— Что-то не пойму, о чем вы. Я сидела в кресле, он стоял передо мной, примерно на таком же расстоянии, что и вы сейчас.

— Выходит, он нанес удар левой рукой?

— Уже не помню теперь. Попробуйте повторить его движение, только несильно, возможно, я вспомню.

Аллейн взмахнул правой рукой, и его кулак опустился на плечо Стефани.

— Нет, из такого положения он угодил бы вам в лицо. Выходит, бил он левой рукой и довольно-таки неуклюже.

— Он ведь был пьян.

— Все твердят, что он был пьян!.. А не стоял ли он у вас за спиной? Вот так.

Аллейн зашел за кресло и опустил правую руку на ее плечо. И тут Найджел словно увидел заново сцену в артистической уборной, когда Гарденер поднялся и, посмеиваясь удачной шутке Аллейна, точно так же тронул Стефани за плечо.

— Теперь моя рука опустилась как раз на ушибленное место, — сказал Аллейн. — Я не причиняю вам боли?

— Нет.

— Позвольте, я накину на вас горжетку — здесь прохладно.

— Спасибо.

— Может, все было именно так — он ударил вас сзади?

— Возможно. Он метался по комнате. Но, поверьте, я действительно не помню.

— Должно быть, вы не на шутку перепугались?

— Нет, он не внушал мне страха. Я была рада, что Феликс ушел и не видит Сюрбонадье в таком состоянии. Когда же Артур наконец меня оставил, я сама пошла к Феликсу.

— Его уборная за стеной?

— Да. Я не рассказала ему, что Артур пустил в ход кулаки. У Феликса в комнате был костюмер, но едва я вошла, Бидл ушел. Оставшись с Феликсом наедине, я сказала, что инцидент исчерпан.

— Что он ответил?

— Что Артур — пьяная свинья, однако ему его отчасти жаль. Феликс порывался сам объясниться с Сюрбонадье, потребовать, чтобы тот оставил меня в покое.

— Видимо, вы Феликсу далеко не безразличны?

— Да, наверно. Нам обоим не хотелось бы повторения подобных безобразных сцен. Мы успели сказать друг другу всего несколько фраз, и Феликс ушел на сцену. Помнится, еще продолжалось затемнение. Угостите меня сигаретой, мистер Аллейн.

— Извините, не пришло в голову вам предложить.

Он протянул раскрытый портсигар, при этом ее пальцы ненароком коснулись его ладони, оба пристально посмотрели друг на друга, потом Стефани снова откинулась в кресле. Оба молча курили: Аллейн спокойно, мисс Воэн — слегка взволнованно.

— Скажите, ради Бога, — заговорила она озабоченным тоном. — Вы кого-нибудь подозреваете?

— Право, на такие вопросы я не могу и не должен отвечать.

— Но почему?

— Подозрение может пасть на каждого, все лгут, играют, притворяются, кривят душой, чего-то не договаривают.

— И я в том числе? Тоже, по-вашему, лгу и притворяюсь?

— Не знаю, — мрачно ответил Аллейн. — Все может быть.

— За что вы меня так невзлюбили, мистер Аллейн?!

— Да ничего подобного! — воскликнул Аллейн и, помолчав, добавил. — Вы не любительница решать головоломки?

— В детстве этим увлекалась.

— Знакомо вам чувство досады, когда одна из деталей никак не становится на место?

— Знакомо.

— Полицейскому позволительно питать подобную досаду — и не более того.

— Выходит, в вашей головоломке я именно такая деталь?

— Напротив, для вас я как будто сразу нашел верное место.

— У вас есть ко мне еще вопросы? Спасибо, я не хочу больше курить!

— Единственная просьба: позвольте вашу руку.

Она протянула Аллейну обе руки. Найджел был поражен, увидев, как инспектор, нежно взяв ее ладони в свои, поднес их к лицу и закрыл глаза. Она не пыталась отстраниться, ее щеки порозовели, и руки, как казалось журналисту, слегка подрагивали.

— «Шанель номер пять», — сказал он. — Большущее спасибо, мисс Воэн.

Она проворно спрятала руки в горжетку.

— Я-то решила, вы собираетесь их поцеловать, — сказала она шутливо.

— Помилуйте, я свое место знаю. Мистер Гарденер вас ждет. Спокойной ночи!

— Спокойной ночи. Запишете мой адрес?

