— Что? — спрашиваю я, удивленно.

Элла кивает.

— Она сказала, что мы собираемся вернуться к жизни в качестве тройняшек.

Это то, что как я знала, вернется — это то, что помогла осуществить голубая полоса в моих волосах, но это не ощущается как великая победа. Скорее как акт филантропии, как что-то, что тебя заставили сделать.

Мы заставили её.

— Только одна из нас может вернуться в Вудбери и мы все знаем, кто это будет, — говорит Бетси, улыбаясь. Я думаю о школе с Шоном и не могу не улыбнуться в ответ. — Мама сказала, что Эл и я можем выбрать разные школы, и она попросит Мейсона сделать всё возможное для того, чтобы нас взяли в середине года.

— Это великолепно, — говорю я, не в состоянии заставить свой голос звучать под стать сказанному.

— Что случилось? — спрашивает Бетси, наклоняя голову набок. — Это хорошие новости.

— Разве вы не видите, что мама просто пытается подкупить нас обещанием, что всё теперь будет хорошо? — спрашиваю я, раздраженная тем, что они такие наивные.

— Конечно мы понимаем это, — говорит Элла, серьёзно глядя на меня. — Это не более чем способ увидеть истинное лицо мамы. Но, эй, если её чувство вины о нашей испорченной жизни даст мне возможность сидеть в классе частной школы вдали от Дэвида Ченслера, я только «за».

— Я смотрю на это как на билет в совершенно новый опыт, — всерьёз говорит Бетси. — Я хочу старые здания и даже старых профессоров и… осень. Я хочу переехать в Новую Англию.

Элла резко вдыхает, я поворачиваю голову в направлении Бетси.

Бет улыбается, она выглядит так мило с её яркими красными волосами.

— Вы убьёте меня, если я попрошусь пойти в школу-интернат?

Поздно ночью я блуждаю по кухне в поисках воды. Мама сидит за столом, когда я включаю свет. Я громко ахаю.

— Ты напугала меня! — говорю я.

Она тихонько смеется.

— Извини. Я не могла уснуть. Просто размышляю.

Я не спрашиваю о чём.

Я подхожу к шкафчику и беру стакан, наливаю в него воды и выпиваю. Я кладу стакан в посудомоечную машину и поворачиваюсь, чтобы уйти.

— Лиззи, присядь на секунду.

Я не хочу этого, но делаю.

— Мне жаль, что я врала вам, — говорит она. Это обезоруживает меня.

— Это ненормально, — спокойно говорю я. — Я не могу простить тебя. Мама, я знаю, что ты пыталась сделать всё правильно. Я признательна тебе за то, что ты позволила Мейсону дать нам наши личности, и за то, что мы можем выбрать себе школы. Но…

— Тебе необходимо время. Я понимаю.

— Я не уверена, что время может это исправить. Я просто… — Я смотрю ей прямо в глаза. — Я больше не могу тебе доверять.

Она вздрагивает, совсем немного, но этого достаточно.

— У тебя есть на это полное право, — печально говорит она. — Но я собираюсь и дальше пытаться делать всё возможное для вас. А тем временем, не могли бы мы устроить перемирие? — Её голос ломается и она кашляет. — Можем мы быть немного более открытыми друг с другом?

— Я согласна.

— Ладно. Это только начало. — Она встает из-за стола и делает шаг по направлению к двери, но перед этим она слегка поглаживает мои волосы. Я хочу вырваться, но не могу; как бы много вещей, сделанных ею, я ни ненавидела, это не относится к любви.

— Волосы, — говорит она. — Мне нравится.

Я поворачиваюсь на стуле и смотрю на неё; в её глазах стоят слёзы, но она просто смахивает их прочь.

— Тебе идет голубой.

После того как она ушла, когда я иду по прихожей и вижу себя мельком, я ощущаю комфорт, зная, что она была в чём-то права. И, как она и сказала, это только начало.

Моя часть теперь немного длиннее первой части.

Школьный совет, химия, тригонометрия, психология, испанский, танцы и творческая мастерская — всё это теперь моё, нравится мне это или нет.

— Ты готова? — спрашивает Шон утром в первый день учебы. Мы среди массы других студентов; мы приехали вместе на его машине. Снаружи ясно и свежо, а я ношу ту одежду, которую выбрала сама. Мои волосы гладкие, несмотря на всю нервозность. Я улыбаюсь.

