Созывающий Камень использовался последний раз почти четыре года назад, после смерти совы Сонель, когда возникла необходимость избрать нового Премудрого. А до этого им пользовались перед расколом Ордена, когда Магистр Эрланд потребовал от Сонель созвать Собрание, чтобы обвинить Орриса, Бадена и остальных в измене.

Еще до того, как Эрланд и его сторонники образовали Лигу, Созывающий Камень использовали в случаях крайней необходимости. Но когда Волшебная Сила была разделена, использование этого камня едва не прекратилось. Ибо, изменив гигантский кристалл и настроив его на цериллы всех магов в стране, Амарид и Терон не учли того, что в один прекрасный день у Ордена может появиться соперник. Несмотря на то что маги Тобин-Сера были разделены личными обидами и тяжелыми разногласиями относительно норм поведения мага, камень все еще объединял их. И всякий раз, когда большой церилл использовался, чтобы созвать тех, кто еще держался Ордена, камни всех свободных магов и членов Лиги тоже ярко вспыхивали.

Это означало, что, по какой бы причине Радомил или Меред ни созывали собрание, она была достаточно серьезной.

Движимый этой мыслью, Джарид снова взглянул на свой камень. Пока ничего. Но, переводя взгляд с камня на дорогу, он кое-что засек краем глаза и тотчас же замер.

Он находился на открытом месте, где деревья, здесь некогда росшие, были давным-давно вырублены и отвезены в Ластри. А перед ним неясно вырисовывался один из немногочисленных нетронутых участков леса. И у дороги в нескольких футах перед группой деревьев на покрытом зарубками пне сидела огромная темная птица. Ее оперение было ярко-коричневого цвета, за исключением пятна на шее, которое блестело в солнечном свете так, словно его выковали из золота. Ее темные глаза смотрели на Джарида с необыкновенным умом, что заставило мага вздрогнуть. Он уже почти не сомневался, что птица ждала именно его, что она заранее знала о его появлении.

Конечно, он понимал, что это значит, и знал, чего боги и эта птица ожидали от него. И он покачал головой.

Больше всего на свете он хотел снова стать связанным. Но даже у этого страстного желания были свои пределы. Ему очень не хотелось иметь такую любимицу.

— Нет, — тихо сказал он.

А это крупное творение божье бесстрастно уставилось на него.

Джарид отвернулся. Ему хотелось убежать, повернувшись спиной к этому дару богов, если подобную птицу можно было назвать даром. «Что произойдет, если я откажусь связать свою судьбу с этой птицей? — подумалось ему. — Соблаговолят ли боги послать мне еще одну любимицу?» Он покачал головой. Скорее всего нет. Потому что отказ от этой птицы будет значить гораздо больше, чем неповиновение богам. Это станет нарушением клятвы служить Тобин-Серу и его народу.

Боги послали ему орла. И хотя у него кровь стыла в жилах от того, что это означало, он знал, что ему ничего другого не остается, кроме как связать свою судьбу с этой птицей и принять все то, что за этим последует.

Он перевел дух, подготавливая себя к стремительному потоку образов и эмоций, которые, как он знал, обрушатся на него, как только он снова встретится взглядом с орлом.

«Я уже проходил через это раньше, — сказал он себе, вспоминая, как он связывал себя с Ишаллой. — Знаю, что смогу это выдержать».

Он еще раз перевел дух, а затем повернулся к большой птице.

Их глаза встретились. У Джарида было время, чтобы заметить, что это самая великолепная птица, которую он когда-либо видел. А затем все началось.

Благодаря Ишалле он был достаточно подготовлен к обычному связыванию. Но тут был орел, и в последний момент, пока его сознание еще не замутилось, он понял, что ничего привычного ждать не следует. И на некоторое время это стало последней его произвольной мыслью.

Видения и воспоминания неожиданно нахлынули на него, как воды Даалисмин во время наводнения: охота в Береговых горах; сражение с двумя меньшего размера ястребами; два орла кружат, сталкиваются друг с другом, устремляются вниз (что он инстинктивно принял за брачный полет); орел нападает на кролика, вонзая когти в его мягкие мех и плоть и убивая его острым как бритва клювом.

