Через неделю по почте пришли наши номера, и теперь надо было идти в банк. Любезная менеджер в банке очень оперативно оформила все документы, выдала номера счетов и пожелала всего наилучшего. Дорога в светлое будущее была открыта, и горел зеленый свет. Обычно на материке обе эти процедуры занимают несколько месяцев, здесь же все решалось буквально за пару недель. То ли мы были такими хорошими, то ли среди коренного населения желающих жить и работать в таких условиях становилось все меньше, но так или иначе, приезжие в то время были в большой цене.

Завод оказался небольшим серо-голубым ангаром, у которого сидели и курили несколько десятков человек. Проходя мимо них, я явственно расслышал литовскую и русскую речь. Мы с Вованом поднялись на второй этаж офиса и подошли к открытой двери.

— Можно войти? — как-то очень несмело спросил Вован.

— Да, конечно, — ответил ему женский голос.

Мы зашли в кабинет, и я увидел сидящую за столом женщину лет пятидесяти, менеджера по персоналу, которую, по словам наших соотечественников, боялся весь завод.

— Дженни, это мой родственник из Прибалтики. Может быть, у вас найдется место для него? — смущенно улыбаясь, промямлил человек, который всего несколько дней назад утверждал, что на заводе все договорено.

Я оторопел. Никаких договоренностей не было. Мы приехали в никуда!

— Вы говорите по-английски? — спросила она меня.

— Мой английский не очень хороший, — ответил я. — Школьный уровень.

— Вообще-то мест у нас сейчас нет. Заполните анкету, а я пока подумаю, что вам предложить.

Я взял протянутый мне лист и начал читать. Анкета оказалась несложной, к тому же мне сразу бросился помогать Вован, который прекрасно понимал, что его обман раскрыт и я уже догадываюсь, что нас тут никто не ждал.

— О’кей. — Дженни посмотрела на меня поверх очков. — Я могу взять тебя в чилл.

— Большое спасибо. — Вовчик выкрикнул это быстрее, чем я смог что-то сообразить. — А может быть, у вас будет еще место для его подруги? Они приехали вместе.

— Пускай заполнит и принесет анкету, но для нее у меня предложений пока что точно нет. — Она протянула мне еще один чистый бланк и добавила: — Жди моего звонка. Дату выхода на работу я тебе сообщу.

Мы с Вованом вышли на улицу. Катя вместе с Мариной ждали нас около проходной.

— Слышь, а что значит чилл? Ты мне говорил, что я буду работать на упаковке вместе с тобой.

— Ну, это холодильник.

— Я сам знаю, что холодильник. Что там надо делать?

— Ну что? Куда его взяли? — Марина подбежала к нам.

— В чилл. — Вова отвел глаза в сторону.

— Это кошмар… — Марина прикрыла рот ладошкой правой руки.

— Послушайте, вы можете мне объяснить, что происходит? — Меня это все уже начинало просто раздражать.

— Это самое ужасное место на заводе. Ручная погрузка готовой продукции прямо в холодильной камере. Оттуда без подорванной спины еще ни один человек не выходил. — Маринка покачала головой. — А Катю куда-нибудь возьмут?

— Судя по всему, нет, — ответил я.

— Вова, твою мать! — Марина сорвалась на крик. — Ты что мне сказал, когда я просила тебя сходить к Дженни? О чем ты договорился? Ты вообще был у нее?!

— Да был, был. — Вован уже не знал, как поскорее провалиться под землю. — Откуда я знаю, почему она так сказала сейчас? Пойдем лучше на соседнюю фабрику, может, там вакансии есть.

Мы сходили на соседний завод, который занимался другой рыбой. Если первый перерабатывал лосося из ферм, то на второй рыболовецкие шхуны привозили дикую рыбу и беспозвоночных, пойманных вокруг островов. Макрель, селедка, кальмары… чего там только не было. На этом заводе часовая ставка была больше, но если на лососевом платили меньше, зато рыба была круглый год, то на этом сезон был только шесть месяцев и рыба могла быть, а могла и не быть в зависимости от улова. Нет рыбы — нет рабочих часов, а нет часов — нет зарплат.

