— На кой черт он вам сдался?

— Это пока секрет.

— А чем вы сами намерены заняться завтра?

— Буду ставить спектакль в «Единороге».

— Что еще за ерунда?

— Всей труппе велено ежедневно отмечаться в полицейском участке. А завтра в одиннадцать они явятся в «Единорог». Я устраиваю следственный эксперимент, попытаюсь воссоздать обстоятельства убийства.

— Я должен при этом присутствовать.

— А я этого не допущу!

— Но почему, что за причина.

— Это не доставит вам удовольствия. Могу сказать заранее, что конечный результат расследования многих ошеломит.

— Выходит, вы щадите мои чувства? — обиженно воскликнул Найджел.

В этот момент в кабинет вошел инспектор Фокс.

— Все в порядке? — спросил Аллейн.

— Так точно. Сэйнта уложили в постель и послали за врачом, этим светилом — Эверардом Симом.

— А я только что говорил мистеру Батгейту, что ему не следует быть завтра в театре, и вот он на меня дуется.

— Инспектор Аллейн абсолютно прав, сэр, — поддержал начальника Фокс, — Лучше вам держаться подальше, особенно после того, что вы ненароком услыхали утром.

— Боитесь, как бы мисс Воэн не угостила меня пирожным с мышьяком? Ну вот что, с меня довольно. Я ухожу!

— Всего доброго! — весело, с неприкрытой насмешкой в голосе напутствовал журналиста Аллейн.

Найджел в сердцах хлопнул дверью. Оказавшись на улице, он испытал жалость к себе — ни с того ни с сего оказался в дураках! — и еще пуще разозлился на Аллейна, нанесшего ему столь незаслуженную обиду. Часы показывали семь, и голод давал себя знать. Найджел торопливо зашагал по Риджент-стрит, зашел в подвальный ресторанчик при гостинице «Хангэрия» и заказал обильный ужин, однако настроение его не улучшилось. На десерт он выпил коньяку и спросил сигару, но и это удовольствия ему не доставило. Заплатив по счету и оставив официанту щедрые чаевые, он побрел без цели дальше.

«Проклятье! — мысленно чертыхнулся он. Я буду завтра в театре, хочет он того или нет!»

Взяв такси, Найджел отправился к себе на Честер Террес.

Старший инспектор Аллейн в этот вечер тоже ужинал в одиночестве — в кафе неподалеку от Скотланд-Ярда. В начале девятого он вернулся в свой служебный кабинет, и вместе с Фоксом они еще по меньшей мере два часа корпели над материалами дела, пока не явился с докладом констебль Нэзби. Он отыскал бутафора и завел с ним непринужденный разговор. Хиксон был явно огорчен и раздосадован. Когда они с Нэзби расстались, Хиксон зашел в телефонную будку на Кингз-роуд, и в дальнейшем его снова взял под наблюдение Томпсон.

Аллейн и Фокс попытались сложить в единое целое события трех последних дней. Аллейн говорил — Фокс слушал. В какой-то момент Фокс откинулся в кресле, беззвучно тараща глаза на шефа.

— Вы согласны со мной? — спросил Аллейн.

— О да, — помедлив ответил Фокс. — Согласен.

Подумав еще какое-то время, он добавил:

— В наиболее запутанных делах об убийстве либо вообще нет мотивов преступления, либо их слишком много. В данном случае их слишком много. Джекоба Сэйнта покойный шантажировал, Стефани Воэн он преследовал, Трикси Бидл он скорее всего расстроил замужество. Бутафору, как выражаются юристы, он причинил моральный ущерб. То же можно сказать и об отце Трикси. Эта дамочка, Эмералд, в случае смерти Сюрбонадье становится единственной наследницей миллионера. Не скрою, каждого из них но очереди я был склонен считать убийцей.

— Понимаю вас, как никто, — подхватил Аллейн. — Со мной происходило то же самое. Однако, Фокс, в этой головоломке есть несколько ключевых деталей. Во-первых, чего ради Сюрбонадье хранил все эти годы листок, на котором подделывал подпись Эдварда Уэйкфорда? Этот факт представляется необъяснимым, если подходить к нему в свете выдвигавшихся нами версий. Во-вторых, отпечатки пальцев на пишущей машинке. В-третьих, вчерашнее поведение Стефани Воэн в квартире Сюрбонадье. Зачем она солгала, будто одного письма недостает, и заставила меня его искать? Я вложил в шкатулку сложенный вчетверо чистый лист бумаги, и пока отсутствовал в спальне, она эту бумажку извлекла, приняв за то, что на самом деле искала.

