Но разве обуздаешь разбушевавшийся огонь? Он выжигает в саванне земли куда больше, чем может обработать одна деревня. Из саванны пламя перебрасывается на леса и лесопарки. Там же, где пожар щадит лес, его нередко губит топор крестьянина. В районах с негустым травянистым покровом полученной на месте золы не хватает, и крестьяне валят лес на стороне, перетаскивают разрубленные стволы на поле и там сжигают их. Редчайшие породы деревьев — эбен и сапелли — превращаются в золу, которая всего лишь два-три года будет удобрять поля кассавы или кукурузы.

Опустошенная огнем саванна через несколько лет, когда человек забросит переставшие плодоносить поля, может восстановиться в своем прежнем виде, но погубленный лес умирает навсегда. Экваториальная гилея появилась в Восточной Африке в эпоху гораздо более влажного климата, чем теперь, и возобновиться в своем первозданном виде она уже не может.

Все это отнюдь не специфические проблемы Бурунди. Они актуальны для всей Тропической Африки. Становится ясным, что подсечно-огневая система ведет к непроизводительному разбазариванию естественных ресурсов и что расплачиваться за это в очень недалеком будущем придется дорогой ценой.

В Бурунди дело еще осложняется тем, что страна перенаселена. По плотности населения — около 200 человек на квадратный километр — она стоит на втором месте в Африке после соседней Руанды, а по площади территории она одна из самых маленьких на континенте. Половина ее площади — 1,4 миллиона гектаров — непригодна для сельскохозяйственной деятельности, а 90 процентов пригодных земель уже интенсивно обрабатываются. Таким образом, в стране практически нет свободных земель. Если же учесть, что среднегодовой прирост населения здесь составляет 2,7 процента, а по традиции каждый мужчина должен иметь по 10–12 детей, то проблемы «самой африканской республики» очевидны.

Уже сегодня подавляющее большинство семей барунди не могут найти на склонах холмов «среднеафриканские» 2,5 гектара под свои поля и вынуждены ограничиваться «среднебурундийским» наделом в 1,4 гектара. Половина мелких фермеров, однако, довольствуется клочками земли в полгектара и менее. Традиционная «экономика руго», таким образом, работает на пределе. Остается лишь удивляться трудолюбию крестьян-барунди, умудряющихся до сих пор обеспечивать себя пищей.

Ведь отвоеванное у саванны или леса поле, где не применяется ни севооборот, ни удобрения, дает урожай лишь три года. Чтобы эта земля восстановила плодородие, она должна пробыть в залежи пятнадцать лет. Таким образом, регулярно, через каждые три года, «средний» бурундийский крестьянин должен вновь выжигать саванну, осваивать новые 1,4 гектара. Нетрудно подсчитать, что при подобной системе земледелия каждой семье нужен земельный резерв минимум 7–8 гектаров. Если же потребуется увеличить экспорт продукции и в связи с этим расширить обрабатываемые площади, то сразу же возникает вопрос: где эти площади взять? Экстенсивная и крайне непродуктивная подсечно-огневая система родилась в те далекие времена, когда людей в Африке было мало, а свободных плодородных земель — много. Для перенаселенной Бурунди переложное земледелие делается все более и более непригодным.

Где выход? В Бужумбуре мне рассказывали, что видят его в освоении «бурундийской целины». Так называют долину Имбо, находящуюся между западными отрогами Конго-Нильского водораздельного хребта и восточным побережьем великого озера Танганьика. Расширяясь к северу, вверх по течению реки Рузизи, плодородная Имбо ближе к границе с Руандой превращается в плоскую равнину, осваивать которую привыкшие к холмам барунди до сих пор не решались. В результате именно здесь остались те 10 процентов, или целых 140 тысяч гектаров плодородных земель, которые крестьяне так и не распахали. И именно здесь, не разрушая и не подрывая «экономику руго», которая спасает страну от превратностей мирового капиталистического рынка, правительство намеревается интенсивно создавать укрупненные деревни. Государство также поощряет развитие кооперативов, которые будут содействовать тому, чтобы на смену первобытному переложному земледелию пришли современные методы ведения сельского хозяйства. Через кооперативы земледельцы и животноводы барунди получат квалифицированный совет, помощь техникой и удобрениями.