Он мысленно соприкоснулся с орлом и, почувствовав его присутствие в своем сознании, вспомнил, что делал подобное с Ишаллой. Но птица сопротивлялась, словно она была еще не готова принять его. «Это не все, — казалось, говорила она ему. — Еще не время».

Образы продолжали обрушиваться на него так быстро, что ему едва хватало времени, чтобы осмыслить их. Следующее видение, казалось, начинается раньше, чем заканчивается предыдущее. Он увидел родителей орла, его птенцов, всех тех существ, которых он когда-либо убивал, всех соперников, с которыми он успешно бился. Он увидел единственного самца этой птицы, который погиб со стрелой охотника в груди. Вся жизнь орла проходила перед ним в воспоминаниях, мыслях и чувствах. И хотя все это ошеломляло и сбивало с толку, он этого ожидал. В некотором смысле, все это было ему не в новинку. Он и прежде разделял свое сознание с птицей. Поэтому он подавил непреодолимое желание бороться с потоком образов и позволил сознанию орла войти в свое собственное.

Но, несмотря на свой опыт, несмотря на все старание воспользоваться уроками, которые он извлек из контакта со своей первой птицей, то, что произошло потом, потрясло его, подавило и напугало. Внезапно он перестал быть орлом. Или, скорее, он не был больше этим орлом.

Он кружил над высоким, крепко сложенным магом, с которым был связан. И видел, как две армии приближались друг к другу под подернутым дымкой небом. Одна армия шла под развевающимся флагом древнего Аббориджа. Другую вела фаланга магов. Далеко позади воинов он увидел воды пролива Аббориджа и понял, что находится на Северной равнине Тобин-Сера, наблюдая за первой войной с Аббориджем. Обе армии сошлись, послышались крики умирающих и вопли ужаса, и почти сразу же армия Аббориджа отступила — магия привела ее оружие в негодность.

Мгновение спустя он был связан с другим магом, на этот раз женщиной, которая была высокой и крепкой, как предыдущий маг. Ее серебристые волосы развевались от сильного и холодного ветра, а цериллы ее собратьев сверкали на ярком зимнем солнце. И снова по равнине приближалась армия, на этот раз более многочисленная. Она шла под другим флагом, но в нем тем не менее можно было узнать знамя Аббориджа. И на этот раз воинам Аббориджа не удалось стать достойными противниками магов Тобин-Сера.

Третий маг тоже оказался женщиной. Она была юной и невысокой, но при защите своей земли проявила ничуть не меньше свирепости, чем ее предшественники. Армия, приближающаяся к ней через густую серую мглу, была больше первых двух, вместе взятых, и магам, которыми она командовала, пришлось гораздо дольше применять свое волшебство, чтобы справиться с ней. Но вскоре все было кончено. Он увидел, что народ Тобин-Сера празднует победу с тем же пылом, что и оплакивает мертвых. Он заметил, как огромный бородатый мужчина с топором (на лбу его и руках зияли кровавые раны и виднелись рубцы от ударов), взвалил себе на плечи Глениса. Этот мужчина шел вместе с магами, и, несмотря на наличие церилла, на его плече не сидела птица. Отдаленный уголок сознания, который все еще принадлежал ему, подсказал Джариду, что это Фелан, Волчий Магистр, который потерял Кальбу, своего единственного любимца, как раз перед третьим вторжением Аббориджа и поклялся никогда больше ни с кем не налаживать связь.

Другие образы накатили на него. Одна жизнь, другая, третья. Казалось, он становится связанным не с одной птицей, а со многими, и каждая несла воспоминания, как свои собственные, так и мага, с которым она была связана. Он видел сцены из жизни трех предыдущих Орлиных Магистров, которые пронеслись, вспыхивая перед его мысленным взором, так быстро, что у него не было времени ни на их истолкование, ни на то, чтобы даже предположить, к чьим жизням они относятся. Он по-прежнему ждал начала следующей серии образов, как это было во время связывания с Ишаллой. Но предыдущая все не заканчивалась; не за что было уцепиться. Да, раньше он уже проходил через чудо связывания. Но ничто не могло подготовить его к этому. Его уносил потоп. Он тонул.