Я видел глаза, двигающиеся в листве и наблюдающие за мной. Я не знал породу этих тварей, но, кажется, они не собирались нападать на меня горящего. Поэтому я просто лежал, отдыхал и вспоминал.

Итак, я снова вспоминал Лурдес. Как я уже говорил, она не на шутку увлеклась учебой в университете, и это плохо сказалось на наших отношениях. А может быть, она увлекалась не только учебой, а еще чем-то другим? Или кем-то другим? Были у меня такие подозрения, но я не мог их проверить. Да и не хотел проверять. Если уж все так явно рушится - какой смысл портить человеку настроение, а может быть, и будущую счастливую жизнь?

Я никогда не был особенно ревнив.

К тому же у меня было занятие, которое отнимало массу времени и не давало долго предаваться грустным мыслям. Я каждый день занимался со своим учителем Диего Чжаном. Собственно говоря, из-за Чжана я и переехал в этот городишко, потому что Чжан был назначен моим учителем.

Кто его назначил? Думаю, что Демид Коробов. А может быть, и Ван Вэй. Они ведали всеми организационными вопросами Посвященных. А кто был я? Так, мелкая пешка, ученик. Права на собственное мнение я не имел. Демид объяснил мне, что так предназначено судьбой и никуда мне не деться от этого. Я тупо кивнув головой и согласился. Надо же мне было чем-то заниматься.

Однако я благодарен Демиду. Занятия с Чжаном оказались интересными и весьма полезными - именно они спасли мне жизнь, когда я попал в Кларвельт. Если бы я не был так натренирован, Бурый Черт уложил бы меня за пару минут. Вот так-то.

Что представляли собой наши занятия с Диего Чжаном? Тренировки у-шу? Не совсем так. Учитель пытался вложить в мою голову отношение к жизни, отличавшееся от моего собственного, разгильдяйского. Это было трудным и неблагодарным делом. Религия, которую исповедовал Чжан, называлась даосизм. Она приводила меня в ужас, иногда меня просто тошнило от нее. Более чем за полгода занятий я, кажется, выучил основные ее постулаты и понятия, но так и не проникся душой. Теоретически я представлял, что такое циркуляция врожденной жизненности и почему она предназначена для создания яркой жемчужины, а также знал, что конкретная технология этого состоит в применении приобретенного жизненного дыхания для обдувания и возбуждения полости нижнего дань тяня. И так далее - еще пятьдесят страниц наизусть. Я совершенно не представлял, как эту заумь можно применить на практике. Правда, мой учитель не сильно расстраивался из-за моей тупости. Он терпеливо объяснял мне, что освоение первой, самой незначительной ступени учения Дао занимает четыре года, второй ступени - восемь лет, третьей - шестнадцать и так далее. Только я сомневался, что меня и за сто лет можно научить чему-нибудь такому умному. Как говорит китайская пословица: «Век учись - дураком помрешь». Это прямо про меня.

А вот что касается физических упражнений - тут дело у меня обстояло лучше некуда. Я не хвастаюсь, аявляю скромно, но со знанием дела. У меня имелись хорошие физические данные - все ж таки я работу жонглером и до встречи с Чжаном регулярно занимался ушу с Анюткой. С растяжкой у меня тоже наблюдался полный порядок. Короче говоря, бойцом я стал неплохим. Только никак я не мог понять, зачем мне нужны все эти тренировки и где мне придется приложить свое умение. А Чжан ничего не объяснял - он вообще был молчаливым типом.

Вот так я и жил. Наступил март - год и девять месяцев прошло со времени Дня Дьявола. Хотя я по-прежнему снимал квартиру для Лурдес, отношения наши становились прохладнее с каждым месяцем. Мы не ссорились - мы просто все больше и больше отвыкали друг от друга. Мы могли уже прекрасно обходиться друг без друга. И все более призрачными становились мои мечты жить в будущем одной семьей. Настоящей семьей. Мы по-прежнему встречались четыре раза в месяц: теперь три раза я ездил к ней в Барселону и только один раз в месяц - она ко мне в Эмпанаду.

Этого типа я увидел в первый раз в кафе - во время одной из наших встреч с Лурдес.

