У Элены задрожали ноги, и магия громче запела в ее крови, заглушая все остальные звуки. Потрясение от того, что она сделала, мгновенно ослабило жесткую хватку, которой Элена удерживала магию. Воспользовавшись ее замешательством, ведьма сбросила оковы и промчалась по венам девушки. Элена была так ошеломлена убийством королевы гоблинов, что не могла сопротивляться мраку в своей душе. А где-то в самых потаенных глубинах ее существа пряталась крохотная частичка, которая и не хотела с ним сражаться.

Элена упала на колени в луже крови гоблина и открылась навстречу ведьме, позволив ледяной стороне своего духа прогнать жаркий стыд и чувство вины.

Оказавшись наконец на свободе, ведьма ликовала, и с губ Элены сорвался невольный смех — смесь похоти, ужаса и безумия. Тонкая граница между женщиной и ведьмой начала таять. Элена обнаружила, что поднимается на ноги, а из ее гортани рвется злобное ликование при виде того, как жизнь покидает тело королевы гоблинов.

Девушка пыталась присоединить к этой яростной вспышке собственный голос. Она кричала о своем ужасе и сожалении, о потере и боли, молила кого-нибудь забрать все это у нее. Но ее голос был похож на шепот, сражающийся с ураганом. Восторг ведьмы изливался из ее сердца, он пел об освобождении и триумфе могущества.

И Элена не могла этому помешать.

Она смотрела, как ее левая рука взяла кинжал и приготовилась надрезать ладонь, сиявшую густым лазурным цветом. Ведьма собиралась выпустить магию, наполнявшую ее руку, освободить призрачный огонь и позволить ему промчаться по кораблю.

— Нет, — застонала Элена, — только не это!

В глубине своего сердца Элена не настолько поддалась горю и боли, чтобы забыть о друзьях, находившихся на корабле: Эр'риле, Джоаке, Флинте и Морисе. Они все погибнут!

И Элена начала сражаться с ведьмой. Кинжал дрогнул в ее руке. Но это было все равно что бороться с бурной рекой. Она не могла преуспеть, ее не пускали сильные потоки, бушевавшие в ее крови. Ведьма не желала терять контроль над происходящим.

Внутренняя борьба сопровождалась диким смехом, вырывавшимся из горла Элены. Ведьма ликовала так громко, что никто не слышал крика девушки о помощи.

— Что происходит? — спросил Флинт.

— Я не знаю, — ответил Эр'рил, не сводивший глаз с орды гоблинов.

Мгновение назад он и его друзья смотрели на драк'илов поверх тела их убитой королевы, причем обе стороны явно не понимали, что случилось. Никто не шевелился, никто не осмеливался произнести ни звука.

А потом напряженную тишину разорвал злобный смех, прозвучавший с середины палубы, — сначала тихий, затем более яростный. Он отражался от парусов и воды, говорил о безумии и о чем-то еще — о неистребимом голоде.

Драк'илы извивались и шипели, не понимая, что означает странное явление. Несколько гоблинов принялись принюхиваться к воздуху. Затем горстка чудовищ бросилась бежать — и это стало сигналом. Вскоре вся орда отступила, гоблины извивались и перепрыгивали через своих соплеменников, цепляясь когтями за палубу. Со всех сторон слышались всплески воды, драк'илы прыгали в воду.

Эр'рил и его друзья не двинулись с места. И хотя от жуткого смеха по коже Эр'рила побежали мурашки и заболели уши, он знал, что сражение еще не закончено. Рокингем и живший в нем демон все еще стояли около грот-мачты. А гоблины, точно пенящийся поток, обтекающий камень, мчались мимо.

Однако не присутствие Рокингема мешало Эр'рилу пошевелиться. На одно короткое мгновение ему показалось, что он узнал знакомую интонацию в голосе, лишенном тела.

— Джоак, пойди взгляни на сестру, — поспешно приказал он.

— Но… — Юноша не сводил глаз с убегавших гоблинов.

Эр'рил подтолкнул юношу к открытому люку.

— Иди вниз!

Джоак заколебался, но нырнул в дверной проем и помчался вниз по деревянной лестнице. Эр'рил, прищурившись, слушал жуткий смех. Безумная радость плыла над кораблем, и, казалось, будто она рождена самим деревом, из которого он сделан.

