Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Богатый край конечно же не пустовал, плодородные долины были издавна заселены земледельцами-хуту, а в лесах охотились пигмеи. Но вскоре сильные и воинственные тутси покорили их и создали в самом центре Африки феодальное государство. Говорили, правда, в нем на кирунди — языке хуту.

— Трудно точно сказать, когда это произошло, поскольку о прошлом Бурунди, или, как раньше говорили, Урунди, можно судить только по рассказам кариенд, — продолжает свой рассказ Д. Хабомимана. — Независимое королевство, словно спрятавшееся в африканской глубинке, в самом сердце континента, развивалось своим особым путем. Многие характерные черты его традиционного общества и экономических укладов дожили до сегодняшнего дня. Западные этнографы нередко называют Бурунди «самой африканской республикой», имея в виду ту огромную роль, которую играют в жизни нашего государства специфические социальные и хозяйственные обычаи и традиции, унаследованные от прошлого.

Сегодня жители республики — а их уже почти пять миллионов — все чаще называют себя барунди. Однако со времен Нтаре внутри традиционного общества отчетливо выделялись три этносоциальные группы: тутси, хуту и пигмеи-тва. Численно преобладавшие в королевстве крестьяне-хуту, которые составляют примерно 85 процентов населения всей страны, находились в зависимости от тутси (14 процентов), из среды которых выделились феодалы-баганва, владевшие и землей и скотом.

Чтобы отсрочить свой уход из Бурунди (в колониальные времена эта страна была частью единой «подопечной территории», именовавшейся Руанда-Урунди), бельгийцы всеми силами стремились разъединить народ барунди. Дважды — в 1959-м и 1963 годах — им удавалось спровоцировать в стране вспышки кровавой резни. В ней погибали не только феодалы и уничтожались не только дворцы знати. Национальная трагедия, спровоцированная из Брюсселя, ударила в первую очередь по скотоводам-беднякам. Настроенные против феодалов, они могли бы стать союзниками угнетенных масс хуту в борьбе против иноземных и местных эксплуататоров. А этого-то и боялись больше всего колонизаторы.

Последний мвами Бурунди — Мвамбутсу IV — взошел на престол в 1915 году, когда ему было всего лишь тринадцать лет, и правил до 1966 года. Это был ловкий политик, умевший ладить со всеми. Хотя он и считался «первым среди баганва», Мвамбутсу заявлял, что стоит выше сословных интересов. Он провел ряд реформ, ограничивших привилегии феодалов, и умело заигрывал с народом.

В этом, наверное, одна из причин того, что монархия в Бурунди не пала одновременно с провозглашением независимости, как это было в Руанде, а просуществовала еще пять лет. Однако все эти пять лет и трон, и все королевство лихорадило. Под конец своего многолетнего правления Мвамбутсу IV пристрастился к делам, весьма далеким от государственных. Из короля Бурунди он превратился в «короля рок-н-ролла», завсегдатая западноевропейских игорных домов и знатока джаз-оркестров. В одном из лозаннских ночных клубов мвами пленила полногрудая Жози Белькур, выступавшая в стриптизе. Сначала Мвамбутсу сделал тридцатидвухлетнюю блондинку своей секретаршей, а затем привез ее в Бужумбуру, где выстроил для нее прекрасный особняк с бассейном.

Придворные были шокированы, народ роптал. Становилось ясно, что архаическая форма правления, основанная на привилегированном положении баганва, изжила себя. Поэтому, когда 28 ноября 1966 года группа прогрессивно настроенных офицеров взяла власть в свои руки, никто не выступил в защиту монархии. Республика родилась в Бурунди без единого выстрела, без капли крови.

Глава семьдесят восьмая

Триединый лозунг партии УПРОНЛ: «Единство — труд — прогресс!» — Торжества у памятника принцу-революционеру. — В Бужумбуре поют «Интернационал». — К празднику присоединяются «потомки священного тамтама». — Ходить и плясать здесь учатся одновременно. — Короли африканского танца

Впервые я приехал в Бужумбуру ровно через год после революции. Улицы столицы пестрели антиимпериалистическими лозунгами, из рупоров громкоговорителей неслись призывы покончить с отсталостью и невежеством.

