Я немножко придвинулся к нему, и он опасливо отпрянул.

– Эй, ты полегче, Шустряк! Не забывайся!

– Я жду. - Я придвинулся еще ближе и почти прижал его к зеркалу.

– Я же сказал тебе! - взвизгнул он. - Если ты побьешь Черта и я заработаю больше трех сотен, я отдам тебе сорок флоренов!

– И все? - Я поднял брови с выражением негодования, хотя понятия не имел, много ли это - сорок флоренов. - И это все? Сорок жалких флоренов за то, что я рискую своей шкурой?!

– Сорок три флорена! - прошипел он. - Сорок три, и ни одной флориньей больше! Люди решат, что я сошел с ума, если узнают, что я даю такие деньги своему псу, но я дам тебе сорок три, мясоверт тебя задери! Хотя я вообще не должен давать тебе ничего! Ты должен быть счастлив тем, что я кормлю тебя вдосталь, одеваю как благородного человека и не даю сдохнуть в лапах святош…

– Это кто здесь пес? - зловеще поинтересовался я. - Я -пес?

– Ты - пес! - утвердительно произнес пузатый гаденыш, нисколько не сомневаясь в своих словах. - Ты мой пес, Шустряк, и ты должен благодарить Госпожу день и ночь за то, что это действительно так. Потому что, если бы я не выкупил тебя и не проявил милость провозгласить тебя своим псом, ты бы давно уже превратился в горстку обгорелого вонючего праха, как и должно поступать с любым нечестивым демоником. Ты - шелудивая псина, и ты еще осмеливаешься требовать у меня деньги…

– Во-первых, я человек, - гордо произнес я. - Во-вторых, я не демоник…

– Ты - человек? - Бурбоса ткнул в меня коротким жирным пальцем. - Ты не демоник? А как же ты тогда сумел прийти в Кларвельт?

– Просто пришел, - сказал я, надеясь, что это звучит не слишком странно по местным представлениям. - Пришел собственными ножками, понимаешь? Я пришел из другой страны.

– Страны? - Бурбоса повторил мое слово гадливым шепотом, как какую-то совершенно непристойную похабщину. - Ты что, совсем сбрендил, Шустряк? Конечно, ты неотесанный мужлан, но такой дряни я от тебя еще не слышал. Какого черта ты произносишь своим поганым ртом это поганое слово в моем присутствии? Жить надоело? В инквизицию захотел?

– А что я такого сказал? Да, я из другой страны. Вы что тут, в вашем драном Кларвельте считаете, что других стран не существует?

– Заткнись немедленно! - Бурбоса втянул голову в плечи, опасливо оглянулся по сторонам, лицо его перекосилось от страха. - Кто научил тебя этой ереси -Флюмер? - зашептал Бурбоса, обдавая меня запахом кислого вина. - Он сбрендил, этот книжник Флюмер, но его сожгут завтра, а тебе нужно жить! Нет никаких стран, есть только вельты! И люди не могут ходить из одного вельта в другой - ибо так сказано в Книге Дум! Из другого вельта пройти в наш может только демоник! И если ты говоришь, что ты пришел из другого вельта, тебя должно сжечь, как любого демоника! Я же объяснял тебе, ослу тупому, что ты просто потерял память! Если ты хочешь жить, запомни то, что ты просто крестьянин, потерявший память из-за пьянства, полностью разорившийся и выкупленный мной в псы. В любом другом случае тебе нет места среди людей…

– Я хочу, чтобы ты освободил меня. Если я выиграю у Бурого Черта, ты освободишь меня. Денег можешь не давать.

– Ты ненормальный, - уверенно сказал Бурбоса. - Иногда мне кажется, что ты теряешь память два раза в неделю, причем в самые неподходящие моменты, и я снова должен объяснять тебе простейшие вещи. Но сейчас некогда делать это. Пора идти. Иди и навтыкай Черту так, чтобы мало не показалось. Об остальном поговорим потом. И не ошибись в оружии.

– Ладно, - буркнул я.

Настроение у меня было препаскудным. Совершенно мне не хотелось драться. К тому же я абсолютно не помнил, как это делается.

Бурбоса долго шлепал по коридору - вначале широкому и хорошо освещенному, потом все более узкому, кривому и темному. Я наблюдал его переваливающуюся спину и с трудом удерживался от желания проверить, как я умею махать кулаками. Проверить прямо сейчас и прямо на нем - на господине Бурбосе.

