— Надо договориться с ними!

— Что ты можешь им предложить? — Скилл усмехнулся. — Их не интересуют ни золото, ни дорогие ткани. Они идут вслед за солнцем и остановятся лишь тогда, когда остановится солнце.

— Останови их! Останови их, скиф! — Наместник намертво вцепился скрюченными до боли пальцами в рукав Скилла. — Останови их — и я дам тебе такую награду, какой не имел еще ни один человек.

Скиф рывком освободил руку:

— Не нужна мне твоя награда! Но я… Я попытаюсь. Но для этого нам нужно найти твоих чаней.

Чаней искать не пришлось. Они нашлись сами. Едва передовая часть растянувшегося по степи бактрийского войска взобралась на ближайший холм, как ее атаковали притаившиеся в балке враги.

Они выглядели в точности так, как их описывал наместник. Маленькие коренастые люди в уродливых одеждах, восседающие на таких же маленьких коренастых лошадях. Рассыпавшись лавой, чани устремились на бактрийцев, на ходу осыпая их дрогнувший строй стрелами. Стреляли они замечательно быстро, но особой меткостью, как заметил Скилл, не отличались. Впрочем, для того, чтобы попасть в сомкнутый строй воинов, вовсе не требуется быть хорошим стрелком.

Напор кочевников выглядел устрашающе. Передовой отряд дрогнул и в полном составе устремился в бегство, увлекая за собой всех остальных. Паника — чрезвычайно заразная вещь, скиф не раз имел возможность убедиться в этом. Предоставив наместнику и его приближенным собирать разбегающихся во все стороны воинов, Скилл бросился навстречу стремительно приближающимся врагам. Его порыв поддержали несколько десятков конников-гвардейцев. Как и предполагал Скилл, чани оказались не столь страшны, как их представляли. Не отличаясь особым умением владеть луком, они уступали бактрийцам и в рукопашной схватке. Покуда легковооруженные кочевники пытались достать закованных в кольчуги витязей своими короткими копьями, те устроили им настоящее избиение, пустив в ход тяжелые обоюдоострые мечи.

Скилл, по своему обыкновению, полагался лишь на лук. Имея огромный запас стрел, — наместник загодя позаботился о том, чтоб к луке седла Черного Ветра были приторочены три битком набитых колчана, — скиф расшвыривал их щедрой рукой, валя врагов в любом положении и на любом расстоянии. Его стрелы вонзались в глотки, в грудь, в живот, в голову, пробивая насквозь кожаные доспехи и обагряя кровью высокие меховые шапки, увенчанные серебристыми шарами. То была славная работа, ужаснувшая чаней. Как только они не пытались убить неведомого стрелка! Чани пускали стрелы, атаковали его с копьями наперевес, объединяясь в группы по пять и более человек. Скилл оставался неуязвим. Неверно посланные стрелы миновали его, а жаждущие схлестнуться в рукопашной схватке просто не добирались до скифа, один за другим выбиваемые им из седел.

Бой, столь удачно начавшийся для кочевников, вскоре стал равным, а затем перевес начал неумолимо клониться на сторону бактрийской рати. Наместнику наконец удалось построить свое дрогнувшее войско, которое он бросил на холм, охватывая его со всех сторон. На помощь отчаянно бьющимся против превосходящих сил гвардейцам пришла пехота, а разделенные на отряды конники зашли с флангов, замкнув неприятелей в кольцо окружения. По сути, в этот миг битва была выиграна, однако чани не сложили оружия. Пуская стрелы и швыряя копья, они продолжали атаковать теснящих их воинов наместника, причем делали это с устрашающим сердце неистовством. Даже выбитые из седел, они продолжали сражаться, действуя ножами, руками, зубами. Лишь отрубив кочевнику голову, можно было быть уверенным, что тот более не поднимется и не вонзит нож или копье в спину своего обидчика.

Это была на редкость ожесточенная схватка, в которой бактрийцам пришлось пустить в ход все свое мастерство и отвагу, чтобы одолеть отчаянно бьющихся врагов. Чаней становилось все меньше и меньше, и наконец лишь небольшая группка, окруженная на вершине холма, продолжала оказывать сопротивление воинам Бактры. К тому времени Скилл расстрелял почти все свои стрелы и прекратил кровавую работу. Подъехав к наблюдавшему за сражением наместнику, он заметил, указывая кивком на обреченных на смерть кочевников:

— Нужно хотя бы одного из них взять живым.