— Что? — спросил Флинт.

Эр'рил с трудом сглотнул, но ничего не ответил.

На палубе осталась только мертвая королева гоблинов. Даже тяжелораненые драк'илы умудрились перебраться через леера, решив, что уж лучше рискнуть встретиться с акулами, чем стать жертвой ярости призрака, убившего их королеву.

Под звуки яростного смеха Элена сражалась с ведьмой, пытаясь отобрать у нее контроль над дикой магией. Острие кинжала оцарапало ладонь, но она не оставляла своих попыток.

Гоблины, окружавшие ее, видимо, почувствовали опасность, которая им грозила, и разбежались во все стороны, на палубе остались только мертвые тела.

Элена боролась изо всех сил. Теперь, когда драк'илы сбежали, выпускать магию на свободу не было никакой необходимости. Смерть ее друзей ничего не даст.

И тем не менее девушка не могла остановить то, что должно было произойти. Из горла вырывался смех, которым она не могла управлять.

Элена отчаянно искала помощи — и нашла в самом неожиданном месте.

Около одной из мачт стоял человек, которого она не заметила в толпе гоблинов. Черная магия окружала его, точно туман. Теперь, когда на палубе никого не осталось, она смогла его рассмотреть. Сначала глаза Элены широко раскрылись — когда пришло узнавание, — а потом их наполнила ненависть.

Не может быть! Но она знала, что не ошиблась. Рокингем!

Огонь внутри Элены, который, казалось, давно уже потух, разгорелся с новой силой. Он жив! Вопль ярости вырвался из самых глубин ее сердца и напитал кровь.

Смех ведьмы неожиданно стих, когда в женщине вспыхнули ненависть и ярость. Граница между женщиной и ведьмой перестала существовать — они больше не сражались друг с другом. Обе стороны ее сущности объединились в огненном горниле гнева.

На палубе воцарилась тишина. Держа кинжал над ладонью, Элена снова попыталась подчинить себе свое тело, но теперь она не собиралась сопротивляться ведьме, она приготовилась ее принять.

Убийца больше не сбежит.

Элена вонзила острие кинжала в ладонь.

Смех стих так же быстро, как возник.

Эр'рил напрягся, пытаясь уловить звуки безумного ликования, но на корабле царили мертвая тишина и неподвижность. Не шевелились даже паруса. Казалось, сами ветры обходят корабль стороной.

Противники — Рокингем и защитники Элены — смотрели друг на друга через палубу, усеянную трупами.

Рокингем не шевелился. Сохраняя на лице насмешливую ухмылку, он твердо стоял в расползающемся озере мрака.

— Ну, теперь, когда мы покончили с глупостями, — спокойно проговорил он, — может, вернемся к вопросу о ведьме.

Рокингем широко расставил руки, и его глаза вспыхнули тем же красным светом, что и сияние в груди. Голем был одержим своим господином. Его голос наполнился древним холодом.

— Хватит игр. Пришла пора умереть.

Сквозь рану с неровными краями из его груди потекли тени, похожие на маслянистые тучи, поднимающиеся из черного колодца. Но вместо грома штормовой фронт сопровождали стоны несчастных душ и вой демонов. Из туч во все стороны, словно змеи, потянулись ленты мрака — но не к Эр'рилу и его товарищам, а к мертвым гоблинам, лежавшим на палубе.

Там, где щупальца мрака дотрагивались до холодной кожи, трупы начинали конвульсивно дергаться, точно испытывали отвращение от их прикосновений. Всего за несколько биений сердца от гоблинов остались лишь скелеты, обтянутые кожей, с торчащими во все стороны костями и суставами. Теперь, когда они лишились плоти, их зубы и когти, ослепительно белые в лучах солнца, особенно бросались в глаза.

Но вскоре стало ясно, что это вовсе не иллюзия, а самая настоящая реальность.

У мертвецов, которых коснулись тени, клыки становились длиннее, когти вытягивались и становились похожи на серпы размером с предплечье взрослого мужчины. Прошло совсем немного времени, и чудовища превратились в сплошные зубы и когти, соединенные костями и обтянутые кожей.