Она вложила свою руку в его ладонь, и у него радостно забилось сердце.

— Мне бы хотелось, чтобы это могло осуществиться, — сказала она.

— Так почему бы и нет?

Она покачала головой, но глаза ее засверкали.

— Дорогая Елизавета, разве наши мнения не совпадают постоянно? Мы так похожи. Мы просто созданы друг для друга.

— Наши мнения сходятся по всем вопросам, — сказала она. — Я вижу мир твоими глазами, дорогой Робин. Да, ты прав. Я страстно мечтаю иметь ребенка.

— Это твой долг. Нашему сходству нельзя дать исчезнуть. Его надо увековечить.

— Я никогда не встречала человека, который бы так хорошо говорил со мной. Откуда у тебя этот дар, Роберт?

— При чем тут дар. Не дар, а любовь вкладывает в мои уста эти слова, любовь, вдохновленная величайшей в мире женщиной.

Наблюдая за ними, Кэт вздохнула: «Почему она ему отказывает? Как она может отказывать такому мужчине? Он не стал менее привлекательным, даже после того, как убил свою жену. Самая милая и самая упрямая, самая сильная и самая слабая госпожа, что тебе еще нужно от мужчины?»

Но Елизавета внезапно отпрянула от своего возлюбленного.

— Почему ты просишь за эту девушку? Потому, что у нее очаровательная мордашка?

— Очаровательная? Я и не заметил. Теперь я вспоминаю, что редко видел ее, и только в твоем присутствии.

— Она достаточно мила.

— Бледная луна по сравнению с известным мне ярким солнцем. Когда я прошу за нее, то думаю о тебе. Потому-то я и говорю, чтобы ты проявила милосердие. Именно этого ждут от тебя люди.

— Роберт, есть люди, которые были бы рады сделать ее королевой. А мой отец воспользовался бы моментом и послал бы ее на плаху.

— Но ведь кроме красоты ты обладаешь еще и мудростью.

— Значит, мой отец не был мудрым человеком?

— Думаю, что не всегда.

— Мне кажется, что это можно назвать государственной изменой.

— Нет, назови это любовью… любовью к тебе, моя дорогая королева. Люди не одобрят, если ты примешься уничтожать своих соперников, как поступал твой отец. Это недостойно тебя. Львица не убивает мышей.

— А что! Помиловать ее? Оставить в покое ее вместе с мужем, чтобы они обзавелись целым выводком детей с угрозой трону!

— Нет, не так. Пусть она остается пленницей, но не отнимай у нее жизни.

Она ласково, как часто делала это, шлепнула его по щеке.

— Неужели ты подумал, что я собиралась лишить ее жизни? Нет! Я не хочу пачкать свои руки кровью. Я буду держать ее в Тауэре, и Хертфорд тоже станет моим пленником. Тогда я буду уверена, что они не опасны. Я не дотронусь до ее глупой головки. Пусть себе живет… как моя пленница.

Он страстно поцеловал ее руку.

— Ты — самая мудрая и самая красивая из всех женщин.

— Довольно болтать о мадам Екатерине. Давай поговорим о чем-нибудь более интересном.

— Наверное, о мадам Елизавете?

— И господине Роберте.

— Тогда давай вспомним те дни, когда мы встретились в Тауэре, и как он мечтал о лучшем будущем в своей одинокой темнице.

— Ладно, я не сомневаюсь, что эта тема будет весьма приятна. Я пошлю за музыкантом, чтобы он услаждал наш слух своей лютней, пока мы беседуем.

Он с упреком посмотрел на нее, но она почувствовала, что слишком уж тает в его присутствии, чтобы позволить себе и дальше оставаться с ним наедине.

Королева была очень довольна, что леди Екатерина Грей будет ее пленницей. Лорд Хертфорд уже находился в Тауэре по обвинению в государственной измене. Королева решила, что они останутся там на всю оставшуюся жизнь. И никто не сможет обвинить ее в том, что она замарала свои руки их кровью.

С одной соперницей было покончено, но она постоянно размышляла о другой, более существенной угрозе своему спокойствию. Одно только упоминание о Марии Шотландской приводило ее в мрачное расположение духа.