— Думаю, да, — говорю я, беря Шона за руку. Пока мы преодолевали свой путь к школе, мы получили много внимания от других школьников. Возможно, это из-за того, что мы всё ещё новая парочка, а может быть, это из-за моего нового имиджа. Скорее всего, немного того и немного другого. Они не в курсе, что изменилось нечто большее, чем цвет моих волос.

Когда наши отражения появляются на внешней стороне двери, Шон спокойно говорит:

— Ты же знаешь, что выглядишь очень круто?

Мой желудок делает сальто, я сжимаю его руку.

— Я обожаю тебя, и не только за комплименты.

Дейв выглядит удивленным моим появлением на школьном совете, но предпочитает оставить меня в покое, что просто отлично для меня. Химия и тригонометрия проходят менее кошмарно, чем я ожидала; в перерыве между тригонометрией и психологией я бегу к Элисон.

— Элизабет, твои волосы восхитительны, — говорит она, тепло улыбаясь.

— Спасибо! Ты хорошо провела День благодарения?

— Пф, как обычно, — говорит она, пожимая плечами. — Индейка, семейные драмы, принудительные настольные игры. А как у тебя?

— Тоже ничего особенного. Эй, давай сходим как-нибудь выпить кофе снова?

— В любое время! — говорит Элисон, сияя.

— Может быть, сегодня? — спрашиваю я. Она выглядит удивленной.

— А как же чирлидерство? Разве у тебя нет тренировки?

— Я бросаю, — говорю я, пытаясь выглядеть разочарованной. — Я потянула мышцу в голени, которая не заживет, если я продолжу заниматься. К тому же, моя мама нанимает мне репетитора. По-видимому, я не очень хороша в естественных науках.

— Совсем не как я, — говорит она, смеясь. — Ну, я сожалею по поводу твоей ноги — и репетитора, но я рада, что у тебя теперь будет больше времени на тусовки. Встретимся после школы у твоего шкафчика?

— Замётано. — Я поворачиваюсь, чтобы уйти, затем оборачиваюсь. — Эй, Элисон?

Она смотрит на меня с ожиданием:

— Да?

— Мои друзья зовут меня Лиззи. Надеюсь, ты будешь тоже.

Когда я прихожу после школы домой, Элла и мама вместе в гостиной. Я ловлю обрывок разговора: Элла говорит о своей новой школе.

— …просто это немного более сложно, в хорошем смысле, — говорит она.

— Ты всегда была старательной ученицей, — отвечает мама, тепло улыбаясь.

— Я приму это за комплимент, — говорит Элла, улыбаясь в ответ.

Затем они замечают меня, стоящую неподалеку.

— Лиззи! — говорит мама, садясь прямее на своём стуле. — Присоединяйся к нам. Расскажи, как прошел твой первый день?

Сцена выглядит такой нормальной — простая привязанность между мамой и дочкой. Я могла бы стать частью этого. Но что-то держит меня примерзшей к дверному проему, что-то, что пахнет больше чем недоверие. Это эгоистично, но в какой-то мере я чувствую, что мама обидела меня сильнее. Возможно, это из-за того, что я выследила её; возможно, это из-за того, что она не позволила мне встречаться с Шоном. А возможно, это из-за того, что она оставила меня в Сан-Диего, когда Мэгги похитила девочек.

— Всё прошло отлично, — говорю я, скрывая свои эмоции. День прошел намного лучше, чем просто отлично, но я не готова. Мы с мамой заключили соглашение, но это не значит, что я буду делиться лишней информацией. — Я возьму содовую и пойду делать домашнее задание. Попозже зайдёт Шон.

Я смотрю на маму, ожидая её протеста. Ожидая, что она скажет, что Шон не слишком хорош для моего имиджа, не слишком хорош для меня. Ожидаю обычной маминой реакции.

Вместо этого она говорит:

— Шон кажется милым парнем. Содовая в гараже, принесешь упаковку?

— С новой тобой, — говорит Шон, лучезарно улыбаясь, когда я открываю входную дверь. Я оцениваю его незалаченные волосы, теплую футболку, черную толстовку с капюшоном, потертые джинсы и кроссовки, и думаю, что это мой идеальный тип. Он протягивает мне запечатанный подарок; я беру его с любопытством и улыбкой.