Мы заполнили анкеты, нам также обещали позвонить, если будут свободные места, и мы потопали обратно к дому, а по дороге мне обрисовали всю ближайшую перспективу существования в цеху.

Чилл — самая тяжелая работа, которая только может быть на рыбном заводе. В среднем двенадцать тонн в день через одни руки. Добровольно туда никто никогда не идет, там постоянно не хватает людей, местные, если их туда переводят, сразу увольняются, потому что в этом месте трое работают за пятерых, заменить меня будет некем и в другие департаменты перевестись оттуда можно только по состоянию здоровья. Короче, я попал…

— Добро пожаловать в ад! — Супервайзер улыбнулся и похлопал меня по плечу.

Я тут же вспомнил наркоманский притон в Новгороде, где мы забирали Ленкины вещи, и надпись на входной двери. Там была та же фраза. «Видел бы ты настоящий ад», — пронеслось у меня в голове. Позднее я понял разницу между двумя этими местами. Если там был ад моральный, то здесь он был чисто физический. Супервайзер оказался прав…

Это был первый день, когда мы с Катей вышли на работу. Ее тоже взяли. В «пакинг» — цех, где на конвейере потрошат только что убитого лосося. Нам выдали спецодежду, показали, где что находится, и мы пошлепали резиновыми сапогами в направлении своих рабочих мест. В моем департаменте, кроме супервайзера, работали двое его помощников из местного населения, еще один англичанин и литовец, который умел говорить по-русски. Литовца звали Арвидас, и он дорабатывал последние две недели перед тем, как уйти на соседний завод.

Арвидас объяснил мне суть работы, познакомил со всеми и ввел в курс «политической обстановки» в цеху. Меня сразу поставили на ручную погрузку. Так проверяют новичков. Типа, если сломаешься, то сразу, в первый день. Показали, как брать ящики с рыбой и льдом, как и сколько их ставить на поддон и как, в зависимости от наклейки, сортировать.

Ящики на ленте шли очень быстро, и поначалу все было вроде ничего, только вот надписи на наклейках совершенно не радовали глаз: двадцать пять, двадцать семь, двадцать девять килограммов. Постепенно от нагрузки руки начали неметь. С непривычки стали болеть мышцы. Ослабевшие пальцы перестали удерживать мокрые тяжелые коробки, и время от времени они стали выскальзывать из рук и падать на пол. Ситуация обострялась. Все чаще и чаще приходилось собирать рыбу и лед с пола, причем конвейер в такие моменты останавливать не собирался никто. Помощники супервайзера в это время продолжали стоять у ворот на рампу, проверяя чаты в своих айфонах и болтая друг с другом.

— Не смотри на них, — сказал мне литовец. — Они не пошевелятся, даже если ты будешь умирать. Здесь все свалено на нас, поэтому при первой же возможности уходи на другую работу. Здесь остаются либо те, у кого нет выбора, либо те, кто больше ничего не умеет делать. Ты вообще как сюда попал?

— Поехал за любимой женщиной, — огрызнулся я. На тот момент у меня не было ни сил, ни желания продолжать беседу. Особенно сил…

Любимая женщина тем временем познакомилась в своем цеху с двумя венграми. Один из них был женат, жил в семье и все время поливал женский пол всеми возможными нехорошими эпитетами. Второй тоже был женат, но свою жену оставил в Венгрии и все время обещал ей, что вот-вот заберет ее к себе. В любом случае ни один из них, на мой взгляд, не мог представлять для Кати никакого интереса. Первый был образцовый семьянин, второй — просто никакой. Вот реально никакой. Страшный, худой, неухоженный и абсолютно отвратительный на вид.

Короче, я не знаю, что так привлекло в них мою подругу, но она стала ходить за ними по всему заводу, как на подводке. Доходило до ситуаций, что, приходя в столовую в перерыве, я обнаруживал ее сидящей с ними за одним столом. Обычно все кучковались по национальному признаку, то есть со своими, и наши латвийские столики стояли в другом углу. Тем не менее все чаще и чаще Катя сидела не там, а с двумя венгерскими мужиками.