Если бы шотландская королева (и леди Мария Грей тоже) находилась в тюрьме, то она могла бы считать себя самой счастливой женщиной на свете. Но еще одна особа попала в поле ее зрения — Маргарита, графиня Леннокс. Эта леди не была совсем уж далека от трона, потому что являлась дочерью Маргариты Тюдор, сестры Генриха VIII. За ней требовалось следить с особой тщательностью, потому что у нее имелся сын, лорд Генрих Дарнли, а женщины, у которых есть сыновья, обладают непомерными амбициями.

Подсматривавшие за графиней Леннокс шпионы королевы очень скоро обнаружили, что она переписывается с Марией Шотландской.

Узнав эту новость, Елизавета засмеялась.

— Теперь мне ясно, чего она добивается. Она собирается женить этого своего сына на шотландской королеве, а потом составить заговор, чтобы заполучить для него еще и Англию.

Роберт согласился с ней, что, возможно, эта женщина вынашивает подобные планы.

— Мне интересно, согласится ли на это Мария, — задумалась Елизавета. — Нет, думаю, что нет. Мадам Леннокс видит лорда Генриха глазами матери. А я вижу безусого мальчишку, которому далеко до настоящего мужчины.

— Глаза вашего величества видят его в том же свете.

Она рассмеялась в ответ, ведь «Глаза» — новое прозвище, которое она ему присвоила.

— А что еще видят мои Глаза? — нежно спросила она.

— Что эта женщина может представлять реальную опасность для моей возлюбленной.

— Мы отправим ее в Тауэр. Ей там самое место.

Найти предлог оказалось делом несложным. Покои графини обыскали и обнаружили там несколько астрологических таблиц. Под пытками ее слуги сознались, что она наняла астрологов, чтобы выяснить, как долго проживет Елизавета, и они предсказали, что она умрет в течение следующего года.

Здесь, вне всякого сомнения, была явная государственная измена, и графиня Леннокс стала пленницей королевы в Тауэре.

Теперь уже две опасные женщины находились за решеткой, но ее мысли все еще были прикованы к Шотландии.

Той осенью Елизавета заразилась оспой.

Вся страна верила, что она умрет и что осуществится предсказание астрологов графини.

В Англии росло напряжение. Два брата из польского рода, в чьих венах текла кровь Плантагенетов, вместе со своими сторонниками предприняли поход на Лондон. Их заговор раскрыли, а самих братьев арестовали. Они утверждали, что не пытались сместить королеву, а хотели только потребовать, чтобы право престолонаследия было закреплено за Марией Шотландской.

Сесил вместе со всеми министрами не уставал повторять, что у них постоянно будут головные боли, пока королева не выйдет замуж и не родит наследника.

Тем временем королева находилась в таком тяжелом положении, что поверила, что смерть уже не за горами. Она открыла глаза и, увидев подле своей кровати Роберта, слабо улыбнулась и протянула ему свою руку.

— Роберт, — сказала она, — значит, ты рядом. Здесь должно быть твое место. Твое… и ничье больше. Если бы я не была королевой, то стала бы твоей женой.

Тот, кто услышал эти слова, был уверен, что в случае своего выздоровления она непременно выйдет за него замуж.

Елизавета чувствовала прилив раскаяния, потому что несправедливо относилась к Роберту. Она любила Роберта, она никого так больше не полюбит, и если она умрет, что с ним станется? У него было много врагов и больше ничего, кроме ее благосклонности. Она могла бы дать ему самый высокий пост в этой стране, но все-таки не дала ему ничего, даже титула графа, о котором он так страстно мечтал. Аристократы вроде Норфолка станут потешаться над ним, язвить по поводу его низкого происхождения, ему не найдется места в тайном совете.

Да, конечно, она радовалась, что он постоянно был при ней, и сделала из самого совершенного человека в ее королевстве комнатную собачонку.

Королева послала за своими министрами и, собравшись с силами, обратилась к ним:

— Есть одна вещь, о которой я бы хотела попросить вас, милорды. Это моя последняя воля, и я умоляю вас отнестись со всей серьезностью к воле умирающей женщины. Когда я умру, я бы хотела, чтобы лорд Роберт Дадли стал протектором нашего королевства. Я хочу, чтобы вы поклялись мне, что будете повиноваться, уважать и чтить его, потому что он весьма достойный человек, самый совершенный и добродетельный из всех, кого я когда-либо встречала на своем жизненном пути.