— В сумке, которой пользовалась по ходу пьесы одна из героинь, найдена пара мужских лайковых перчаток, а в нижнем ящике письменного стола — бутафорские патроны.

— Что дал осмотр перчаток?

— На одной из них обнаружено пятно, состав которого оказался идентичным пятнам на патронах.

Это сообщение вызвало оживленную реакцию в зале. Аллейн затем поведал о своих разговорах с актерами, отметив, что все они подписали протокол своих показаний. О дальнейших действиях полиции старший инспектор предпочел не распространяться, председательствующий же не стал задавать дополнительных вопросов.

Затем перед присяжными предстал Феликс Гарденер. Он был бледен, но говорил без запинки, признал, что является владельцем револьвера, доставшегося ему от брата, и добавил, что сам вручил шесть боевых патронов бутафору, из которых тот изготовил реквизит, «пустышки».

— Вы заходили в уборную мисс Воэн перед тем, как произошла трагедия?

— Да, я был там до начала спектакля вместе со старшим инспектором Аллейном и нашим общим другом.

— Вы не заметили перевернутый флакон на туалетном столике мисс Воэн?

— Нет, сэр.

— Мистер Гарденер, опишите непосредственные обстоятельства гибели Сюрбонадье.

Голос Гарденера дрогнул, он еще сильнее побледнел, но все же нашел в себе силы подробно ответить и на этот вопрос.

— Вы тотчас поняли, что случилось?

— Нет, думаю, не сразу. Меня оглушил звук выстрела. Первая мысль была о том, что, наверное, мой револьвер по ошибке зарядили холостым патроном, которыми палят за кулисами, когда я спускаю курок.

— И вы продолжали еще какое-то время вести роль?

— Да, — негромко ответил Гарденер, — совершенно автоматически, и лишь постепенно до нас дошло…

— До нас?

Гарденер заколебался.

— Мисс Воэн тоже занята в этой сцене.

Затем Гарденеру были предъявлены для опознания лайковые перчатки.

— Они принадлежат вам?

— Нет! — Гарденер облегченно перевел дух.

— Вы их видели на ком-нибудь?

— Не помню.

— Вслед за этим перешли к анонимному письму. Гарденер рассказал, как его доставили, и пояснил смысл намека на больную ногу.

— У вас нет ни малейшего представления о том, кто именно ее вам отдавил?

Гарденер вновь заколебался, посмотрел на Аллейна.

— У меня мелькнула смутная догадка, однако настолько бездоказательная, что ее нельзя принимать в расчет.

— С кем же все-таки она связана?

— Должен ли я отвечать на этот вопрос?

И снова Гарденер бросил взгляд на Аллейна.

— Старшего инспектора Аллейна вы в это посвятили?

— Да, хотя сразу оговорился, что это всего лишь предположение.

— Чье имя назвали старшему инспектору?

— Я не называл имен. Инспектор спросил, не уловил ли я особого запаха, на что я ответил утвердительно.

— Вы имеете в виду духи или что-то в этом роде?

— Да.

— С кем же ассоциируется для вас этот запах?

— С мистером Джекобом Сэйнтом.

Адвокат Филипп Филипс тут же вскочил, клокоча от праведного гнева. Председательствующий, утихомирив его, отпустил Феликса:

— Благодарю вас, мистер Гарденер.

Следующей вызвали Стефани Воэн. Она была спокойна, держалась с достоинством, па вопросы отвечала просто и ясно. Она подтвердила все, что сказал Аллейн относительно лосьона, и добавила, что флакон перевернул Сюрбонадье, когда они остались вдвоем. По ее убеждению, это было самоубийство. Присяжных она растрогала, но не убедила.

Затем поочередно заслушали всех занятых в спектакле актеров. Барклей Крэммер замечательно сыграл роль неудачливого джентльмена старой выучки. Джанет Эмералд с блеском изобразила «гамму сложных, противоречивых и изменчивых эмоций». Когда ее попросили объяснить поразительные расхождения ее показаний со свидетельством мисс Макс и заведующего сценой, она, очень натурально расплакавшись, пожаловалась, что сердце ее разбито и горе безутешно. Председательствующий сухо заметил, что она уклоняется от дачи правдивых показаний. Зато мисс Димер подкупила всех девической непосредственностью и искренностью, этот эффект создавался особым придыханием, однако все, что она говорила, не имело никакого отношения к делу. Мистер Симпсон и Сузан Макс держались прилично и разумно, зато бутафор Хиксон выглядел точь-в-точь как убийца и тем самым навлек на себя самые серьезные подозрения. Трикси Бидл твердила одно: «Я невинная девушка!», она была до смерти напугана, ее пощадили и обращались с ней мягко.