Сейчас товарные культуры занимают всего лишь 50 тысяч гектаров, или меньше 4 процентов обрабатываемых в стране площадей. Из них примерно две трети приходится на долю кофе, обеспечивающего 90 процентов экспортной выручки республики. Кофе — высокосортный «арабика», но урожаи его не превышают в год 30 тысяч тонн. Все эти цифры, сопоставленные одна с другой, говорят лишь об одном — о беспрецедентной даже для Африки слабости товарного сектора Бурунди. Кофе «господствует» в ее экономике формально: не потому, что Бурунди — страна «монокультуры кофе», а потому, что другие экспортные культуры выращиваются в этой стране в мизерных количествах. Положение, сложившееся в животноводстве, красноречивее всяких слов характеризуют такие цифры: при поголовье крупного рогатого скота в 800 тысяч голов страна производит 52 тысячи тонн молока. Иными словами, надои с одной иньямбо не превышают пол-литра в день.

В Имбо одновременно с освоением бурундийской целины идет создание современного товарного сектора национальной экономики. В долине прекрасные условия для выращивания хлопчатника: обилие солнца, жаркий климат, близость озера и реки, которые могут питать ирригационные каналы, несущие влагу на плантации «белого золота». Вслед за кофе хлопок должен стать главной статьей экспорта Бурунди. По склонам смотрящего на Танганьику хребта заложены первые плантации чая и хинного дерева. В противоположном, юго-восточном краю республики, в долине реки Малагараси, расширяются хозяйства, возделывающие сахарный тростник и арахис. Центральный район страны — ядро традиционной «экономики на холмах» — как бы оказывается в обрамлении современных товарных хозяйств, развивающихся в долинах.

Поставляемое ими сырье вызвало к жизни промышленность, обрабатывающую местную продукцию. Построена текстильная фабрика, выпускающая ткани из местного хлопка, появились сахарный, молочный и маслобойный заводы. У бельгийцев выкуплено 15 заводов по очистке кофе. Под контролем государства находится несколько хлопкоочистительных предприятий и чайных фабрик. Завершается строительство крупного сахарного комбината на границе с Танзанией, стекольного завода в Бужумбуре.

И наконец, о транспортных проблемах Бурунди — одной из полутора десятков африканских стран, за которыми в англоязычной литературе укоренился очень емкий эпитет «land-locked country» — «страна, запертая сушей». Республика, расположенная в самом сердце Африки, в центре африканского межозерья, не имеет собственных выходов к океану, своего «окна в мир».

Преодоление географического затворничества для государства, которое поставило свое будущее в зависимость от экспорта сельскохозяйственной продукции, — проблема первостепенная. В былые времена, когда Бельгия пристегнула Руанду-Урунди к своему главному владению — Конго, почти все экономические связи Бурунди осуществлялись по конголезским дорогам. Но сейчас республика сама вольна выбирать партнеров, и на смену политическим соображениям колонизаторов пришел экономический расчет независимой страны. Если раньше все экономические связи Бурунди шли через Атлантическое побережье, то теперь ее экономика повернулась лицом к Индийскому океану. Основной маршрут протяженностью 1425 километров начинается в порту Дар-эс-Салам. Отсюда грузы по танзанийской железной дороге перевозятся до пристани Кигома на берегу озера Танганьики; там они перегружаются на суда и следуют в Бужумбуру. Второй путь идет из кенийского порта Момбаса по железной дороге до Кампалы и далее — по угандийским и руандийским шоссе. Поддерживается и западный маршрут — по железным дорогам Заира, обрывающимся у берегов Танганьики. Оттуда грузы в Бужумбуру тоже доставляют на судах. Все это дает повод бурундийцам в шутку называть свою озерную столицу портом двух океанов.