— Письмо Мортлейка или же листок с подписями?

— Нет, не письмо Мортлейка. Она не стала бы так рисковать ради Сэйнта.

— Выходит, подписи?

— Вероятнее всего. Теперь сопоставим это с обрывками беседы, услышанными утром мистером Батгейтом, и что получается в итоге?

— Да, сэр, думаю, вы правы. Но достаточно ли у вас доказательств, чтобы убедить присяжных?

— Я отправил детектива в Кембридж покопаться в не столь уж отдаленном прошлом. Даже если он ничего не отыщет, все равно я буду стоять на своем. Да и завтрашний судебный эксперимент на многое прольет свет.

— Но там не будет Сэйнта.

— Придется вам, мой милый Фокс, его заменить!

Зазвонил телефон, и Аллейн сразу снял трубку.

— Алло! Да. Где? А что же наши люди у подъезда? Возвращайтесь на место, и едва он выйдет, арестуйте сто. Я выезжаю.

Аллейн бросил трубку.

— Фокс, едем в «Единорог».

— Сейчас?

— Немедленно! Я все объясню по пути.

— После того как Нэзби расстался с Хиксоном, — ввел Фокса в курс дела старший инспектор, когда машина отъехала от Скотланд-Ярда, — бутафора «повел» констебль Томпсон. Он видел, как Хиксон дважды звонил куда-то, а потом побрел не спеша в сторону Уэст-Энда. Томпсон только что позвонил с улочки, расположенной на задах «Единорога». Там, в лабиринте закоулков наш бравый констебль потерял Хиксона. Бутафор свернул в тупик, носящий название Саймонз Элли. Тупик упирается в ворота, за ними — двор театра. Томпсон перелез через забор и увидел распахнутое окно на первом этаже. Внутри было темно, и Томпсон растерялся. Не зная, что дальше делать, он позвонил в Скотланд-Ярд из ближайшего автомата. Ну вот, приехали.

Они вылезли из машины. Подъехал еще один полицейский автомобиль с констеблями. Аллейн, коротко проинструктировав их, зашагал в сторону «Единорога», легко ориентируясь в паутине улочек, и вскоре они уперлись в театральный забор. На фоне вечернего неба вырисовывался высокий купол «Единорога». Со стороны Пиккадилли и Трафальгарской площади доносился приглушенный гул автомобилей. Часы на Биг Бене пробили одиннадцать. Из мрака навстречу им шмыгнул мужчина.

— Это вы, Томпсон? — шепотом спросил Аллейн.

— Так точно, сэр. Уж извините, он как сквозь землю провалился.

— Все в порядке. Хиксон наверняка в театре.

— Ворота оставались без присмотра не более восьми минут, пока я бегал звонить.

— Караульте здесь. Пошли, Фокс.

Аллейн ловко вскарабкался на высокий забор и спрыгнул вниз, Фокс без промедления последовал за ним. Двор был усеян всяким хламом, пришлось передвигаться на ощупь, вдоль стены, пока не наткнулись па распахнутые оконные створки. Ухватившись за подоконник, Аллейн подтянулся и залез внутрь, Фокс вновь не заставил себя ждать. Сняв обувь, они застыли в темноте, прислушиваясь.

Постепенно их глаза привыкли к мраку; Аллейн разглядел, что они находятся в каком-то чулане, в нем пахло затхлостью и мышами. Выбравшись в узкий коридор, они осторожно двинулись вперед. Коридор круто заворачивал направо, почти под прямым углом. Еще один поворот, и вдали забрезжил тусклый свет. Аллейн тронул Фокса за плечо: здесь им уже доводилось бывать раньше, и теперь они ориентировались без труда. Двери вдоль левой стены вели в артистические уборные. Крадучись, они достигли того места, где в злосчастный вечер мимо Аллейна и Найджела промчался заведующий сценой. Вот уборная Гарденера, а на следующий двери — полустертая звездочка.

В этот миг со сцены донесся странный звук, легкое шуршание. Полицейские замерли, прислушиваясь, и уловили еще какой-то скрип.

— Это декорации, — шепнул Фокс. — Покачиваются от сквозняка.

— Возможно. — Аллейн добрался до конца коридора, отсюда видна была сцена, освещенная единственной лампой в суфлерской будке. Старший инспектор обратил внимание на то, что занавес поднят. Там, в темном зрительном зале притаились его люди. Аллейн не сомневался: констебли заняли указанные им посты и терпеливо ждут, когда придет их черед вступать в дело. Но где же Хиксон?