Арена встретила меня воплем, оглушила и едва не сбила с ног. Сотни голосов взвыли одновременно и вонзились мне в уши. Я зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел, что нахожусь на краю большой основательно утоптанной площадки, посыпанной грязным песком вперемешку с пылью. Факелы, укрепленные на столбах, ярко освещали площадку и людей, пестрым кольцом окружающих ее. В дальнем углу арены на деревянном помосте стоял десяток кресел с высокими подлокотниками, в них восседали жирноватые люди весьма чванливого вида, обмахивались веерами, сделанными из перьев птиц. Они не орали - только молча раздували щеки, и уже за это я был благодарен им. Остальные голосили так, словно глотки их были сделаны из железа.

Мне показалось, что я уже видел такую картину. Ах да, ну конечно! Оказывается, я, пес господина Бурбосы, уже несколько недель выхожу на эту арену и бью кого-то. Вероятно, других таких же бойцовых псов. Может быть, кто-то из них и отшиб мне память удачным ударом по бедной черепушке?

Народ вопил: «Бурый, вломи ему! Сделай из Шустряка хорошую лепешку! Разделай чертова выскочку под орех! Оторви ему голову, руки, ноги, яйца!»… И так далее. Эти горлопаны перечисляли все, что у меня теоретически можно было оторвать, и не могу сказать, что это было очень приятно. Но еще более острые чувства я испытал, когда увидел Бурого Черта.

Без сомнения, это был он. Я догадался, что это он, потому что кожа его была смуглой, едва не коричневой. Негром он, правда, не был (откуда я знаю такое слово: «негр»?), но загореть ему удалось весьма неплохо. И поднакачать мышцы тоже. Он выглядел как культурист, обожравшийся анаболиками (господи, откуда в мою голову лезут такие странные слова: «культурист», «анаболики»? Таких слов попросту не существует в мире). Бурый Черт представлял собой гору упругих мышц, обтянутых лоснящейся кожей. И все эти мышцы рвались в бой, даже пританцовывали от нетерпения. Сверху гора была увенчана круглым лысым шаром, отдаленно напоминавшим человеческую голову. Уши отсутствовали - очевидно, их некогда отрезали за какую-нибудь провинность, а может быть, они отвалились сами за ненадобностью. Круглые навыкате глаза вращались и были налиты кровью, как у быка миурской породы («миурской»? Еще одно воспоминание из моей забытой жизни?).

Ростом этот монстр был с меня - то есть превышал всех людей, встреченных здесь мною, почти на голову. Выходит, и сам я был далеко не маленьким. Только весил этот дяденька больше меня раза в полтора-два. И, судя по тому, как он пританцовывал, двигаться он умел.

Чему тут радоваться, скажите, пожалуйста?

Еще одно грустное обстоятельство - в правой руке Бурого Черта была зажата рукоятка какого-то неизвестного мне предмета, без труда, впрочем, классифицированного мной как холодное оружие. На деревянной ручке длиной в локоть сидел увесистый бронзовый шар, утыканный острыми конусообразными шипами. Бурый Черт весьма жизнерадостно размахивал палицей над головой - вероятно, ему не терпелось приласкать меня этой дрындой по голове. Мне же, как ни странно, эта идея нисколько не нравилась.

Сбоку на столбе сидел человек. Очевидно, это был судья соревнований и его специально посадили на возвышенное место, чтобы лучше были виты все нюансы происходящего поединка. Он напомнил мне стервятника - тощий, взъерошенный, в ободранном черном плаще. Длинная шея его была покрыта то ли редким пухом, то ли перьями. А может быть, он просто забыл помыть шею и к ней прилипла всякая дрянь. Ног его я не видел, а вот руки с длинными когтистыми пальцами, которыми он вцепился в свой насест, выглядели точь-в-точь как птичьи лапы. Мне показалось, что он отчаянно боится свалиться со столба. Стервятник, который обожрался падали и разучился летать.

– Против Бурого Черта, пса господина Бумберто, выступает Шустряк, пес господина Бурбосы! - провозгласил судья-стервятник. - Ставки сделаны! Напоминаю псам, что нельзя убивать противника в живот. Если противник будет убит посредством разрывания живота, каковое действие противно законам Книги Дум, то победа признана не будет!…