— Вы говорите, что хорошо знали покойного. Хотите ли вы этим сказать, что между вами была интимная близость?

— Да, это как будто так называется, — призналась бедная Трикси.

Ее отец был лаконичен и держался солидно. Говард Мелвилл говорил проникновенно, искренне, но без всякого толку. Старый Блэйр и тут показал свой нрав. Его попросили назвать имена тех, кто вошел в тот вечер в театр через служебный вход. Он перечислил всех включая инспектора Аллейна, мистера Батгейта и мистера Джекоба Сэйнта. Видел ли он на ком-нибудь из них эти вот перчатки?

— Да, — ответил Блэйр с раздражением в голосе.

— Кто же это был?

— Мистер Сэйнт.

— Мистер Джекоб Сэйнт? Если в зале не прекратится шум, я велю удалить публику. Так вы уверены, что это был мистер Сэйнт?

— Уверен, — буркнул старый Блэйр и вернулся на свое место.

Мистер Джекоб Сэйнт начал с того, что он владелец театра, покойный доводился ему племянником. Он видел Артура перед началом спектакля. Да, это его перчатки, он обронил их где-то за кулисами. Он побывал в уборной мисс Эмералд, но к тому времени перчаток у него на руках уже не было. Скорее всего, он забыл их на сцене. Найджел удивился, что никто из присяжных не спросил, каковы были отношения между дядей и племянником. Минсинга, бывшего лакея, председательствующий вообще не вызвал для дачи показаний. По словам Сэйнта, он вновь попал за кулисы лишь после того, как трагедия совершилась.

В заключение председательствующий выступил с довольно пространной речью. Он коснулся версии самоубийства, но посчитал ее маловероятной, искусно подводя присяжных к тому, что следует вынести обвинение в убийстве, что и было сделано после длившегося двадцать минут совещания. Оставалось лишь отыскать виновного или виновных.

Выйдя из зала суда, Найджел поравнялся с Аллейном, позади них шли Джекоб Сэйнт и Джанет Эмералд. Найджел хотел было заговорить с инспектором, но оттерев его, мисс Эмералд вцепилась в руку Аллейна. Тот остановился, выжидательно глядя на актрису.

— Это все вы подстроили, инспектор! — заговорила она негромко, но злобно. — Вы подговорили судью так со мной обращаться. Мне одной достались все унижения, а Феликс Гарденер вышел сухим из воды. Почему он до сих пор на свободе? Возмутительно, ведь это он застрелил Артура! — Ее голос взметнулся истерическим воплем, прохожие стали оглядываться на них.

— Джанет, — поспешил вмешаться Сэйнт, ты с ума сошла! Идем отсюда.

Она обернулась, уставилась на Джекоба и вдруг разразилась душераздирающим плачем, потом обмякла и позволила себя увести.

Аллейн проводил ее задумчивым взглядом.

— Нет, мистер Сэйнт, с ума она не сошла, — пробормотал он.

— Эмералд себе на уме! Правда, порой злоба помрачает ей рассудок.

И инспектор поспешил по своим делам, оставив Найджела на тротуаре.

Всю вторую половину дня Найджел составлял для газеты отчет о судебном дознании. По непонятным ему причинам множество сведений было сокрыто. Председательствующий лишь вскользь упомянул процесс о клевете, выигранный шесть лет назад Джекобом Сэйнтом, никак не комментировал тот факт, что Артур был пьян, сосредоточив все внимание на событиях в артистической уборной Стефани Воэн. Присяжные вели себя, как послушные овечки, и сами никаких вопросов не задавали. Найджел мог себе представить, как, удалившись на совещание, они поспешили вынести самый заурядный вердикт. Аллейн не скрывал, что доволен таким исходом.