– Ну, ладно, хорош дурака валять! - Я опустил ногу на землю, продолжил начатое движение рукой, в результате чего хлыст опустился на спину судьи и снова сшиб его на землю. - Значит, так, господа, сэры, герры и прочие местные уроды! Не знаю, как там насчет вашей Госпожи Дум, но мне эти игры надоели. - Я подобрал с земли свою запыленную одежду и начал натягивать ее на себя. - Я ухожу. Мне у вас не нравится. Если кто-то хочет меня остановить - пусть попробует…

И я двинулся к зрителям. Те заголосили - на этот раз не от азартного вожделения, а от страха. Они расступались передо мной, давя друг друга, глядя на меня глазами, выпученными от изумления. Не знаю, чем я их так удивил. С виду я был намного нормальнее, чем большинство этих расфуфыренных индюков.

– А ведь энтий пес - демоник! - услышал я сзади голос Обершмуллера и обернулся. - Он не слышит, значица, Госпожу Дум и не подчиняется ей! Стал быть, он демоник в самом натуральном виде! Что вы скажете, Бурбоса, мерзавец вы энтакий?! Демоников пригреваете на своей греховной груди? Да вы хоть понимаете башкой своей дурацкой, что вытворяете?! Инквизиция по вам плачет…

– Я тут ни при чем! - взвыл Бурбоса и повалился на колени. - Я не знал, честное слово благородного господина!… Я не знал, милостивые господа!… Он подло обманул меня…

Меня уже не интересовали разборки между местными эксплуататорами трудящихся масс. Я хотел найти девушку-китаянку, которая могла стать ключом к моей поврежденной памяти. Я не знал, что делает она в этом дрянном месте, но чувствовал, что она является здесь столь же чужеродным элементом, как и я. Я искал ее и не мог найти.

Толпа к тому времени полностью раздвинулась, и я увидел перед собой высокого человека. Он стоял, сложив руки на груди, и разглядывал меня. Я оторопел, увидев его. Он был хорошо знаком мне, но это узнавание не доставило мне радости. Ему было около сорока пяти лет, но, в отличие от местных бурдюков с жиром, он был подтянут, широкоплеч и даже красив. Только красота его была жестокой. Усмешка, растягивающая его тонкие губы, напоминала кривой острый нож. Светлые, почти бесцветные глаза смотрели на меня не мигая.

– А ведь старый дурак Обершмуллер прав, - сказал мне человек. Голос его - глубокий, теплый, почти нежный, прозвучал полным диссонансом внешности убийцы. - Ты - демоник, Шустряк. Ты - живой демоник. Живой. Хорошие дела происходят в Кларвельте! Сколько времени меня не было здесь - всего месяц? И что я вижу? Живые демоники нагло разгуливают по городу и бьют хлыстом благородных господ?! «Вальдес! - пронесся по толпе испуганно-благоговеющий шепот. - Сам господин Вальдес! Вальдес Длиннорукий! Великий Инквизитор!»

Я не помнил, что именно связывало меня с этим Вальдесом. Но я догадывался, что ничего хорошего. Вряд ли можно было ожидать хорошего от человека с такой жестокой улыбкой.

– Господин Вальдес, - произнес я. - Я понятия не имею, что такое демоник. Я не знаю, что такое Кларвельт. Более того, я не вполне представляю, кто таков я сам. Если вы благородный человек, господин Вальдес, то отпустите меня, и я уйду восвояси. Я обещаю более не причинять никому неприятностей и не напоминать каким-либо образом о своем существовании. Я просто уйду.

– И куда же ты уйдешь, Шустряк? - Вальдес наклонил голову, провел рукой по волосам, подстриженным коротким «ежиком» и совершенно белым.

– Не знаю… Уйду куда-нибудь из вашего Кларвельта. Попытаюсь найти свою страну…

– Страну?… - Вальдес снова усмехнулся и покачал головой. - Любой житель Кларвельта с детства знает, что никаких стран не существует. Есть только один мир, в котором живут настоящие люди. И мир этот называется Кларвельт. А еще есть другие миры - вельты. Но там обитают не люди. Там живут злобные магические твари - демоники. Человек не может уйти из Кларвельта - границы его закрыты создательницей нашей, Госпожой Дум. И тот, кто сумел пройти в Кларвельт из другого мира, никак не может быть назван человеком, как бы он ни пытался человеком притворяться. Имя такой твари - демоник. И, дабы демоник не мог творить зло свое в нашем счастливом, добром и справедливом мире, надлежит каждого демоника уничтожать. Так сказано в Книге Дум…

– Я не знаю, демоник я или нет, - честно признался я. - Но я не собираюсь творить зло. Мне кажется, я просто заблудился и забрел куда-то не туда. Отпустите меня, Вальдес. Я хочу вернуться домой. Я хочу вспомнить, где мой дом, и вернуться туда.