Мы сидели за столиком на открытой веранде. Нам повезло - кончился нудный мартовский дождь, и мы нежились на солнышке, высунувшем желтую мордашку из-за облаков. Я заливал в глотку второй стакан коктейля из черного рома, кофейного ликера и кока-колы. Иногда я позволял себе нарушить запрет на спиртное. Честно говоря, я делал это каждый раз, когда появлялся в Барселоне. Лурдес обгрызала куриную ногу с таким зверским аппетитом, словно не ела несколько дней. Интересно, на что она тратила деньги, которые я давал ей на питание? Ручаюсь, что она недоедала. Она никогда не страдала излишком веса, но в последний месяц стала просто тощей. Мне это не нравилось.

– Лурдес, лапочка, - сказал я. - Ты похудела слишком сильно. Я, конечно, понимаю, что сейчас модно быть похожей на стиральную доску, но мне всегда нравилась твоя округлая попочка. Не могла бы ты отрастить ее снова?

– Не хами, - отозвалась Лурдес, на секунду оторвавшись от пережевывания.

– Может быть, тебе давать больше денег на еду?

– Я питаюсь достаточно.

– Сколько раз в день?

– Десять! Двадцать! Только и делаю что жру!

Я пожал плечами и залпом вколотил в себя полстакана пойла. Так вот всегда с этой девочкой - начинаешь о ней заботиться, а она огрызается и норовит укусить, как плохо воспитанный щенок. То ли дело было с Цзян. От простого прикосновения моей руки она расцветала как розочка. Она действительно любила меня, а я этого не ценил. Где ты, милая Анютка? Что ты делаешь в Англии? Почему тебя прячут от всего мира? Увижу ли я тебя снова когда-нибудь?

Я спросил Лурдес еще что-то о ее жизни. Она ответила что-то ничего не значащее. Я должен был признаться себе, что не знал о теперешней жизни моей девушки почти ничего и вряд ли мог узнать. И Лурдес, и я были скованы одними и теми же цепями, не дающими нам сделать лишний шаг или сболтнуть неосторожное слово. Мы были Посвященными, а потому постоянно искали с собой свои собственные заборы - глухие ограды, не позволяющие проникнуть в нашу жизнь посторонним. Если бы у нас был один забор на двоих, мне было бы легче. Но Лурдес не пускала меня на свою территорию. Она все еще любила спать со мной, она делала это охотно и никогда не отказывала мне. Но ее постель оставалась единственным изведанным мной местом в ее жизненном пространстве.

Я догадывался, что у нее тоже есть наставник здесь, в Барселоне. И, наверное, роль, которая предназначалась Лурдес в сообществе Посвященных, сильно отличалась от моей. Меня явно готовили в бойцы. Хрупкая Лурдес вряд ли могла убить кого-то крупнее воробья - и, стало быть, ей было предназначено работать в основном головой. Я вдруг вспомнил разговор Демида и Лурдес, завершающий злополучный День Дьявола. «А тебе, девица, - заявил тогда Демид, - предрекаю быть специалистом по истории лингвистики! Проще говоря, займись-ка ты, радость моя, древними языками! Может быть, какой-нибудь толк из тебя и выйдет. К тому же древние языки - это настоящий кладезь мудрости. Их, например, используют при составлении заклинаний». Так вот витиевато изволил выражаться этот Демид в те моменты, когда он вообще соизволял говорить с нами, глупыми. И теперь я мог предположить, что Лурдес занимается именно тем, что предназначил ей Демид. Естественно, она брыкалась поначалу - девицей она была упрямой, но потом все же сдалась и покорно занялась положенным ей делом. Куда ей было деваться?

– Лурдес, скажи какое-нибудь заклинание, - попросил я. - Ты, наверное, выучила их целую кучу?

– Callate, papagayo locuaz,[ Заткнись, болтливый попугай (исп.).] - четко произнесла Лурдес.

Я заткнулся. Не думаю, что из-за заклинания. Вряд ли эта фраза была заклинанием. Просто что мне оставалось делать, если человек не хочет со мной разговаривать?

Тогда- то я и приметил этого человека. Он сидел через два стола от нас и сверлил затылок Лурдес глазами. К тому времени я уже начал приобретать привычку Посвященных -отмечать, не глядит ли кто-нибудь на тебя слишком пристально. Взгляд человека говорит о многом. Этот тип вел себя, с моей точки зрения, просто вызывающе - он буравил взглядом голову Лурдес, временами болезненно прищуривал веки и поворачивал шею, словно помогая своим мыслям проломить кости черепа моей девушки и пробраться в ее сознание. Ни на кого другого, в том числе и на меня, внимания он не обращал.