Даша замерла, удивленно вскинув бровки и приоткрыв ротик от изумления, с детским недоверием глядя на то, как дядя Олег нерешительно двигается в сторону двери.

А потом этот голос… И она все осознала.

Не прошло и мгновения, как мужчина бросился в прихожую, оставляя ничего не понимающую девочку, широко раскрытыми глазами зачарованно смотреть себе в спину.

Олег выскочил в прихожую и застыл, прислонившись к дверному косяку. Увидев, но не веря. Все еще не веря… И в горле непривычно першит, комок из эмоций застыл в груди, и сердце грохочет в ушах…

— Антон, — выдохнул он, едва дыша. — Антон!..

Молодой человек отступил от экономки и посмотрел на отца, глаза в глаза.

— Привет, пап, — пробормотал парень, смущенно потупившись. — Не ждали?.. — улыбнулся он.

И Олег, не веря своему счастья, кинулся к сыну, обнимая его и прижимая к себе.

— Сынок, мой сын приехал… — бормотал он, повиснув на его шее. — Приехал!.. Приехал все-таки!..

Антон обнял отца в ответ, крепко сжав его плечи и зажмурившись.

— Ну, пап, — проговорил он ему в волосы, — чего ты?.. Ну!.. Я же не на вечность туда уезжал. На время…

— А мне показалось, что вечность и прошла, — пробормотал тот, стискивая сына, как драгоценность, тяжело дыша и что-то бормоча себе под нос. — Как же я скучал по тебе, сын. Как же я скучал!..

Антон зажмурился сильнее, чувствуя, что в переносице предательски защипало. В груди задрожало сердце, а на языке… соленая влага вместо слов. И все же он порывисто прижимает отца к себе и, почти пряча лицо у того на плече, стискивает зубы.

— Я тоже, пап, — сказал он тихо, с дрожью в голосе, — я тоже.

Всего четыре месяца. Но они, действительно, казались вечностью. И для него тоже.

Он распахнул глаза и, приоткрыв рот, глубоко вздохнул, втягивая в себя воздух.

Дома. Он, наконец, дома! С отцом, с Тамарой Ивановной, которая стоит в шаге от них и плачет.

И вдруг взгляд его невольно упал на маленькую фигурку, застывшую в дверях.

Прижавшись к дверному косяку, щупленькая девочка, смущенно потупив взгляд и непонимающе вскинув вверх темные бровки, смотрела на развернувшуюся перед ней картину встречи отца и сына. Ноги скрещены, руки заломлены за спиной, губки поджаты, а глаза… Черные глаза светятся, — тем чувством, которое так хорошо было известно Антону. Чувством, которое он пытался в себе искоренить, приводя сотни доводов и аргументов, но так и не сделал этого. Ее глазки светились ревностью…

Антон нахмурился, губы его сжались, глаза сощурились.

А Даша, очевидно, посчитав себя третьей лишней, стремительно и так же тихо, как и пришла, исчезла в гостиной. Замеченная лишь тем человеком, которому хотела бы показаться в самую последнюю очередь.

Оказалось, Антон вырвался всего на несколько дней, и третьего января ему нужно возвращаться назад. Олег хотел уговорить его остаться на более долгий срок, хотя и понимал, как нелепо и глупо звучат его просьбы. У сына учеба, как он может настаивать? Он понимал, что не имеет права требовать от него этого. Просто он очень скучал по нему. Он и не предполагал, что будет так скучать! И, хотя Антон тоже отчаянно скучал, был настроен весьма решительно.

И когда Олег следующим вечером завел разговор о возвращении сына на родину, Антон уверенно, без доли сомнения отказался. И тогда Олег понял, что его сын оторвался от семьи. Окончательно.

— Антон, — начал тогда Олег, не уверенный в том, что вообще стоит говорить это, но все равно решился, — может быть, ты все же… вернешься в Россию? — быстрый взгляд на него. — Ведь и здесь можно…

— Нет, пап, — уверенно покачал сын головой. — Я уже не вернусь, — он опустил взгляд, вздохнул. — Мне хорошо в Лондоне. Действительно, — он горько улыбнулся. — Скучаю только, а так… мне там нравится.

И Олег понял, что все пропало. Тот выбор был роковым. Казалось, единственно верный путь, а на самом деле… Самая грубая, грязная ошибка, которую он когда-либо совершал в своей жизни.

И он совершил ее в отношении собственного сына!

