Таким образом, после сравнительно «удачного» начала наступления части сил 4-го ВДК последовали неизбежные контрмеры противника. Действительная удача десантниками была упущена. Началось сдавливание наступающей на юг советской десантной группы с флангов. Кроме того, несколько суток крайне медленного продвижения были лишь подарком противнику в плане (первое) спокойного отражения им ударов 50-й советской армии с внешнего фронта и (второе) подготовки позиций на аскеровских высотах фронтом на север.

Несмотря на крайне шаткое в оперативно-тактическом смысле положение десантных бригад после вражеских контрударов 18 апреля под Будой и Рудной, выполнение первоначально поставленной задачи продолжалось аж по 24 апреля 1942 г.! Бои ниш на лесных опушках и небольших высотках к северу от Нового и Старого Аскерова. В бою погиб командир батальона капитан П.В. Поборцев. Воздушно-десантные бригады подвергались интенсивному артиллерийско-минометному обстрелу со специально по этому случаю подготовленных врагом позиций. Несли потери. День за днем и ночь за ночью не имели продовольствия, боеприпасов, возможности обогреться, высушить одежду и обувь, да и просто отоспаться не под хмурым апрельским небом.

Зачем же требовалась вся эта затея с выходом обессиленных в многодневном болотном скитании десантников к Варшавскому шоссе? Отвлечь хотя бы небольшую часть подразделений немецкой 31-й ПД с участка фронта под Строевкой и Зайцевой Горой? Да. Однако все дело в сроках. Раз внезапности не было, не было к 20-м числам апреля уже и смысла в атаках на этом участке. Кризис советских атак с юга под Зайцевой Горой к 20-м числам миновал. Выйди десантники к деревням у шоссе 13—14 апреля — такая небольшая помощь могла оказаться решающим условием для закрепления тогдашней советской победы под Зайцевой Горой. И наоборот — удержи 173-я СД Зайцеву Гору до подхода десантников, допустим, до 18—20 апреля, — никаких шансов остаться в Новом Аскерове подразделения 31-й ПД не имели… Бы.

Прекрасно понимая бессмысленность запоздавшей 50-й армии «помощи», командующий войсками Запфронта разрешил группировке бригад 4-го ВДК начать отступление в прежде занимаемый ими район. А что еще оставалось?

Да, ударная группировка 50-й армии оказалась не на высоте. Да, шедшие ей навстречу с севера не успели, — если говорить о десантниках. И не смогли, — если говорить о кавалеристах 2-й гв. кавдивизии. Соответствующих приказов и поставленной кавалеристам задачи нам не прочитать. Журнала боевых действий и книги приказов дивизии того периода в обозреваемом нами информационном пространстве нет. «Описание боевых действий корпуса с приложением схем» — информация для обычного гражданина РФ, представьте, и ныне секретная^{100}. Но для командовавшего корпусом Павла Алексеевича Белова секрета не было. Задача была поставлена — взять не лес, а конкретные населенные пункты. Не взяли. И чем же это оправдать? Открываем беловские мемуары:

«Я считал, что надо пойти на риск, снять из района Дорогобужа нашу самую сильную в то время 1-ю гвардейскую кавдивизию с ее артиллерией и минометами…

…Одна за другой следовали контратаки вражеской пехоты и танков. А у нас не было больше резервов.

Сколько раз вспоминал я в эти горячие часы о 1-й гв. кавдивизии. Но вводить ее в бой штаб фронта запретил»^{101}.

Так вот в чем дело! Штаб фронта и командующий его войсками Г.К. Жуков не приняли очень гениальной идеи — гнать дивизию в распутицу за 70 километров (это лишь по прямой, по карте, а не проселками на местности). И это только до района развертывания. Дальше бы началось беловское «чудо». А может, словами из песни B.C. Высоцкого:

Павел Алексеевич Белов рассуждал о возможностях 1-й гв. кавдивизии абсолютно отвлеченно от тогдашних болотно-апрельских реалий. Коннице на покрытых разливом лежинах ветровалов было разве что ноги ломать — и себе и коням. Да и без того движение с конями по болоту — для незнающего тропы затея гибельная. Война на болоте, а тем более весеннем болоте, имеет специфику. Медленное продвижение многосотметровой цепочкой. В случаях неизбежного временами падения, подскальзывания, завязания — ржание коней. При обнаружении противником — высокая вероятность скованности в маневре, в определении тактики предстоящего боя, быстром развертывании подразделений в боевой порядок. Потери. А упасть в ледяную воду даже с пустяковым ранением, а перевязку сделать, а выбраться — ой-ой-ой. Кавполк, если он, конечно, не разбитый, а идущий в наступление, — это не группа всадников. Это еще и обозы. Это и минимальное артиллерийское обеспечение. Другими словами, телеги и пушки по Богородицким болотам тащить тоже предстояло — и не генералам, естественно. Чтоб учитывать подобное генералам, не надо быть семи пядей во лбу. На то он и генерал, что за плечами у него собственный опыт прежних войн, причем сравнительно удачный для него опыт. Мы, нынешние, без личного опыта страшного лихолетья 1914—1920 гг., можем хотя бы прочесть, к примеру, записки поручика Сергея Мамонтова о подобных действиях в одном из болот под Харьковом. Завершает описание ужаса своего болотного скитания поручик таким признанием: «Впоследствии иногда мне снилась черная вода с отражением месяца и качание камышей кругом… и дрожь пробирала»^{102}. Советский же читатель, причем и в предвоенные времена, был знаком с весьма известной повестью А.П. Гайдара (Голикова) «Школа» (1930 год), с эпизодом о болоте под Выселками:

«— Тут кони ни вплавь, ни вброд. Чисто чертова каша.

— Но! — подбодрил Федя, искусственно улыбаясь. — расхлебаем и чертову!

Вода, кое-где покрытая паутиной утреннего льда, заливала за голенища сапог. Невидимая тоненькая настилка колебалась под ногами. Было жутко ступать наугад, и казалось мне, что вот-вот под ногой не окажется никакой опоры и я провалюсь в вязкую, засасывающую ямину».

Как видим, маневры, тем более с конями, по болоту даже в несколько сотен метров оставляли у преодолевших подобное препятствие жуткие воспоминания надолго. И это если живы оставались, и …если надолго здоровья оставалось.

Генералу армии Жукову и генерал-лейтенанту Белову читать подобную литературу вряд ли был досуг. Искусственно улыбающийся Федя был в Красной армии не исключением из правил — милятинская операция подтверждает, что многие именно такие Феди доросли к 1941—1942 гг. в РККА до больших чинов. И Жуков и Белов в прежние войны были кавалеристами. И вот наступили времена «реализации опыта»: Г.К. Жуков посылает вперед гибельным беспутьем всех — и десант, и кавалерию, без разбора. П.А. Белов сетует на невозможность кинуть в гибельное дело лучшее из своих «конногвардейских» соединений.

Так что уж на кого-кого, а не на кавалерию следовало генералам возложить надежды. Одной из главных ударных единиц в той операции были, само собой, повстанцы, — шел на Зайцеву Гору незнаменитый в советско-постсоветской литературе партизанский отряд полковника Ф.П. Шмелева. «Лошади не выдержали, а партизаны шли», — пишет в отчете о тех событиях П.А. Мельников, комиссар партизанского отряда при 8-й бригаде десанта. А как же без этого отряда 4-му ВДК, после стольких совместных-то боев. «Никто, кроме нас!», правда, полковник Шмелев с комиссаром отряда старшим политруком Мельниковым не говорили, однако (что ценней) правдивые воспоминания оставили. С пройденным и пережитым этими людьми сравнится разве что лишь апрельский 1942 г. выход из окружения группы 378-й СД по топям болот на Гажьих сопках, что за новгородской речкой Глушица в районе действий 59-й и 2-й Ударной. Но и тем было полегче: шли единожды, а здесь и туда, в бой, и назад с усталостью, без отсыпки, без передышек. И тех, что на Глушице, немец не добивал минобстрелом. Здесь, в милятинских болотах, аккомпанемент был.