Бухгалтерию и основы счетоводства и все, что нужно для введения в кооперативное дело, читал Александр Васильевич Зеньковский, брат отца Василия Зеньковского, знаменитого философа, автора "Истории русской философии". Александр Зеньковский, по-моему, никакой философией не обладал, но был величайший практик. А читал с большим талантом, и мы слушали его с огромным интересом…»

Признательностью и благодарностью к преподавателям того времени за полученные от них знания проникнуты слова Николая Ефремовича: «…лекции, которые слушал в кооперативном институте, не были пустой тратой времени. Они меня очень обогатили, расширили мой кругозор… должен сказать, что целый ряд понятий о хозяйстве, об организации общества я получил благодаря моим русским преподавателям, получил в очень хорошей форме, потому что у них уже имелся опыт коммунистическо-социалистических теорий в России, и наши наставники относились к ним критически-сдержанно…»

Несмотря на то что в Праге 20–30-х годов XX века было много учебных заведений, доступных для получения в них образования русскими эмигрантами, все же в молодежной среде того времени самым престижным считалось быть студентом Пражского университета. Николай Андреев, отмечая свой интерес к наукам, которые он получал во время учебы в кооперативном институте, признавался, что: «…главное внимание… обращал на курсы на философском факультете Карлова университета. Философский факультет мы называли бы в России, вероятно, историко-философским, к программе которого добавились еще какие-то отдельные предметы. Но здесь все объединялось словом "философский". На философском факультете вам предстояло пройти четырехгодичный курс. Если вы хотели стать славистом, то ассистенты давали вам указания, на какие предметы лучше всего записаться…»

Николай Андреев оставил рассказ о первых своих впечатлениях от университетских русских преподавателей, лекции которых пользовались успехом и среди студентов других славянских национальностей: «Первые впечатления от факультета были абсолютно грандиозные. Лекции читались на высоком уровне. Профессор Францев читал лекции то по-русски, то по-чешски. Начинал, скажем, лекцию по-чешски, потом переходил на русский язык, потом опять кончал чешским. Он все время проделывал этот трюк. Может быть, оттого, что аудитория у него оказалась крайне смешанной. Присутствовало много чехов. Францев оказался мне очень полезен, потому что, во-первых, читал очень конкретно и за ним было очень легко следить, когда он читал по-чешски, к тому же часто главную мысль, высказанную по-чешски, он потом повторял по-русски и наоборот, что очень помогало в постижении чешского языка. Его материал мы быстро усваивали…»

Особенно поразили Андреева-студента лекции и семинары профессора Евгения Ляцкого, который «читал по-русски, часто очень остроумно. К нему должны были идти люди, которые хорошо понимали русский язык, а таких среди чехов в мое время оказалось крайне мало. У Ляцкого существовал свой, более отвлеченный, а иногда и трудноуловимый аспект. Но это было интересно. Очень часто он высмеивал кого-нибудь из критиков, ядовито прохаживался насчет тематики авторов, что представлялось довольно любопытным…»

Не менее впечатляющими своей необычностью оказались и семинары Ляцкого, которые произвели на молодого студента «настолько потрясающее впечатление», что он даже спустя много лет помнил, когда они начинались: «в два часа во вторник». Андреев описал обстановку, форму общения участников, а также воспроизвел одну из тем семинара Ляцкого: «Он происходил в большом кабинете Ляцкого, где было поставлено двадцать четыре стула, все они были заняты, и кое-кто даже сидел на полу, скрестив по-турецки ноги. Ляцкий пребывал в хорошем настроении и объявил, что предметом сегодняшнего семинара, первого в сезоне, будет обсуждение нового, модного в Советском Союзе в то время метода критики, так называемого формального метода…»

На этом семинаре Н. Е. Андреев познакомился с аспирантом университета Плетневым Ростиславом Владимировичем, который также произвел неизгладимое впечатление на Николая Ефремовича: «…коллега Ростислав Владимирович Плетнев, уже окончивший университет аспирант… писал докторскую работу на тему о природе у Достоевского… Его диапазон знаний и интересов был очень велик, и он оказался значительно старше нас. Это был потомок тех знаменитых Плетневых, которые фигурируют в окружении Пушкина. Ростислава Владимировича я потом близко знал, но с первого же дня он поразил меня размахом своей памяти. Он прочел очень интересный и глубоко поразивший меня доклад, потому что выдвинул не только пункты, которые были сформулированы формалистами, но и проследил шаг за шагом, как они постепенно развивали свои теории и к чему пришли, сделав первую критику их. Надо признаться, что с такой эрудицией я тогда еще не сталкивался. Он наизусть называл десятки публикаций, даже указывая обычно года, когда и где они появились. Он приводил огромное количество цитат, и при этом все было не только ясно, не только учено, но и чрезвычайно интересно. Мы понимали, что перед нами действительно новый подход к литературе…»

Русские ученые в Праге не только развивали науку, преподавали в учебных заведениях дисциплины, но и по мере сил и возможностей помогали своим подопечным студентам выживать в непростых условиях эмигрантской жизни.

Вспоминая свои студенческие годы в бытность учебы в Карловом университете, Николай Андреев отмечал: «Больше всего, положа руку на сердце, я благодарен Евгению Александровичу Ляцкому, который несколько раз сыграл положительную роль в моей судьбе в период, когда я учился в Карловом университете. До революции Е. А. Ляцкий был директором этнографического отдела Русского музея Императора Александра III в Санкт-Петербурге. Он совершал различные этнографические поездки, о которых позднее очень остроумно докладывал в Славянском институте, центральной тогда в Чехословакии организации, занимавшейся исследованием славянских проблем. Он ездил по северу России, и я предполагаю, что его этнографические занятия были на вполне высоком уровне. Кроме того, он печатался в так называемых толстых журналах. Еще в тот период, когда я залпом читал все толстые журналы в библиотеке русской школы в Таллинне, мне неоднократно попадалось его имя, но я не предполагал, что позже доведется хорошо его узнать».

Этнограф, фольклорист, историк литературы Евгений Александрович Ляцкий (1868–1942) жил в Праге с 1922 года. Он был профессором Карлова университета, где заведовал кафедрой русского языка и литературы. Одновременно здесь он возглавлял издательство «Пламя», редактировал газету «Огни», сотрудничал с журналами «Новая русская книга», «Русский архив», с газетами «Воля России», публиковался в «Научных трудах Русского народного университета». К слову сказать, Евгений Александрович был одним из организаторов Русского Народного Университета. Ляцкий активно участвовал в работе различных общественных и научных организаций, был почетным членом Союза русских писателей и журналистов в Праге. Много сил и времени он в качестве председателя отдавал работе в Комитете по улучшению быта русских писателей в Чехословакии.

Евгений Александрович активно занимался популяризацией русской классики, его работы переводились на иностранные языки. В пражский период его жизни вышли его книги: «Классики русской литературы», «Очерки русской литературы XIX в.», «Гончаров в кругосветном плавании. Критико-биографический очерк», «Роман и жизнь: Развитие творческой личности И. А. Гончарова. Жизнь и быт. 1812–1857», «Два мира в приемах изобразительности Л. Толстого» и другие. На 1-м конгрессе филологов-славистов в Праге ученый выступил с докладом «Пушкин-повествователь в "Истории Пугачевского бунта". В 1937 году Ляцкого избрали председателем Пушкинского юбилейного комитета в Праге.