Олег тяжело вздохнул, опустив голову, наклонился вниз, уперев руки в столешницу. Горло сдавило словно тисками, и хочется так много сказать, попросить прощения, умолять сына остаться, пообещать, что все будет иначе, но не выходит. Из горла не вырывается ни слова. А потом…

— Мне жаль, — проговорил он тихо, не глядя на сына. — Мне жаль, что так получилось.

Антон кивнул, сглотнул горький комок, сковавший горло, и подошел к нему, стиснув плечо отца.

— Я знаю, — прошептал он, словно не в силах говорить. — Я знаю, пап.

Олег резко положил свою ладонь на его руку, стискивающую его, и почувствовал холод кожи.

И нужно бы что-то сказать, а слов, оказывается, нет, чтобы высказать все свое сожаление и боль.

А Антон вдруг стискивает его плечо и хмурится.

— Не будем об этом, — сказал он как-то резко, но решительно. — Ни к чему. Все вышло так, как вышло, что теперь поделаешь? — он отступил, засунув руки в карманы джинсов, втянул плечи и отвернулся к окну. — Оставим все, как есть.

И они оставили. Больше не заговаривали об этом. Олег боялся, реакции сына, своих эмоций, возможного непонимания, а Антон… он просто молчал, наслаждаясь пребыванием в родном городе.

Двадцать девятого декабря, в день, когда у Даши был утренник в школе, Олег, обещавший на нем присутствовать, утром внезапно сообщил девочке, что не сможет прийти. Его вызвали в издательство поговорить о новой книге.

Он тронул девочку за плечо и заглянул в черные глазки, взиравшие на него с любопытством, без упрека.

— Как только я все улажу, — сказал Олег, — я сразу же приеду. Обещаю. Я постараюсь освободиться скорее.

Даша удрученно кивнула, а, когда Олег, отведя ее в класс, объяснил все классной руководительнице и вышел, девочка проводила его взглядом, полным надежды.

Она очень хотела, чтобы он пришел. Она ждала его. В течение всего праздника, когда, не наслаждаясь веселыми развлечениями и концертом, подготовленным для них старшеклассниками и учителями, то и дело поглядывала на дверь актового зала в надежде увидеть знакомый силуэт дяди Олега, она ждала его.

Но он не приходил.

Он задерживался в издательстве и понимал, что не успеет не только на концерт, но и вообще приехать за девочкой в школу. И тогда, мучимый противоречиями и угрызениями совести, он решился. Позвонил сыну.

— Да? — Антон ответил сразу.

А во рту у Олега отчего-то вмиг пересохло.

— Антон, — тихо выговорил отец. — Послушай, я знаю, что не имею права просить тебя об этом, но…

— Да? — что-то в голосе отца его насторожило, молодой человек напрягся. — Что-то случилось?

Волнуется. Беспокоится. Но еще не знает, в чем же дело…

— Даша сейчас в школе, на утреннике, — проговорил Олег, запинаясь, не уверенный в том, что Антон не отмахнется от него, услышав ее имя. — А я… у меня здесь дела, в издательстве, — он тяжело вздохнул, сдвинув брови. — Не успеваю, — проговорил он измученно. — Ты… не мог бы забрать ее?

Ему показалось, что он ослышался. Антон стиснул зубы, сжимая руки в кулаки.

— Забрать?.. — озадаченно проговорил он.

— Из школы, — уточнил мужчина. — Я бы сам, но… не успеваю. Да еще Андрей хочет со мной поговорить! — Антон почти видел, как отец хмурится, как кривится, заламывает руки. — А Даша там одна, — добавил он тихо. — Ее даже подвезти некому. А я обещал, что приеду… Ты не мог бы?..

— Думаешь, она будет рада меня видеть вместо тебя? — сухо поинтересовался Антон, скривившись.

Олег застыл, нервно сглотнул. Нет, он так не думал, но оставлять девочку одну…

— Не знаю, — честно признался он. — Я не знаю, как она к этому отнесется, просто… — он вновь запнулся, а потом проговорил: — Так ты… заберешь ее? Или?.. — он вдруг замолчал, не договорив, и, вздохнув, выдавил из себя: — А, впрочем, ладно, я попрошу кого-нибудь еще. У тебя, наверное, дела…

— Нет!.. — как-то слишком эмоционально, Антон отругал себя за этот всплеск эмоций. — Зачем кого-то просить? — сказал он резко, а потом уверенно добавил. — Я заберу ее, — стиснул зубы. — Не беспокойся.