Что это за «вопрос»? В первую очередь он связан с проблемой решения психологической и, если так можно выразиться, экономической совместимости первобытной цивилизации бушменов с цивилизацией современной. Кунг, например, равно как и другие бушменские племена, до сих пор не имеют понятия о частной собственности. Но в то же время они считают: все то, что растет и пасется в пределах территории их обитания, принадлежит всем им на коллективных началах. Подобные экономические взгляды, весьма противоречащие принципам капиталистического общества, утверждающегося по периферии пустыни Калахари, в прошлом уже стоили жизни тысячам бушменов.
Лоренс ван дер Пост рассказывал, что после того, как в начале нынешнего века бушмены убили одну корову из стада его деда, тот приказал повесить более 30 мужчин из племени, к которому принадлежали охотники. Затем фермеры-буры организовали ряд карательных экспедиций, уничтожая бродячих бушменов, словно диких животных. На них устраивали облавы с собаками, сжигали заросли кустарника вместе со спрятавшимися в них людьми. «В барах Кейптауна и сегодня еще можно повстречать с виду вполне респектабельную даму, которая хвастается тем, что всего за один день собственными руками отравила 120 бушменов, подсыпав сильнодействующий яд в их водоем, — говорит Лоренс. — Я даже не скрываю: мой интерес к бушменам — это проявление своего рода «комплекса вины» за те зверства, которые чинили против обитателей Калахари мои белые соплеменники».
Но и в условиях независимой Ботсваны, конституция которой гарантирует бушменам все права наравне с другими племенами этой страны, проблемы их взаимоотношений с соседями не исчезли. Племена бечуанов, населяющие Ботсвану, — бамангвате, бангвакетсе, баквена, батавана и другие — прирожденные скотоводы. Когда бушмены начинают охотиться на их коров и коз, возникают серьезные неприятности.
Батавана за каждую убитую корову похищает молодую бушменку, делая ее бесправной «младшей женой», а на деле — полурабыней. Еще и сейчас в языке бечуанов есть слово, означающее одновременно и «дикий» и «бушмен».
— Мы долго думали, как найти выход из этого положения, как «вживить» бушменов в современность, по возможности сохранив их примитивную, но неповторимую культуру, — говорит Лиз Уили. — Многие предлагали нам пойти по уже проторенной дорожке: перенять опыт Австралии, создать в Калахари для бушменов нечто вроде резерваций аборигенов в Большой Каменной пустыне. Но, побывав там, представители нашего министерства пришли к выводу: резервации Ботсване не подходят. Во-первых, от них попахивает расизмом, стремлением белых австралийцев урвать себе побольше хороших земель, а аборигенов загнать в бесплодные районы. Во-вторых, оказавшись за оградой резервации, перейдя на оседлый образ жизни, потеряв возможность охотиться и заниматься другими привычными видами деятельности, аборигены очень быстро утрачивают самобытность и превращаются в своего рода «нахлебников» общества, живущих за счет случайных подачек благотворительных обществ. Любые попытки заставить аборигенов клеить конверты, сколачивать деревянные ящики или вязать шерстяные шапочки, то есть заниматься трудом, который обычно выполняют инвалиды-надомники, не вызывали энтузиазма у этих людей, привыкших к активной жизнедеятельности в условиях первобытной свободы.
Вот почему всю свою деятельность департамент по делам бушменов сейчас строит на принципе: приобщение жителей Калахари к современности должно проходить в привычной, естественной для них природной среде. И в основе этого приобщения должны лежать не чуждые им занятия, а трудовые навыки, существующие у бушменов веками и, следовательно, органически слившиеся с их традициями, с их культурой.
Как это достигается? Люди Цзинчханы стали первыми, кому предложили включиться в разработанную департаментом «Программу развития бушменов». Ботсванское государство на первых порах выделило им лишь материалы для строительства «сарая начальников», в котором сейчас разместились мы, но который обычно используется как своего рода «кабинет наглядной агитации». Именно здесь в 1974 году и состоялась первая кгатла — общеплеменное собрание людей племени кунг, на котором выступил министр кооперации Ботсваны.
