Он от… Дэвида.

Дэвид Чанслер.

Эй, ты. Не забывай, о чём мы говорили. Увидимся на заседании школьного совета.

ЧТО? Что за «Не забывай, о чём мы говорили»? Что это значит? Я решаю дождаться, пока Элла не вернется домой, и спросить её об этом; мне не пришлось ждать долго: она появляется намного быстрее, чем обычно Бетси. Внезапно Элла возникает в моей комнате, и она разгневана.

— Что ты делала он-лайн, когда это было моё время? — спрашивает она, руки на бедрах.

— Что случилось с Дэвидом?

— Что случилось с Шоном?

Мы одновременно краснеем — красные пятна распространяются на наших лбах и яблоками на щеках — обмен подробностями наших секретов практически давит, не давая произнести эти слова. Элла колеблется мгновение, перед тем как подойти и плюхнуться на мою кровать. Она хватает меня за руку, и мы лежим рядом друг с другом на спине, сложив руки между нами. Проходит несколько минут тишины.

— Это бессмысленно, — говорит она тихо. Побежденно.

— Бессмысленно, — соглашаюсь я, чувство тоски накатывает на меня. Это впервые непривычно, хотя, это как желать что-то того, что никогда не было на первом месте.

— Если только… — говорит Элла ещё тише. Моя голова поворачивается посмотреть на неё, она смотрит в потолок.

— Если только что? — спрашиваю я.

— Ничего, — быстро говорит она. — Просто, что, если бы мы могли вернуться к тому, чтобы притворяться тройней, как когда мы были маленькими? Что, если бы мы могли снова жить нормальной жизнью?

Слова Эллы придают форму тому, что грызло меня последние несколько месяцев. Дело в том, что я не позволяла себе иметь это в виду. Тот факт, что, может быть, после всего этого времени я начинаю думать, что это неправильно, чтобы мы жили как один человек. Тот факт, что я задавалась вопросом о-почти-жажде-перемен. Но, зная все, что мама дала нам, о ее карьере, какая-либо социальная жизнь выглядит кощунством.

— Это слишком рискованно, — говорю я. — Что, если они нас найдут?

— Это невозможно сделать, просто посмотрев на нас, — отвечает Элла. — Суд был семь лет назад.

— Мы обе знаем, что у мамы паранойя, — говорю я со вздохом. — Но она до сих пор думает так.

Элла стихает на некоторое время, и когда я слышу, как кто-то говорит, я удивляюсь, что это я.

— Что мы должны делать? — спрашиваю я.

Настал черед Эллы посмотреть на меня, на её лице волнение.

— Поговорить с ней?

Я трясу головой.

— Не уверена, что это поможет.

— Тогда что?

— Я не знаю, — говорю я. — Что-то. Мы должны сделать что-то… правильно?

Мы снова замолкаем на некоторое время, глядя в потолок и теряясь в себе, но, вероятно, думая об одном и том же. Элла и я дышим одновременно, мы звучим точно также. Это легко получить загипнотизированную синхронность, и достаточно скоро я начинаю клевать носом.

— Могу я поспать здесь сегодня? — спрашивает Элла, возвращая меня из сна обратно.

— Конечно, — говорю я сонно, потому что я хочу, чтобы она была здесь. И не хочу быть одна.

— Итак, сегодня мы будем критиковать истории друг друга о собаке, — мистер Эймс начинает урок в творческой мастерской. Я пытаюсь сосредоточено слушать, но спина Шона сильно отвлекает, поэтому я изо всех сил фокусируюсь на нашем учителе. — Задача этого семестра — продолжить работу над рассказами и посмотреть, как далеко мы с ними продвигаемся.

Я улыбаюсь при мысли об отпуске, перерыве с замечательной книгой.

Мистер Эймс говорит нам выбрать себе партнеров.

Повернись, Шон. Попросись быть моим партнером.

— Хочешь работать вместе? — спрашивает он секундой позже, как я думаю об этом. Я улыбаюсь и киваю, и уголком своего глаза я вижу разочарование на нескольких лицах с обеих сторон от прохода. Я догадываюсь, что Шон в равной степени привлекает и девушек, и парней.

После небольшого колебания с моей стороны — никто прежде не читал мои рассказы кроме учителей и семьи — мы обмениваемся бумагой и тихо читаем. Я улыбаюсь на протяжении двух страниц, умно написанных с точки зрения разъяренного кота, который утверждает, что пришедшая собака разрушила всю его жизнь.

— Это действительно смешно, — говорю я, закончив читать. Я смотрю на Шона, а он на меня. — Я думаю, это потрясающе.

— Ты украла моё слово, — говорит он. — Твой тоже прекрасен. Он лучше, чем мой.

— Это не так, — говорю я, закатывая глаза. — В любом случае, рассказ основан на реальной истории об облизывании собакой жабы. Это было в новостях. Жаба выработала сок на своей коже, который как наркотик для собаки. Он был буквально помешан!

— Это самое невероятное, что я когда-либо слышал, — сказал Шон. — Я думаю, ты это выдумала.

— Нет, — говорю я немного смущенно. — Хотя было бы классно, если бы так было на самом деле.

— Нет, — ответил Шон. — Все ищут вдохновение в реальной жизни. Ты создала своё собственное видение этой истории; это действительно здорово.

— Спасибо, Шон.

— Пожалуйста, Бет.

Того не желая, я вздрогнула. Жестоко.

У меня не было идей по поводу имени Оригинала — мама говорит, что она никогда его не знала — но я всегда думала о ней как о Бет. Бет — это имя маленькой девочки, захваченной временем; это прекрасная трагедия, как Бет Марч из «Маленьких женщин».

Шон поднимает руки.

— Стоп, — говорит он тихо. — Я понял. Не Бет.

Я трясу головой, чувствуя себя дурой. Он, должно быть, думает, что я одна из этих мелодраматических девушек. Я делаю глубокий вздох и тепло улыбаюсь.

— Извини.

— Не беспокойся, — говорит он. — И, Королевишна…

Я хмурюсь.

— Серьёзно?

— Отлично… просто Элизабет, — говорит он.

— Хорошо. И…?

— Хочешь пойти пообедать завтра?

Крупная дрожь пробегает по моей спине и вниз по рукам. Я ничего не хочу больше, чем провести своё время наедине с Шоном, узнавая его получше. И всё же как я могу пообедать с ним? К тому времени как я приду в школу, обеденный перерыв закончится больше, чем наполовину. Он, возможно, захочет встретить меня у моего шкафчика после пятого урока, но это просто невозможно… если Элла не сделает это.