— Чего вы хотите? — пробормотал он, обращаясь к волнам. — Неужели не можете оставить в покое старого человека, чтобы он мог насладиться теплом постели и воспоминаниями о прошлом?
Но он знал, что морю отказывать нельзя.
Закрыв глаза, он высвободил свои чувства, перестав замечать соленые ароматы и легкий бриз, ласкавший гладко выбритые щеки. Сейчас его не интересовали собственные ощущения. Дотянувшись до горизонта, он наконец нашел то, что искал, — намек на молнию в воздухе, далекий вой ветра. И понял, что это значит. С юга надвигался яростный шторм.
Он нахмурился и открыл глаза. День был ясным, небо голубым, но к ночи море будет злобно реветь, вплетая свой голос в пронзительные вопли ветра. Южные шторма были самыми страшными, они приносили из тропиков распухшие от дождя тучи и рвали на части корабли Отмелей. Оглушенный грохотом грома, Пинорр смотрел туда, где небо встречалось с океаном. За горизонтом зрел один из самых страшных южных ураганов — настоящий убийца кораблей.
Плохая новость для флота.
Пинорр сплюнул за борт, отдавая свою воду и соль великому океану в благодарность за предупреждение.
— Папа, они идут, — прозвучал тоненький голосок.
Пинорр продолжал смотреть на море. Девочка, сидевшая около его ног, была дочерью его старшего сына, чей дух вернулся в море еще до того, как малышка появилась на свет. Ее мать умерла во время родов, и дитя не знало других опекунов, кроме него. Сначала Пинорр пытался поправлять Шишон, считавшую его отцом, но девочка была так слаба на голову, что не понимала его объяснений. В конце концов он сдался.
— Шишон, кто идет? — ласково спросил он, опустившись на колени рядом с девочкой.
Ей было почти десять зим, но она по-прежнему смотрела на мир широко открытыми глазами крошечного ребенка. Когда ее мать умерла на руках у повитухи, бедняжку пришлось вырезать из остывающего тела. К несчастью, целители слишком медлили. Малышка почувствовала прикосновение смерти, и ее ум повредился.
Рукавом своего одеяния Пинорр вытер слюну с подбородка Шишон и пригладил длинные черные волосы девочки. Ее лицо, хоть и осененное невинностью, нельзя было назвать красивым. Одно веко обвисло, и губы на этой половине лица плохо подчинялись ей. Возникало ощущение, будто лицо девочки растаяло и сползает. Старик прикоснулся к ее щеке. «Кто будет о тебе заботиться, когда меня не станет?» — грустно подумал он.
Шишон, не обращая внимания на вопрос и прикосновение деда, сосредоточенно рассматривала кусочек китового уса, поворачивая его в разные стороны крошечными руками. Маленький резец без устали вгрызался в кость.
— Я почти закончила, папа.
Пинорр улыбнулся серьезному выражению на ее лице, появлявшемуся, когда она что-то делала. У девочки были невероятно искусные пальцы; они буквально парили над китовым усом, ощупывали его, терли, резали. С таким мастерством она могла бы стать ученицей резчика, но эта мечта была невыполнима из-за ее слабого ума. Старик наклонился пониже.
— Что ты вырезаешь, дорогая?
Она замахала на него руками.
— Не подсматривай, папа! Мне нужно спешить. Они уже идут! — Вид у нее был невероятно серьезный, брови насуплены, глаза прищурены.
— Послушай, милая, мне нужно поговорить со шкипером. Надвигается шторм. — Он потянулся к ее плечу.
— Нет! — Шишон ткнула в него своим маленьким ножом, заставив отпрянуть. — Мне надо закончить!
Пинорр потер длинную царапину от ножа на тыльной стороне ладони и нахмурился — он не рассердился, его удивила реакция Шишон. Обычно она отличалась уступчивостью, и ею было легко управлять. Такое поведение его обеспокоило. Поэтому он заговорил с ней таким суровым голосом, который нагонял страх даже на шкиперов.
— Шишон, оставь свою работу, доделаешь, когда поешь. У меня есть дела. Может, ты хочешь остаться с Мадер Джил?
Пальцы девочки замерли в воздухе, и она подняла к нему лицо, по которому текли слезы.
— Нет, папа.
