— Нет! — решительно заявляет Элла.

— Нет, — отвечаю я. — Мне никто никогда не нравился настолько, чтобы я захотела рассказать. — Я смотрю на Эллу. — Я имею в виду, ты не хотела бы, ну, рассказать Дейву? Дать ему знать тебя ради тебя?

— Я бы солгала, если бы сказала, что эта мысль не приходила мне в голову, — говорит Элла, скрещивая руки на груди. — Но я бы никогда этого не сделала. Мы заключили договор.

— Когда мы были детьми, — говорит Бетси, и я могу сказать, что она на моей стороне.

— Тем не менее, — говорит Элла, — мы можем втянуть маму в серьёзные проблемы. И если она сядет в тюрьму, что случится с нами? Родители мамы мертвы — у нас нет семьи. Мы пойдём в приёмные семьи? Или правительство возьмёт нас под стражу и будет изучать нас как подопытных крыс всю нашу оставшуюся жизнь? Я просто не думаю, что это того стоит.

— Ты слишком много смотришь телевизор, — говорю я, немного улыбаясь, чтобы снять напряжение. — И, кроме того, это будет проблемой, если Шон скажет кому-нибудь ещё. Но он не станет.

— Ты едва знаешь его, — говорит Элла. — Как ты можешь знать, можешь ли ты доверять ему? Что мыможем доверять ему?

— Я просто знаю. — Я не сдержаться от улыбки, потому что это правда. — Просто чувствую. Я уверена, что он сохранит наш секрет. — Я останавливаюсь, ища лица, которые я знаю наизусть, потому что они копии моего собственного. — Я хочу рассказать ему, и для него, и для себя. Я хочу довериться ему.

Мы молчим в течение нескольких моментов; дом скрипит, как будто подключается к разговору. В конце концов, слов больше нет. Но выражение лица Бетси, еле уловимый кивок от Эллы сказали мне, что ночью в этой случайной встрече в темном коридоре мы втроем сделали важное решение для себя, возможно, впервые в нашей жизни. Я знаю, без слов, что они согласны с этим.

Мы расскажем Шону; мы впускаем кого-то ещё.

И мы сделаем это, нравится маме или нет.

— Что ты делаешь прямо сейчас? — спрашиваю я, преграждая Шону путь из класса. Мой телефон в руке, e-mail от Бетси всё ещё на экране.

Она ушла раньше. Путь свободен.

— Стою в проходе, — говорит он в шутку, но получается немного слишком саркастически. Я знаю, он всё ещё в замешательстве: он был необщителен всё это время. Я так нервничаю, что думаю, могу заболеть.

Я делаю глубокий вздох.

— Я имела в виду, что ты делаешь после школы?

— Ох, — говорит он. — Да, я понял. — Он перекладывает свой рюкзак за плечо и сморит на дверь: мы последние оставшиеся в классе. — Возможно, я просто поеду домой. А что?

— Я хотела спросить тебя… — говорю я, уверенность покидает меня с каждой секундой. У меня было всё запланировано ранее, до того, как я на самом деле встала перед ним. — Я… ты не хочешь поехать ко мне домой ненадолго? Я всё ещё хочу поговорить с тобой и мне необходимо… показать тебе что-то.

— К тебе домой? — спрашивает он, всё ещё в замешательстве, но ещё и с любопытством. Это немного меня успокаивает.

— Ко мне домой, — киваю я.

— У тебя нет настроения? — спрашивает он.

Я выдавливаю кашель.

— Я болею.

— Да, конечно, — говорит он, улыбаясь. — Показывай дорогу.

— Ты здесь живешь? — спрашивает Шон, косясь вниз на непроходимые леса двадцатью минутами позднее. Его машина припаркована на главной дороге, а он рядом со мной в седане недалеко от ворот. Всё, что мы можем видеть, это небольшая часть крыши.

— Мне не нравится Дэйв, — говорю я, игнорируя его вопрос.

Шон смотрит на меня и говорит:

— Это не моё дело.

Я надеюсь, что это только защитный механизм; равнодушие беспокоит меня.

— Ты правда так считаешь? — спрашиваю я спокойно, глядя на ворота. — Потому что если да, тогда…

— Нет, — перебивает он. Он смотрит вдаль, за окно, в никуда. — Ты сводишь меня с ума.

— Хорошо, — говорю я, улыбаясь. — Я имею в виду, не хорошо, но хорошо, что ты… беспокоишься.

— Я беспокоюсь.

— Хорошо.

Я глубоко вздыхаю и выдыхаю. Затем я ударяю по кнопке, чтобы открыть ворота.

— Так, как я уже говорила, мне не нравится Дейв, — повторяю я, продвигаясь по подъездной дорожке с меньшим страхом чем обычно. — То есть, он достаточно милый, но он мне не нравится в этом плане. — Пауза. Скажи это. — Мне нравишься ты.

Я смотрю на Шона и ловлю его полуулыбку, в то время как он смотрит вниз на свои руки. Затем его глаза встречаются с моими.

— Тогда зачем ты проводила с ним время?

— Это одна из вещей, которые я хочу попытаться объяснить, — говорю я, паркуясь перед гаражом. Я выхожу из машины; он смотрит на меня, готовый слушать. — Не здесь, — говорю я. — Не в машине, я имею в виду. Мы зайдём внутрь. Но просто предупреждаю тебя, я собираюсь рассказать тебе нечто странное. Твои нормальные дни закончатся сейчас.

Шон улыбается мне, как он делал это в ту ночь на игре.

— Я думаю, что смогу справиться с этим.

Я останавливаюсь на крыльце, думая о том, что всё изменится. На какое-то мгновение я задумываюсь, правильно ли поступаю, но потом вспоминаю, как уверенно я говорила Элле и Бетси, что мы можем доверять Шону. Потому что мы можем; я знаю, мы можем. И я не шутила, когда сказала, что мне необходимо всё рассказать ему и ради себя тоже. Мне надо вернуть мою жизнь обратно, шаг за шагом. Шаг первый: взяться за ручку двери. Я проталкиваюсь, моё сердце тяжело колотится в груди.

— Входи, — говорю я тихо.

Он неуверенно входит в дом и сразу же осматривается. Этого трудно не сделать: высокий потолок с громадной хрустальной люстрой в центре привлекает внимание, мягко говоря. Глаза Шона проезжают по парадной лестнице, через балкон, пока не достигают стен спален. Я смотрю, как они продолжают блуждать вверх, вверх и вверх.

Я прочищаю горло.

— Извини, — говорит он, глядя на меня. — Но твой дом милый.

— Спасибо, — говорю я, сбрасывая обувь. Шон повторяет за мной, и я начинаю подниматься по лестнице. — Пошли.

Я на секунду останавливаюсь в двух шагах от верхушки. Я знаю, что они знают, что мы пришли — их нервозность превращает меня в снежный ком. Я поворачиваюсь лицом к Шону, он в двух шагах позади меня, так что я выше него.

— Готов? — спрашиваю я.

— Так, вот теперь ты начинаешь волновать меня. — Моя лицо, должно быть, выглядит обеспокоенным, так как я чувствую, что он берет меня за руку. — Эй, — шепчет он, — я в порядке.