— Мы знаем, что в прошлом — и в давние, и в совсем недавние времена — вам жилось совсем нелегко, — сказал он. — Именно поэтому вы, кунг, равно как и другие, близкие вам племена собирателей и охотников — хейкум и нарон, ауэн и йен, спрятались в Калахари, где вас не могли достать расисты. Долгое время вас называли вымирающим народом. Две трети всех сарва[9] обитают сегодня в Ботсване. Вот почему на нашей молодой республике лежит наибольшая ответственность за судьбы кунг и их братьев. Мы не хотим, чтобы в Ботсване были вымирающие народы. Поэтому мы и предлагаем вам начать жить по-новому. Как и прежде, вы сможете охотиться на страусов, собирать в Калахари дикие арбузы и ловить саранчу повсюду, где вам вздумается. Как и прежде, вы будете иметь право вырыть себе ночлег под каждым кустом Калахари. Но кроме этого у вас будет еще одно, постоянное жилище, в которое вы все сможете прийти, когда наступит засуха.
Министр уехал, но кгатла перед одиноким сараем, над которым уже тогда развевался голубой флаг республики, продолжалась еще два дня и две ночи. Обычно говорящие между собой шепотом, чтобы не спугнуть дичь, охотники спорили и шумели на всю округу. Небольшая часть рода все же ушла в пустыню. Но большинство кунг, руководимых мудрым Цзинчханой, решили последовать совету министра.
— Переубедил всех Дзадцно, — рассказал мне Цзинчхана. — Два раза приходила большая жара с тех пор, как он умер. А тогда, словно предчувствуя это, он встал и сказал: «Знаю, что жить мне осталось недолго. Когда я совсем лишусь сил, то вы бросите меня посреди песков и пойдете дальше. Так уж заведено у кунг. Незачем таскать за собой по пустыне умирающего человека, а остановиться и ждать много лун подряд, пока он умрет или поправится, нет возможности. Если же мы построим вокруг «сарая начальников» себе хижины, а рядом с ними, как нам обещал министр, выроют колодец, в котором всегда будет вода, то часть наших людей останется в них. Прежде всего — женщины с детьми. Они могут ухаживать за мной, и поэтому я смогу пожить вместе с вами подольше».
Другие старики поддержали Дзадцно, и мы начали обживаться вокруг сарая. А когда построили колодец, то к нам присоединились и те кунг, что ушли от нас после кгатлы. Так что теперь мы опять все вместе, все живем вокруг колодца, — довольный, заключил Цзинчхана.
Вода — основа основ жизни в Калахари, и поэтому именно колодец, по верному замыслу сотрудников департамента по делам бушменов, должен был сыграть главную роль в переводе кунг на рельсы новой жизни. Сейчас он стоит в самом центре поселка, посреди площади — этакий неодолимый соблазн, зовущий и других бушменов задуматься над тем, не стоит ли последовать примеру кунг…
— Тяжело он нам дался, — рассказывает Р. Секуньяне. — В первом нашем колодце шестиметровой глубины вода исчезла на четвертый день. Углубили колодец до десяти метров — воды хватило недели на две.
Что делать? Старики сарва утверждали, что «большой воды» здесь нигде нет. Мы им не верили, хотя по характеру почв, цвету лишайников на камнях, поведению насекомых они всегда безошибочно указывали нам на присутствие подземных вод. Но все это — на небольшой глубине. А откуда старикам знать, что делается под мощным пластом песка? Однако бурение на глубину пятнадцать метров действительно не дало никаких результатов…
И тогда Дзадцно и еще один старик ушли в пустыню, вернувшись оттуда через восемь дней с еще более дряхлым старцем. Он тоже был сарва, из племени йен, а имя его, Кейчхуама, так и переводилось: «Тот, кто видит воду».
Кейчхуама бродил вокруг несколько дней, заставлял мужчин рыть небольшие лунки во многих местах. Потом он приказал выкопать глубокую яму и заставил женщин делать тчекх. Так сарва называют сложный способ добывания грунтовых вод, при котором с помощью очень быстро вращаемых руками тростниковых трубок в них создается нечто вроде вакуума, заставляющего влагу подняться на поверхность. Сменяя друг друга, падая от усталости и стирая себе руки в кровь, женщины делали тчекх от восхода до заката солнца, пока не появилась вода.
