Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Что же происходило на плато Тигре и окружающих его землях в этот «темный», согласно терминологии эфиопских летописей, период истории страны? Аксум постепенно хиреет и, оставаясь религиозным центром эфиопских христиан, теряет свою блестящую роль центра политического. То ли 896-й, то ли 890 год считается датой прекращения существования аксумской династии. Но не аксумской цивилизации! Оттесняемые от побережья, подданные ныгусэ нэгэст начинают перемещаться на юг, неся с собой высокую культуру. Центром деятельности аксумитов делается территория Шоа, заселенная этнически близким им эфиопским народом амхара.

Что же касается собственно аксумских земель, то, чем слабее становилась власть в бэта-ныгусэ, тем сильнее давали о себе знать территориальные претензии соседей и центробежные силы внутри царства. С севера на его территорию начинается переселение народа беджа, бывших подданных Аксума. К югу собственное государство создали кушиты-агау. Именно на их земли, к подножию труднодоступных гор Ласта, и переместился центр политической жизни эфиопских земель, выдвинувших правящую династию Загуйе. К ней-то и принадлежал царь Лалибэла.

Нам приходится довольствоваться лишь легендами о том, как Загуйе на время удалось оттеснить «соломонидов» от трона. Одна из них утверждает, что, как только у Дыль-Нэада, последнего правителя аксумитов, родилась дочь Мэсобэ-Уорк, прорицатели-агау предсказали: из-за внука, рожденного ею, Дыль-Нэад лишится трона. Напуганный царь поселил девочку на труднодоступную плоскую гору, взобраться на которую можно было лишь по веревочной лестнице, спускаемой верными ныгусэ слугами. Однако, когда Мэсобэ-Уорк выросла в писаную красавицу, ее увидел и полюбил военачальник Тэкле-Хайманот, правивший в соседнем округе Ласта. Он полюбил принцессу и, перехитрив слуг, похитил ее. Взбешенный подобной дерзостью Дыль-Нэад, возглавив войско, двинулся на Ласту. Но на помощь любимому военачальнику и его красавице невесте выступило все окрестное население. Сообща они разбили царскую армию, убили ныгусэ и возвели на его трон Тэкле-Хайманота. Он-то и стал основоположником ластинской династии Загуйе, опиравшейся на поддержку народа агау.

Хотя в эфиопской традиции существует устойчивая версия о том, что Тэкле-Хайманот пользовался особой симпатией фалаша — религиозной общины иудеев-агау, все наследовавшие ему представители династии Загуйе были праведными христианами. А самым праведным среди них был, бесспорно, царь Лалибэла, причисленный эфиопской церковью к лику святых. Как и все представители «узурпаторской» ластинской династии, титулом «ныгусэ нэгэст» он не пользовался. Всех Загуйе в хрониках тех времен именовали «хадани» — защитник, воспитатель.

Хадани Лалибэла правил в тревожное время, когда могущественный халифат, со всех сторон сомкнув свои владения вокруг православной Эфиопии, простер влияние от Атлантического побережья до предгорий Тянь-Шаня. Однако даже в то время Лалибэла через головы мусульманских наместников поддерживал связи с единоверцами в Иерусалиме, отстаивая интересы христиан в Нубии, Сирии, Египте. Арабские источники упоминают об угрозах хадани отвести воды Нила с помощью строительства плотины и тем самым «ниспослать вечную засуху» в районы, слывшие житницами мусульманского мира. Вряд ли эта идея была технически осуществима в то время. Но уже сам факт ее использования в дипломатической игре XI–XII веков говорит о смелости внешней политики Лалибэлы.

Многие исследователи называют Загуйе продолжателями аксумской государственности и культуры. Есть, правда, и другое мнение: у лалибэльских памятников в Эфиопии нет-де предшественников, их появление ничем не объяснить и уж во всяком случае к аксумскому стилю они не имеют никакого отношения.

