Мартин Элтон в раздумье принялся ходить по комнате, засунув руки в карманы.

– Какое, по-твоему, у Торрингтона состояние?

– Больше двух миллионов фунтов, – ответила она.

– И сколько он готов заплатить за то, чтобы узнать правду?

Глаза Доры гневно сверкнули.

– Отдать это Одри? – протянула она. – Дать ей и отца, и миллионы, когда я прозябаю тут в канаве с мужем-преступником и друзьями-подонками! Ты что, с ума сошел? Ты не сделаешь этого, Мартин!

– Как ее зовут?

– Дороти Одри Торрингтон. Он не знает, что ее зовут Одри. Когда Торрингтона посадили, ей еще не дали имени. Он хотел, чтобы ее назвали Дороти, и всегда писал о ней как о Дороти, но этим именем ее никогда не называли.

Мартин смотрел на жену.

– Она не должна об этом узнать, – медленно произнес он. – Напиши ей!

Она обожгла его яростным взглядом.

– Напиши или сходи к ней… Лучше сначала напиши. Пригласи на чай, – заговорил он не терпящим возражений голосом.

– Я этого никогда не сделаю, Мартин! Хоть бы ты…

– Дважды повтори в письме, что ты солгала насчет ее отца. А когда она придет, ты скажешь ей, будто бы все, что ты говорила о ней, относится к тебе.

– Да будь ты…

– Подожди… – нетерпеливо отмахнулся он. – Почему ее не назвали именем, которое он выбрал?

– Потому что было нельзя. Это было мое имя, он не знал, что мое второе имя – Дороти, а мать поняла это только после того, как Одри зарегистрировали. Две Доры в одной семье – это уж слишком.

– Где свидетельство о рождении Одри?

Она задумалась.

– Может быть, у меня, – сказала Дора. – Но если оно и у меня, я его никогда не видела. Мать оставила кучу бумажек, однако я не заглядывала в них с тех пор, как они попали ко мне в руки. Неси их сюда, Кролик, они на верхней полке в моем гардеробе.

Сходив наверх, он вернулся со старой жестяной коробкой в руках. Она была заперта, ключа не было, но Кролику не составило труда открыть ее. Коробка была доверху забита фотографиями, старыми акциями, которые в свое время разными путями попадали в руки миссис Бедфорд (Дора, прекрасно помнившая жизнь матери, знала, что все они ничего не стоят). На самом дне они нашли голубой конверт, в котором лежали две бумаги.

– Это мое свидетельство о рождении, а это – Одри.

Она развернула оба документа на столе.

– Дороти Одри Торрингтон, – прочитал он, и его глаза заблестели. – А как тебя зовут, Дора?

– Нина Дороти Бедфорд… Такой была фамилия матери до того, как она вышла за Торрингтона.

– Я могу исправить Одри на другое имя… Одри не подходит. Твое имя останется. Ты напишешь ей, Дора, – с напором произнес он, – и когда вы встретитесь, признаешься ей – со слезами или без них, – что она твоя старшая сестра.

– Но это невозможно… – начала она.

– Ты сделаешь это. Возраст невозможно доказать. А если память у нее окажется слишком хорошей… – лицо его сделалось каменным, взгляд непреклонным. – У меня мягкое сердце, и я всегда готов пожалеть попавшую в беду девушку, и, если бы я мог помочь Одри, если бы мог помочь ей прямо сейчас, я бы это сделал. Но это дело на миллион, и я не упущу такого случая.

– Ты хочешь сказать… – еле слышно прошептала она.

– Я хочу сказать, что ты – Дороти Торрингтон.

– Но если она все-таки помнит? Она не может не помнить, Кролик… Господи, да у меня волосы выросли намного раньше, чем у нее!

Он кивнул.

– В таком случае ей придется куда-нибудь отправиться и все забыть, – сказал он. – Никто не знает, что Одри – дочь Торрингтона…

В дверь постучали, и вошла горничная.

– К вам мистер Смит, сэр, – доложила девушка. – Мистер Смит из Чикаго. Провести?

На минуту стало тихо, а потом Мартин сказал:

– Ведите его сюда. Ты, кажется, знакома с ним? – спросил он жену.

– Видела однажды, ты знаешь когда. Я лучше пойду.