Однако празднества в честь годовщины республики начались с торжественной мессы в церкви. Архиепископ Бужумбуры, прелаты в ярких сутанах, римский нунций в малиновом одеянии, стоя на широкой лестнице кафедрального собора, сдержанной улыбкой приветствовали лидеров молодой Африки. Республика избрала свой путь в будущее, но еще не смогла освободиться от традиций прошлого…

Когда служба закончилась, а президент молодой республики произнес речь, тишину не нарушили аплодисменты. Над площадью внезапно вырос лес рук — тысяч, десятков тысяч черных мускулистых рук с протянутыми вперед тремя пальцами. Этот жест — символ правящей в стране Партии единства и национального прогресса (УПРОНА); каждый палец символизирует часть триединого лозунга. Раньше, в королевстве, он означал: «Бог — король — родина». Теперь, в республике, символ звучит по-иному: «Единство — труд — прогресс». Несколько минут площадь безмолвствовала, застыв в клятве верности республике и партии. Торжественное молчание прервал сам президент: «Убумве — ибикорва — амаямберре!» — произнес он на языке кирунди. «Единство — труд — прогресс!» — вторила ему площадь.

С площади Революции торжества были перенесены на гору Кирири, к памятнику Луи Рвагасоре — основателю партии УПРОНА, зверски убитому в 1961 году пулей, оплаченной бельгийскими колонизаторами. А потом на стадионе Бужумбуры, у подножия Кирири, началась демонстрация. Сначала шли военные, потом рабочие предприятий столицы, учащиеся. Шествие замыкали огромные желтые дорожные машины, первые тракторы и комбайны, грузовики, полные крестьян, приехавших из отдаленных уголков страны.

До самого вечера шествовали под звуки несущегося из репродукторов «Интернационала» граждане республики. Не все из тех, кто приехал в столицу и хотел пройти по стадиону мимо трибуны, смогли принять тогда участие в грандиозной манифестации. Поздно вечером по радио передали решение правительства продлить демонстрацию на следующее утро. Власти обращались к предпринимателям с просьбой дать возможность принять в ней участие всем рабочим и служащим.

Шествие кончилось, и стадион превратился в гигантский табор, где устроились на ночь «иногородние». Зажглись костры, вспыхнуло веселое оживление у огромных горшков с пенящимся пивом, отовсюду понеслись песни, песни, песни…

К полуночи, когда в президентском дворце окончился прием, на стадион приехали королевские барабанщики. Во времена монархии они жили в Гитеге, получали большие деньги и были своеобразной кастой привилегированных дворцовых музыкантов. Д. Хабомимана, сам член этого «цеха» музыкантов, рассказывал мне, что при мвами в королевский ансамбль могли попасть лишь выходцы из нескольких семей тутси, за чистотой крови которых наблюдали сами кариенды. Хуту туда не принимали: инструменты, на которых играли королевские барабанщики, считались «потомками священного тамтама». Прикасаться к ним могли лишь тутси.

После революции за королевскими барабанщиками осталось их прежнее название, и, я думаю, оно останется и впредь. Не потому, конечно, что среди барунди сильны монархистские настроения, а по той причине, что в своем искусстве музыканты-тутси действительно короли. Африка вообще богата танцорами и тамтамистами. Чувство ритма — в крови у всех африканцев. Люди здесь рождаются танцорами, они учатся ходить и танцевать одновременно. Но во всей Африке я не видел ничего более блистательного, эффектного и виртуозного, чем королевские музыканты Бурунди.

Двухметровые красавцы юноши в туниках из пятнистых леопардовых шкур, символизирующих у барунди войну, становятся у огромных барабанов. В центре — «тамтам мвами», достигающий великанам почти до плеча. По обе стороны от него барабаны симметрично уменьшаются. На флангах, у самых низких тамтамов, стоят десяти-двенадцатилетние мальчики. В стороне — два жилистых старца в лиловых тогах, с прическами, которые поддерживает бисерный обод. Один из них держит ярко раскрашенный щит и длинное копье-жезл. Он — балетмейстер. У другого в руках длинный закрученный рог иньямбо. Это — дирижер.

124
{"b":"218230","o":1}