— Пробовали, — ответил вельможа, не отрывая взгляда от сражения. — Ничего не получается, они просто не сдаются в плен.

— Такого не бывает!

Привстав на стременах, Скилл послал стрелу прямо через головы сражающихся бактрийцев. Проделав замысловатую траекторию, она впилась точно в плечо одному из кочевников. Тот выронил свое копье, но тут же подхватил его второй рукой. Свистнула еще олна стрела, пронзившая и эту руку.

— Хватайте его! — что есть сил завопил Скилл.

Подстегнутые этим криком, бактрийцы навалились на раненого и скрутили его. Через несколько мгновений последний из воинов-чаней рухнул на землю. Все было кончено.

Уже смеркалось. Наскоро перевязав раненых, воины устроились на ночлег, не забыв выставить вокруг бивуака стражу. Они еще долго не могли забыться и, давясь, глотали подкисшее на жаре вино, внимая нестройному хору сбежавшихся на пир шакалов. Воины думали о смерти, обошедшей их стороною сегодня, но готовой подступиться вновь наутро. Они думали о ней, и сердца их комкал липкий страх, который частый гость для тех, кто не приучен к смерти.

А утомившийся за день Скилл спал крепко, словно счастливый ребенок. При первых лучах солнца он уже был в пути, оседлав Черного Ветра и ведя на поводу лошадь с привязанным к ней плененным чанем. Скилл должен был попытаться договориться. Скилл должен был…

Пленник был неразговорчив. Скилл даже начал сомневаться насчет того, с чанями ли он имел дело много лет назад, будучи заброшен волею судьбы на бескрайние просторы восточных степей. Ведь на все его попытки заговорить пленник-чань никак не реагировал. Стену напускной невозмутимости пробила небрежно брошенная скифом хулительная фраза в адрес Хорра — божества, столь ревностно почитаемого чанями. Тут уж пленный кочевник не смог стерпеть и вознаградил усердие Скилла ругательством, смысл которого скиф без особого труда уловил.

— Вот и прекрасно! — Скилл не смог удержаться от довольной усмешки. — Оказывается, ты — не немой, ты — просто молчальник. Что ж, каждый из нас имеет право на собственные причуды.

— Я вырву твое сердце! — пообещал чань, брызгая выступившей на губах пеной.

— Да, но не раньше, чем заживут твои раны, нанесенные моими стрелами! — Они скакали уже долго, но зоркие глаза Скилла не замечали ничего похожего на стоянку кочевников. — Может быть, ты все-таки скажешь, где твое племя?

Чань не ответил. Вздохнув, Скилл поддернул поводья, понукая Черного Ветра ускорить шаг. Так можно было блуждать по степи до бесконечности.

Кони спустились в узкую балку, яркая зелень в которой свидетельствовала о наличии воды. После недолгих поисков Скилл обнаружил небольшой родник. Спрыгнув с коня, он развязал чаня. Пока напившиеся воды кони щипали траву, Скилл расстелил свой плащ и разложил на нем нехитрую снедь.

— Садись, подкрепимся. — Чань яростно мотнул головой. В глазах его сверкала столь откровенная ненависть, что Скилл удивился. — Похоже, ты недолюбливаешь меня, приятель, — заметил он.

— Я вырву твое сердце!

— Будь по-твоему, — согласился Скилл, запихивая в рот здоровущий кусок мяса. С аппетитом жуя его, скиф прибавил: — Но только потом. А сначала нам надо найти твоих собратьев.

— Зачем искать тех, кто уже нашел тебя? — криво усмехаясь, заметил чань. Взор его был устремлен куда-то за спину скифа.

Дикарь не походил на человека, склонного к шутке, и потому Скилл поспешил обернуться. На вершине холма, в нескольких десятках шагов по склону, стояли всадники. Их было много — может, пятьдесят, может, сто, и Скилл поразился тому, сколь бесшумно они подкрались.

— Ну вот, друг мой, — заметил он пленнику, — похоже, настала пора нам поменяться местами.