— Не тревожься. Я не слышал, чтобы хоть один полицейский высказал подобное предположение. Каждый из них разрабатывает свою версию, однако большего я сказать не могу, поскольку связан словом. А теперь, Феликс, мне пора. После предыдущей ужасной ночи тебе надо отдохнуть. Прими пару таблеток аспирина, запей глотком виски и отбрось все заботы. Спокойной ночи!

— Спокойной ночи, Найджел. Мы не были с тобой особенно близки, но надеюсь, теперь наша дружба окрепнет. Я тебе очень благодарен за все.

— Да не за что! Доброй ночи!

Когда Найджел вошел в свою квартиру на Честер Террес, была уже половина одиннадцатого. Он вдруг ощутил смертельную усталость, однако необходимо было засесть за очередной репортаж для газеты.

Он едва доплелся до пишущей машинки, вставил в каретку чистый лист бумаги и, подумав с минуту, застучал по клавишам:

Работая, он все время неотступно думал об Аллейне. Инспектору необходимо знать, что добавил к своим воспоминаниям Феликс. Наконец Найджел потянулся к телефону — Аллейн наверняка уже дома. Он набрал номер, и подперев щеку, стал ждать ответа.

Найджел и Фокс вышли из комнаты, в прихожей хлопнула дверь. Инспектор Аллейн стоял недвижно, прислушиваясь к их удаляющимся шагам. До него донесся голос Фокса, отсылавшего дежурившего внизу констебля, и наконец все стихло.

Стороннему наблюдателю могло показаться, что Аллейн хмур от невеселых мыслей. Уголки его рта опустились, кустистые брови тяжело нависли над глазами, на лбу прорезались складки. Когда Аллейн оставался один, его лицо делалось на редкость выразительным. Порой на нем читалось крайнее отвращение; так бывало, когда ему приходилось в каком-то деле превозмогать себя и поступать против собственной воли, либо же предстояло нечто такое, от чего заранее делалось тошно.

Взглянув на часы, Аллейн вздохнул и выключил все лампы, потом подошел к окну и, прячась за портьеру, выглянул на улицу. По Джералдз Роу беспорядочно катили машины. Прошло не более двух минут после ухода Найджела и Фокса, когда Аллейн заметил медленно движущееся вдоль кромки тротуара такси, оно будто плыло мимо жилища Сюрбонадье. Аллейн наблюдал за машиной сверху, как бы с высоты птичьего полета, и ему почудилось, будто пассажир на заднем сиденье скрючился в крайне неудобной позе, стоя на коленях на полу кабины, и заглядывает в окна верхнего этажа, стараясь при этом никому не попасться на глаза. Инспектор, заметив все это, ухмыльнулся, припоминая, где находится ближайший телефон-автомат. Такси исчезло из виду, он отошел от окна, достал было портсигар, но передумал и снова сунул его в карман. Прошло минуты три-четыре, и его размышления прервали резкие звонки телефонного аппарата, установленного на тумбочке у изголовья. Инспектор насчитал двадцать звонков, прежде чем аппарат затих.

Аллейн вернулся к окну. На улице теперь все стихло, движение транспорта почти прекратилось, так что еще издали он услышал чьи-то торопливые шаги со стороны Элизабет-стрит. Аллейн отпрянул от окна и, скорбно кряхтя, полез под кровать. Она была довольно низкой, и ему пришлось буквально распластаться на животе. Он раздвинул оборки покрывала, сшитого из пошлой розовой тафты, и затаился.

Вскоре кто-то вставил ключ в замок входной двери. Неизвестный, судя по всему, проник в квартиру, снял в прихожей обувь и почти неслышно стал красться по коридору. Затем Аллейн услышал, как поворачивается ручка в двери спальни, и разглядел сквозь прозрачный подзор, что и сама дверь медленно поворачивается на петлях. В сгущавшемся мраке мелькнула тень, раздался легкий шорох и позвякивание портьерных колец. Теперь в спальню свет с улицы не проникал. Тишина сделалась совсем невыносимой, но тут над головой Аллейна вновь задребезжал телефон, звонки были долгие и настойчивые. Матрас опустился, мягко коснувшись плеч Аллейна — кто-то сел на кровать. Аллейн догадался, что телефон накрыли подушкой, режущий ухо звон превратился в глухие гудки. И снова Аллейн насчитал ровно двадцать звонков.