Пинорр мгновенно почувствовал себя негодяем. Вздохнув, он наклонился к Шишон и взял ее крошечные руки в свои, крупные и сильные. Детские ручки обожгли его, точно раскаленные угли. Кожа девочки была горячей, видимо, она заболела. Может быть, поэтому и капризничает? Он еще сильнее пожалел о том, что был с ней резок.
— Извини, Шишон, — сказал он. — Ты мое сердечко.
Он прижал девочку к груди и поцеловал в макушку.
Она, не поднимая лица, что-то тихонько пролепетала.
Немножко отклонившись назад, он спросил:
— Что ты сказала, дорогая?
— Они уже почти здесь, — ответила девочка, стараясь не встречаться с дедом глазами.
Шишон продолжала сжимать в руках фигурку, над которой работала, но больше ничего с ней не делала.
— Можно посмотреть? — ласково спросил Пинорр, показав на фигурку.
Шишон заколебалась, затем, насупившись, медленно выпустила из рук свою поделку.
— Она еще не готова. Я не могу их как следует разглядеть, пока не закончу.
— Все в порядке. У тебя будет время после солнечной трапезы, — сказал Пинорр.
Он взял кусочек кости и присел на корточки, подставив фигурку лучам солнца.
От удивления у него широко раскрылись глаза. Искусство девочки производило ошеломляющее впечатление, а она считала, что работа еще не закончена. Мелкие детали, мягкие изгибы, даже вырезанные из хрупкого китового уса тонкие крылья дракона — все поражало своей симметрией. Он повертел фигурку под лучами солнца. Это могла быть работа настоящего мастера.
— Я хотела выкрасить дракона в черный цвет, папа. Он должен быть черным! — Она стукнула крошечным кулачком по палубе, и в ее голосе прозвучало огорчение. — А ее волосы — зелеными, как морские водоросли!
— Чьи волосы?
Он еще раз повернул фигурку и увидел, что на спине великолепного дракона сидит крошечная наездница. Сначала он ее не заметил, она терялась на фоне громадного дракона.
— Кто это?
Шишон криво улыбнулась одной стороной рта.
— Это она приближается, папа. Ты что, не слушаешь меня?
Он улыбнулся игре ее воображения.
— Значит, эти двое летят сюда, чтобы встретиться с тобой? — Он вернул ей фигурку. — И откуда же они?
Прижав фигурку к груди, Шишон окинула взглядом пустую палубу, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает. Затем она посмотрела на Пинорра.
— Из-под волн.
— Понятно, выходит, это морской дракон, как в сказках про ме'рай.
— Но этот еще и летает по небу.
Она подняла вверх пластинку китового уса и провела ею по воздуху.
— Ясно, — не стал спорить с ней Пинорр. — А они возьмут тебя с собой в свои замечательные приключения?
Она перестала водить по воздуху драконом и посмотрела старику в глаза. В ее взгляде он увидел потрясение.
— О нет, папа, они нас убьют.
И она снова принялась водить драконом по воздуху.
Пинорр чуть отодвинулся от нее, глядя на свою несчастную внучку, и потер руки, как будто пытался счистить с ладоней пыль от китового уса. Впрочем, на самом деле ему хотелось прогнать холод, который пронзил его после слов девочки.
«Болтовня слабоумного ребенка», — сказал он себе, вставая. Но в ушах у него все еще звучал далекий грохот бури, бушующей за горизонтом. Он снова взглянул на мирное море, но молнии и гром эхом звучали у него в голове.
Теперь Пинорр уже не сомневался.
На крыльях штормового ветра или на крыльях дракона, но к ним неслась их погибель.
Сай-вен смотрела на потрясенного Каста, разделяя его изумление. Как он может быть ме'рай? Наездник отпрянул от кораллового стола, словно хотел убежать от слов старейшины. Кровь отлила от его лица, и изображение Рагнар'ка проступило на щеке и шее, точно черная метка.
— Что за ерунду вы только что сказали? — пробормотал Каст.
Сай-вен повернулась к Совету. Она не сомневалась, что мастер Эдилл решил подшутить над несчастным Кастом. У него не было ничего от ее народа — ни пальцев с перепонками, ни внутреннего века. Да и темная кожа отличалась от бледных, светящихся лиц ме'рай.