Сказать, что мистер Смит был весел, означало бы пойти против истины, ибо вид у него был такой, будто он только что побывал на какой-то великосветской свадьбе.

– Прошу прощения за вторжение. Вы уходите, сударыня?

Он посмотрел на дверь, потому что Дора была одета не по-домашнему (она выходила на улицу, когда ее встретил Мартин).

– Я собиралась уходить, поэтому, если позволите…

– Вот жалость! – спокойно произнес мистер Смит. – А я как раз хотел с вами поболтать о том о сём, и, я думаю, вам не безынтересно узнать, что некий представитель старинного дома Бедфордов присоединился к нечестивому союзу деловых.

– Что это значит?

– Я просто хочу как можно ярче преподнести одну сногсшибательную новость. Одри, ваша глубокоуважаемая свояченица теперь работает в полиции!

– Вы хотите сказать, она устроилась на работу к Стормеру? – уточнил Мартин, и мистер Смит кивнул.

– Я об этом узнал случайно, – сказал он. – Мне известны все приемы Стормера. В Англии он ввел систему, которая раньше здесь не была известна и не признается. Это система жетонов. Я видел, как девушка вошла в контору Стормера и вышла, снова с Уиллиттом, и вместе они отправились на Чипсайд в лавку Лобелла, где, как мне известно, и продаются эти «звезды надежды». Заходить за ними не имело смысла, потому что мне через окна его мастерской и так было прекрасно видно, что происходит внутри. Само собой, ее светлость просто сияла от счастья. После этого они расстались. Уиллитт направился к ближайшей телефонной будке и, как вы думаете, что он сделал?

– Позвонил, – лаконично ответил Мартин, вызвав восхищенный вздох мистера Смита.

– Вы поразительно догадливы, мистер Элтон. Да, сэр, он позвонил, в «Ритц-Карлтон»! Заказал леди номер.

Он снова достал платок, на этот раз, чтобы обмахнуть безукоризненно чистые туфли.

– В «Ритц-Карлтоне» живет мистер Браун или Торрингтон, – добавил он невзначай.

Это известие настолько поразило Мартина и его жену, что они даже не стали делать вид, что не знают, кто такой Торрингтон.

– Что ж, спасибо, – обрел дар речи Мартин. – Но я не интересуюсь всяческими рассказами.

– И правильно делаете, – согласился Смит. Его яркие глаза устремились на Дору. – Ваша младшая сестра – очень милая девушка.

– Вы об Одри? – спросила она и рассмеялась. – Меня всегда забавляет, когда люди называют Одри моей младшей сестрой. На самом деле я младше ее ровно на год.

Дора великолепно ориентировалась в трудных ситуациях.

– А почему вы, Смит, считаете, что нам вообще интересно, чем занимается Одри Бедфорд?

Жулик на секунду прекратил обмахивать обувь и посмотрел вверх.

– Вы – родственники, – сказал он. – Плюс небезопасная природа нашей с вами общей профессии. Она еще доставит вам неприятности, помяните мои слова. Недавно страшилище едва не сцапал ее, и, если бы не один человек, это бы у него получилось.

– Вы говорите о Мальпасе? Это она была той женщиной в «Ридженси»?

Мистер Смит кивнул.

– Ничего серьезного там не было. Больше сил он на нее потратил в парке, на Внешнем кольце. Она пользуется популярностью. Это третий человек, который пытался поймать ее, и третий, кому это не удалось. Я думаю сходить на похороны четвертого, кто попытается это сделать. Она приносит несчастья честным жуликам.

На этом, похоже, он посчитал, что выполнил свою задачу, поскольку не стал более задерживаться.

– Что ж, пойду я, – вздохнул он. – То, что я считаю своим долгом, я исполнил. Эта ваша младшая сестренка – непростая штучка, миссис Элтон.

Он никак не выделил слово «младшая», но Мартин Элтон понял, что он вставил это слово намеренно, и, когда Смит ушел, он повернулся к жене.

– Смит хочет долю. Если мы возьмемся за это дело, его молчание будет стоить нам двадцать тысяч… Может быть, больше. Все зависит от того, что случится с Одри.

Несмотря на бесконечный шум уличного движения, квартира Дика Шеннона была местом, где царило спокойствие. Слух привыкает даже к тем звукам, которые поначалу оглушают и приводят в полнейшее замешательство, а привыкнув, перестает их замечать.