Это звонил Найджел из своей квартиры на Честер Тэррес, прежде чем отправиться на ужин к Гарденеру.

Когда телефон замолк, Аллейн различил негромкий вздох облегчения. Он бы сам охотно издал подобный же вздох, но тут снова зашелестело покрывало и матрас приподнялся, освобождая плечи Аллейна. Донесся звук передвигаемого по ковру стула, скрипнула дверца платяного шкафа. Снова пауза, затем шорох перебираемого на полках белья и наконец негромкий стук по металлу.

— Мисс Воэн, вам будет удобнее, если вы включите свет, — кашлянув, произнес он из-под кровати.

Она не вскрикнула, только короткий стон отчаяния сорвался с ее уст.

— Кто здесь? — шепнула она, собрав все свое мужество.

— Закон! — изрек Аллейн с несвойственной ему помпезностью.

— Это вы?'

— Ну да, зажгите же свет, нет никакого смысла прятаться в потемках. Выключатель у самой двери. — Он громко чихнул, — Будьте здоровы, мистер Аллейн! — учтиво пожелал он сам себе.

Комнату залил розоватый свет, и Аллейн выкарабкался из-под кровати.

Стефани стояла у двери, все еще держа руку на выключателе. В другой руке у нее была кованая шкатулка. Ее зрачки расширились, как у испуганного ребенка, она была в этот момент прекрасна.

Аллейн встал на ковре, распрямясь во весь рост.

— Пожалуй, матрасная пыль — это гнуснейшая разновидность пыли! — посетовал он.

Ее пальцы скользнули по дверной ручке, но не удержались на ней, вся ее фигура обмякла, подалась вперед, но Аллейн успел ее подхватить, только шкатулка со стуком упала на ковер.

— Нет, только не это, — ровным тоном произнес инспектор, — подобные номера не пройдут. Вы не из тех дам, что падают в обморок по поводу и без повода, у вас стальные нервы. И пульс ровный.

— А вот ваш отчего-то бьется слишком часто, — шепотом парировала она.

Он поставил ее на ноги, поддерживая лишь за локотки.

— Садитесь, — предложил он не слишком учтиво.

Она высвободилась из его рук и села в кресло, которое он ей пододвинул.

— И все-таки вы меня действительно напугали, — Она смотрела на него, не мигая, — Какая же я дура! Могла бы сообразить, что это западня.

— Сам удивляюсь, что вы в нее попались. Разглядев вас в такси, я понял, что мой план увенчался успехом, потом вы звонили по телефону, — я и это предусмотрел. Знал также, что у вас должен быть ключ — Сюрбонадье не мог вам его не дать.

— Я не успела вернуть.

— В самом деле? До сих пор ломаю голову: ну что вы в нем нашли? Скорее всего, у вас дурной вкус.

— Не всегда.

— Хотелось бы верить.

— В конечном счете у вас нет против меня никаких улик. Почему мне нельзя сюда прийти? Вы ведь сами предложили встретиться здесь.

— В девять вечера. Что вы искали в этой шкатулке?

— Мои письма! — ответ был у нее наготове, — Хочу их сжечь.

— Но они хранятся в другом месте.

— Тогда, Офелии подобно, обманута вдвойне я.

— Никто вас не обманывал, — сказал он с горечью.

— Мистер Аллейн, верните мне мои письма. Я даю вам слово, честное благородное слово, что они не имеют никакого отношения к его гибели…

— Я их прочел.

Она сделалась белой как мел.

— Все до единого?

— Да, даже вчерашнюю записку.

— И что вы собираетесь сделать… Арестуете меня? Вы здесь один?

— Вряд ли вы станете закатывать истерику, тем более оказывать сопротивление.

— Да уж, это было бы совершенно непристойно.

Она заплакала, но без громких всхлипываний и конвульсий. Слезы наворачивались на глаза и текли по щекам, она утирала их платочком.

— Здесь холодно, — пожаловалась она. — Я замерзла.

Он стащил с кровати гагачье одеяло и накрыл Стефани, заботливо подоткнув края. Для этого ему пришлось склониться над ней, и она вдруг вцепилась в ворот его пиджака.