе и ее грязных интрижках с немцем!

– Я была уверена в том, что ты так скажешь! Ты просто молишься на своего генерала де Голля и террористов, которых он засылает из Лондона, чтобы разрушать телефонные линии, взрывать поезда и убивать ни в чем не повинных людей.

– Убивать ни в чем не повинных людей? Как только ты осмеливаешься называть ни в чем не повинным врага, который оккупирует нашу страну, обрекает ее на голод, ссылает ее граждан, убивает их. Не будь этих "неповинных", наша мать была бы жива, отец не потерял бы рассудка, дядя Адриан и Лоран не были бы вынуждены скрываться…

– Виноваты не они, а мятежники.

– Мятежники? Те, кто сражается ради чести Франции?

– Пустые слова, громкие пустые слова! Честь Франции воплощает маршал.

– Молчи. Ты просто невежественная дурочка. А твой маршал – сообщник Гитлера.

– Неправда. Он принес себя в дар Франции.

– Милый подарочек. В чем она нуждается, так это в хорошо оснащенной армии и в командующем, который хотел бы сражаться.

– Ты оскорбляешь старика!

– Ну и что? Разве старость может служить оправданием гнусного поведения? Напротив, нахожу ее отягчающим обстоятельством. Он использовал свой престиж героя 1914 года, чтобы люди не восставали против позорного перемирия.

– Без этого перемирия сотни тысяч людей погибли бы, как и наша мама, под бомбами.

Упомянув о маме, Лаура опять разрыдалась. Леа прижала ее голову к своему плечу.

– Может, ты и права. Сама не знаю, как бы поступила мама при таких обстоятельствах.

В подавленном настроении, опустив головы, сидели они на ограде.

– Лаура, неужели тебя ничуть не задевает то, что Франсуаза хочет выйти замуж за немца?

– Чуточку, – призналась та. – Но раз уж они влюблены друг в друга.

– Тогда им надо дождаться окончания войны.

– Невозможно.

– Почему же невозможно?

– Потому что Франсуаза ждет ребенка!

– Ох, нет!

– Да!

Леа вскочила. Вдали над горизонтом поднималась черная стена Ланд. Над Гаронной курился тянувшийся к Лангону и родникам Малля туман.

Она пробормотала:

– Бедная Франсуаза!

Лаура ее услышала.

– Помоги ей, Леа. Поговори с папой. Он к тебе прислушается.

– Не думаю. Теперь он так далек от нас.

– Попробуй, прошу тебя. Попробуй.

– Еще будь Франсуаза здесь, я могла бы с ней потолковать, узнать, чего именно она хочет.

– Поговори с папой. Надо, чтобы он дал свое разрешение. Иначе Франсуаза убьет себя.

– Не говори глупостей.

– Это не глупости. Клянусь тебе, она в полном отчаянии.

– Обещаю тебе, сделаю все, что смогу. А теперь оставь меня, мне надо подумать. И пришли сюда Камиллу.

– Иду.

Чуть поколебавшись, Лаура поцеловала сестру в щеку.

– Спасибо, Леа.

Чуть погодя к Леа подошла Камилла, и Леа ей вкратце все рассказала.

– Я чувствую себя виноватой. Мы ничего не предприняли.

– Что могли бы мы сделать?

– Окружить ее большей любовью, вызвать на откровенность.

– Не думаю. Это ничего бы не изменило. Завтра отправляюсь в Лангон на рынок. По дороге домой заскочу в госпиталь и в зависимости от того, что она мне скажет, поговорю с отцом. Сегодня вечером я слишком устала. Спокойной ночи, Камилла.

– Спокойной ночи, Леа.

– Держите, мадемуазель Леа. Наверное, я еще услышу от вас об этих грибочках и утиных консервах, – возвращая Леа корзинку, сказал папаша Кордо.

– Спасибо огромное! Больше всего обрадуется папа, он любит вкусно поесть.

– Передайте ему мой привет. Был бы рад его как-нибудь повидать.

– Скажу ему. Еще раз спасибо. До свидания, месье Кордо.

Неся большую корзину, прикрытую тряпицей в красную полоску, Леа вышла из ресторана. Рядом с ее прислоненным к стене велосипедом стоял немецкий солдат.

– Остерегайтесь, мадемуазель, оставлять без присмотра такой красивый велосипед. Много воров.

– Спасибо. Руки ее дрожали, когда она с помощью услужливого солдата закрепляла корзинку на багажной решетке.

Усевшись на велосипед, она покатила к госпиталю.

Его двор был заставлен машинами скорой помощи и военными автомобилями. В секретариате она поинтересовалась, где может поговорить с сестрой. Ей сказали, что та в здании в глубине территории, в отделении скорой помощи. Леа вновь взобралась на велосипед. Первым, кого она встретила, был капитан Крамер, который сухо ей поклонился.

– Здравствуйте, мадемуазель Леа. Счастлив встрече с вами и возможности попрощаться.

– Попрощаться?

– Да, мне надлежит срочно выехать в Париж, где я и останусь. Уезжаю я через час. Мой вестовой занимается багажом. Прошу вас, передайте мое почтение мадам д'Аржила: это замечательная женщина. Мне бы не хотелось, чтобы любовь к отечеству толкнула ее на неосторожные поступки. Скажите вашему отцу, что для меня было честью познакомиться с ним, и я надеюсь, что он откажется от своих предубеждений. Мой поклон очаровательной Лауре, преданной Руфи и вашей тетушке.

– Вы никого не забыли?

– С Франсуазой я только что попрощался. Ей потребуется вся ваша любовь. Могу ли я рассчитывать на вас?

И он тоже! У этих мужчин просто мания доверять ей своих жен или любовниц!

– Сделаю все, что смогу. Не от меня одной это зависит.

– Благодарю вас. У Франсуазы нет вашей силы. Она – натура нежная, уступчивая. Не осуждайте ее. Мне бы хотелось познакомиться с вами ближе, но вы постоянно отвергали любой контакт. На вашем месте я поступал бы так же. Хочу все же, чтобы вы знали: я люблю Францию, которую продолжаю считать великой страной, наравне с Германией. Наступит день, когда эти две прекрасные нации сольются и принесут мир человечеству. Ради одного этого мы должны бы объединиться.

Леа слушала в полуха. Самое скверное – он был искренен.