Утверждать подобное могут лишь только те, кто никогда не был в Аксуме и не видел в его предместьях тех «нерожденных» стел, которые аксумиты по каким-то причинам не успели отделить от горной тверди. В основе их работы и «вырезания» цельных монолитных храмов в вулканических туфах лежит один и тот же принцип, та же поражающая воображение масштабность. Как и обелиски Аксума, храмы Лалибэлы принадлежат к числу величайших сооружений подобного рода. Еще в начале XVI века это сразу же понял Ф. Алвариш, первым из европейцев добравшийся до всеми тогда уже заброшенной и забытой столицы хадани. Посвятив Лалибэле несколько восторженных страниц в своем многотомном описании Эфиопии, иезуит заключил: «Никто не поверит мне, если я напишу более, да и за то, что я уже написал, меня будут корить как лжеца!»

В хрониках сохранилась запись о том, что Лалибэла велел выписать для сооружения своего «чуда» пятьсот строителей и художников из Египта и Иерусалима. Кое-кому на этом основании хочется сразу же приписать все лавры создателей церквей-монолитов иностранцам. У меня же, когда я бродил по лабиринтам подземных переходов Лалибэлы, на уме была совсем иная мысль: все эти пятьсот заморских мастеров так и не смогли заставить эфиопов создать на своей земле хоть нечто похожее на уже существовавшие храмы Северной Африки и Палестины. Но зато эфиопы сумели сделать так, чтобы в Лалибэле победил их национальный, аксумский стиль.

Да и кто сказал, что иностранцы имели статус руководителей и располагали решающим словом при сооружении храмов? Даже инструмент для их возведения, как известно, собирали по всей стране. В самой большой из всех церквей-монолитов, Мэдхане-Алем, ваянием которой закончилась 24-летняя эпопея их строительства, недавно найдена надпись над могилой. Из нее следует, что в могиле похоронен архитектор ансамбля — зодчий Сиди-Мэскэль. Имя явно эфиопское. Вряд ли кто-нибудь из облеченных властью архитекторов-иностранцев упустил бы возможность увековечить себя в подобной роли.

Каждая из одиннадцати церквей ансамбля уникальна, не повторяет другие; однако на всех лежит печать аксумской архитектурной традиции, которая отличается строгостью и лаконичностью форм. Создатели стел-обелисков, имея дело с одним из самых твердых природных материалов — голубоватым базальтом, не могли позволить себе никаких архитектурных излишеств. Лалибэльские мастера, обрабатывая мягкий, податливый туф, имели возможность ваять из него все, что им заблагорассудится. Верность аксумской простоте в этом случае могла бы быть воспринята современниками как проявление примитивизма, а то и просто нежелание зодчего браться за сложную работу.

И тем не менее Сиди-Мэскэль и его соратники не пошли на поводу у податливого туфа! Творчески развивая и переосмысливая наследие аксумитов, они сделали ровно столько шагов вперед на пути создания лалибэльского стиля, сколько было необходимо для сохранения и приумножения эфиопской национальной традиции. В плане большинство скальных церквей сохранили форму базилики, столь свойственной всем аксумским храмам и дворцам. Эфиопские исследователи последнего времени отмечают «замечательный аксумский стиль» порталов скальных монолитов, преемственность аксумской традиции в скульптурных фризах лалибэльских окон, подражание деревянным конструкциям «обезьяньих голов» и многое другое.

А что же нового внесли эти строители-ваятели в эфиопскую архитектуру?

Глава сороковая

Одиннадцать храмов — не похожих один на другой. — Сокровища живописного искусства XIII века. — Шедевр, вырезанный за одну ночь. — Горный рельеф подсказывает: главное внимание декораторы должны обратить на крышу. — Бетэ Марьям — «заморская красавица», которую не жалуют искусствоведы. — Еще одна загадка средневековых строителей. — Подземная святыня за семью замками. — Главное «чудо» — «церковь-крест», одно из величайших архитектурных творений прошлого

Обычно лалибэльские храмы принято делить на две группы, расположенные по разным берегам реки Иордан. Наиболее ранней считается восточная «пятерка» церквей, окруженная глубоким округлым рвом. Его северная и южная точки соединены между собой подземным переходом, по которому некогда можно было обойти все церкви. Но сейчас кое-где кровля перехода обвалилась, часть его отрезков объявлены священными. Поэтому сегодня церкви связаны между собой лишь открытыми ходами-траншеями.

68
{"b":"218230","o":1}