– Я помогу тебе вернуться, милый мой демоник. - Голос Вальдеса стал еще нежнее, он обращался ко мне, как к маленькому ребенку. - Я отнесусь к тебе с добротой, дорогой ты мой Шустряк. Когда демоника сжигают, его душа возвращается в ад. Ад - это и есть твой дом. Я сделаю так, что ты вернешься домой, и очень скоро. - Иди к черту! - Я сделал шаг в сторону, пытаясь обойти инквизитора. Но он не дал мне сделать это. Он протянул руку и схватил меня за горло.

Меня и Вальдеса разделяло расстояние в двадцать шагов. Но Вальдес не сделал ни единого шага вперед - он просто вытянул руку и вцепился мне в кадык. Рука его теперь была длиной в двадцать шагов. Пальцы его сжали мою глотку с такой силой, что я не мог сделать вдох. Все поплыло перед моими глазами. Я еще пытался дергаться, колотил руками по его жуткой длинной конечности, но карта моя была бита.

– Любой демоник должен быть предан огню.

Это были последние слова, которые я услышал, перед тем как снова провалиться в черноту.

Сознание возвращалось ко мне постепенно, наплывало удушливыми волнами, воняющими нечистотами и горящим жиром.

– Пить, - стонал кто-то. - Дайте пить…

Кто- то приоткрыл мой рот, и теплая вода, отдающая ржавчиной, полилась ко мне в глотку. Я вдруг осознал, что это именно я издаю жалобные стоны и прошу пить.

– Пей аккуратнее, - тихо произнес старик, который стоял возле меня на коленях и поил меня. - Воды мало, и неизвестно, дадут ли еще. Может быть, они решат немножко подсушить нас перед тем, как сжигать. Знаешь ли, обезвоженные тела лучше горят. А дрова нужно экономить. В наших лесах завелись шепотники, пьявицы, мясоверты, шипокрылы и прочая нечисть. Лес становится рубить все опаснее.

– Хватит. Спасибо. - Я отстранил рукой кувшин с водой и сделал попытку сесть. Это было непросто. Ноги мои были зажаты в огромной деревяшке с прорезями для щиколоток. А деревяшка была приделана толстой цепью к каменной стене. Весил этот чурбан, наверное, не меньше, чем я сам.

– Это что еще за дрянь? - поинтересовался я.

– Это ножные колодки. Личное изобретение господина Вальдеса. Он изобрел много интересных приспособлений, и все они предназначены для того, чтобы лишать людей свободы, подвергать их истязаниям и как можно болезненнее отправлять на тот свет.

– Ну дела… - Я подергал огромный замок, скреплявший сбоку две половины колодок, и убедился, что сковали меня добросовестно и надежно. - Ты кто, старик?

– Я - Флюмер. - Старик поднялся в полный рост, приложил руку к сердцу и церемонно поклонился. При этом длинная борода его, раздваивающаяся в нижней своей части и аккуратно расчесанная, задела меня по лицу. Он был одет довольно опрятно - в серый камзол, серые штаны, обтягивающие тощие голенастые ноги. И пахло от него как-то приятно - тонкий аромат мяты пробивался как свежий ветерок сквозь застарелую густую вонь тюремной камеры. Одним словом, старик вызывал у меня явную симпатию. Он вовсе не был похож на ту крикливую шваль, что окружала меня на арене.

– А меня зовут Шустряк, - сообщил я. - Я боевой пес. Чемпион сезона, между прочим. Победил Бурого Черта. Только толку от этого - никакого. Я рассчитывал на то, что меня отпустят на свободу. А вместо этого угодил сюда…

Я обвел глазами помещение. То, что я увидел, нагоняло тоску - настолько смертную, что мысль о костре казалась избавлением. Каземат, в котором мы находились, имел тошнотворно грязные каменные стены и захламленный пол, он едва освещался жировым светильником. В этом-то как раз не было ничего особенного - трудно ожидать приличного вида от места, в котором держат людей, предназначенных для публичной казни. Ужасно было именно то, что мы здесь находились. Именно мы и именно здесь. И никаких шансов выползти из этого места у нас не было.