— Охотно!

— Десятая квартира, Нанз Хауз на Шеппердс Маркет. Что же не записываете.

— В этом нет нужды, полагаюсь на свою память.

Скользнув по лицу инспектора взглядом, она вышла в коридор, и Найджел услышал ее голос:

— Феликс, вы где?

Вскоре ее шаги затихли.

— Батгейт, вы успели записать ее адрес? — озабоченно спросил Аллейн.

— Вы просто дьявол во плоти!

— Да почему же?

— Не знаю. Сначала мне показалось, что она вызывает у вас резкую неприязнь.

— Так оно и есть.

— А теперь не знаю, что и подумать.

— Она тоже теряется в догадках.

— Вы законченный ловелас, мистер Аллейн!

— Мне очень стыдно, мистер Батгейт.

— Что это вас так заинтересовал ее синяк?

— Неужто не понятно?

— Понятно — вы к ней пошлейшим образом приставали.

— Оставайтесь при своем мнении, — усмехнулся Аллейн. — Мне это безразлично.

— Все это довольно безнравственно! — высокомерно воскликнул Найджел. — Я еду домой.

— Я тоже. Спасибо за очаровательный вечер.

— Это я вас должен благодарить за то, что согласились составить мне компанию. Мне еще предстоит покорпеть за пишущей машинкой, прежде чем отправиться на боковую.

— Что за нужда, отчего вдруг такая срочность?

— Да ведь у меня в руках сенсационный материал.

— Вот что, молодой человек, прежде чем нести свою муру в редакцию, покажите ее утром мне.

— Это уж слишком, мистер Аллейн, вы не имеете права!..

— Еще как имею! Я мог давно прогнать вас отсюда — констебль не впустил в театр целую ораву ваших собратьев.

— Не вставляйте мне палки в колеса — такая удача выпадает репортеру не часто.

— Жду вас утром в моем кабинете, сэр.

— Увы, придется подчиниться произволу.

Аллейн, собрав своих людей, направил их к служебному выходу. Софиты погасли.

— Последнее затемнение! — раздался во мраке веселый возглас старшего инспектора.

В «Единороге» воцарилась тишина, по сцене теперь будто разгуливали призраки, персонажи давно забытых спектаклей. Найджела тяготило какое-то мрачное ощущение — это чувство знакомо тем, кто проникает в оставленный жильцами дом. Где-то на колосниках скрипнул канат, ветерок зашуршал парусиновыми полотнищами.

— Пойдем отсюда, — сказал журналист.

Аллейн включил карманный фонарик, и они побрели по коридору к выходу. Оказавшись в проулке, Найджел с удовольствием вдохнул прохладный воздух. Полицейские говорили что-то ночному сторожу. Поодаль стояли двое молодых людей, в которых Найджел признал коллег-репортеров.

— Минутку! — остановил его возглас Аллейна. — Взгляните-ка вон туда.

— Господи милосердный! — воскликнул Найджел. — Он мертв?

— Нет, просто спит как убитый. Не помните его имени?

— Блэйр, — подсказал сторож.

— Проснитесь, Блэйр! — нагнулся над прикорнувшим вахтером Аллейн. — Занавес опущен, все разошлись по домам.

К девяти часам утра Найджел закончил отчет об убийстве для своей газеты. Он предупредил редактора по телефону, и тот, поворчав, согласился подержать место на первой полосе, пока Аллейн не завизирует материал. В других утренних газетах о трагическом происшествии в «Единороге» сообщали крупно набранные заголовки, но фактической информации в них был минимум. Найджел помчался в Скотланд-Ярд и застал своего друга в довольно покладистом настроении, на что, по правде говоря, не рассчитывал. Найджел в своем репортаже особо подчеркивал, что при всей трагичности обстоятельств Феликс был лишь невольным исполнителем чужой воли. Аллейн не стал этого оспаривать и не подверг статью Найджела даже малейшей цензуре, сохранив целиком описание взаимоотношений Сюрбонадье, Гарденера и мисс Воэн, намек на скорую помолвку, а также личные впечатления о событиях на сцене и за кулисами.

— Я ждал от вас худшего, — признался старший инспектор. — Можете печатать. Вы должны теперь возвращаться в редакцию?

— Не обязательно, — ответил Найджел. — Меня здесь дожидается рассыльный из газеты.