— Отдай!

Появившийся невесть откуда Рашну с диким криком вцепился в руку разбойника. С другой стороны на помощь магу спешил Гартикс, сжимавший в руке короткий скифский меч. Свистнула стрела, вонзившись Рашну в плечо. Вскрикнув, чародей освободил Дорнума, и тот бросил перстень Скиллу. Это движение было последним в жизни грабителя, в чью спину вонзился меч Гартикса, который пережил своего приятеля лишь на крохотное мгновение и упал на его тело, пораженный в шею стрелой Скилла.

Зала моментально опустела, из многих десятков пирующих в ней остались лишь Скилл, Рашну да ошеломленный происшедшим наместник.

— Скилл, верни мне перстень, и давай забудем обо всем. Мы еще можем договориться.

— Не делай этого! — крикнул наместник.

— Скилл, хорошенько подумай, — процедил Рашну. — Если ты отдашь камень ему, — чародей указал головой на вельможу, — думаешь, он отблагодарит тебя?! Как бы не так! Тебя ждет плаха! А договорившись со мною, ты сможешь стать властелином мира.

— Не делай этого! — вновь крикнул наместник.

В залу вошли несколько воинов. Не зная, чью сторону принять, они встали у входа, предоставляя Скиллу, Рашну и наместнику самим определить — кто же станет победителем.

— Скилл… — змеино прошептал маг, устремляя на скифа свой давящий взгляд.

Усилием воли сбрасывая оцепенение, скиф крикнул ему:

— Ты помнишь, колдун, мы говорили о грани, разделяющей негодяя и героя! Ты говорил, что она столь тонка, что, по сути, не существует. Так вот, она есть! Она заключается в том, что в решающий миг, когда на кону судьба многих людей, а быть может и всего мира, герой становится на сторону добра, в то время как негодяй обращается ко злу!

С этими словами Скилл швырнул кольцо на стол и что есть сил ударил по нему тяжелым золоченым кубком. Раздался грохот, заставивший дворец содрогнуться. Невидимая сила оторвала скифа от пола и швырнула его на стену, соприкосновение с которой было весьма болезненным. Глаза застил туман, сквозь который Скилл успел различить Рашну, корчащегося и исчезающего в облаке ядовито-зеленого цвета, в которое обратился чудесный камень. А потом пелена стала столь плотной, что скиф не мог различить даже собственную руку.

Когда же она рассеялась, Скилл обнаружил, что находится в той самой темнице, с которой впервые познакомился после ночного визита во дворец. Он отнесся к этому открытию философски. Благодарность владык непредсказуема — это общеизвестно.

Судьба играет с человеком, Скилл привык философски относиться к поворотам собственной судьбы. Будучи вознесен ею на трон, он с такой же легкостью этого трона и лишился, очутившись в темнице — месте, не слишком приятном, но способствующем работе мысли. А поразмышлять, право, никому не вредно. Если только сей процесс не растягивается на месяцы. Но до этого покуда не дошло и, как полагал Скилл, дойти не могло. Наместнику было за что поквитаться со своим обидчиком, а потом и спасителем. Весь вопрос заключался в том, какова будет расплата. Скилл мог запросто лишиться головы, получив в довесок всю гамму удовольствий от знакомства с местными заплечных дел мастерами, а мог и отделаться изгнанием. Все зависело от того, как поведет себя наместник. Но покуда он вел себя странно, а вернее, никак себя не вел. Вот уже который день скиф сидел в каменном мешке и его никто не тревожил. При этом питание было сносным, а обращение почти что вежливым. Потому Скиллу лишь оставалось теряться в догадках относительно своей будущей судьбы.

Поначалу его терзали самые скверные предположения; богатая фантазия кочевника порождала образ мрачного здоровяка в кожаном фартуке, с руками по локоть в крови. Здоровяк скверно улыбался и показывал Скиллу стальные клещи с острозубыми концами.

Но шло время, и здоровяк ушел. На смену ему явились крысы. Они посещали Скилла во снах и противно пищали, а одна самая большая, размерами почти с человека, жаловала пленника глумливыми замечаниями.

— Тебе, милок, придется провести здесь всю свою жизнь! Всю жизнь!!! — Голос крысы был противно скрипуч, а смех, каким она завершала свою речь, расходился по закоулкам сознания раскатами грома.

На смену крысе пришла паутина, липкая и клейкая, словно сладкий фруктовый сироп. Скилл беспомощно барахтался в этой паутине, а свет, маячивший перед его взором, отдалялся в неведомое никуда. Первый раз это огорчило узника, но потом он привык и прощался с исчезающим светом идиотским хихиканьем. Примерно так и сходят с ума. Ну нет! Скилл рассвирепел от самой возможности подобного. Чтобы он, скиф, с которым не смогли совладать ни Ариман, ни его могущественные слуги, ни земные владыки, поддался такому ничтожному врагу, как безумие! Скилл начал сопротивляться. Он воскрешал в памяти яркие картины былого — свои путешествия по бескрайним просторам Скифии и Парсы, диковинные странствия по подземному миру Аримана с его Синим, Серебряным и Золотым городами, блуждание в Заоблачных горах. Он вызывал к себе тех, кого некогда знал, и они приходили — и друзья, и враги. И Скилл беседовал с ними, распивая воображаемый килик доброго вина. Он вновь вел заумные разговоры со Сфинксом, внимал хитрым словесным вывертам Дракона и любовался чуть грустным лицом Лаоники. Грозный стратег Ренелс цедил в лицо Скиллу скупые слова, поигрывая мечом, с которого стекала загустелая кровь Калгума, и два Дорнума, один — киммериец, другой — согдиец, дарили Скилла своею щедрой улыбкой. И Черный Ветер… Скиф безумно скучал по Черному Ветру.

Он уже устал ждать, когда в один из дней, — а быть может, то был вечер или ночь, — дверь в его темницу широко распахнулась, заставив Скилла зажмуриться от обилия света.

— Вытащите его, — сказал чей-то знакомый голос.

Две пары сильных рук подхватили Скилла под мышки и, выдернув его из замкнутого пространства каменного мешка, выволокли в коридор. Прислонясь спиною к стене, скиф беспомощно хлопал глазами, из которых ручьем лились вызванные обилием света слезы. Потом свет стал менее ярок, и пленник смог оглядеться. Он находился в окружении большой группы людей, среди которых были наместник, Бомерс и несколько вельмож, преданно служивших Скиллу в бытность его царем.

— Очухался? — поинтересовался наместник. Скиф кивнул. Лицо бактрийца осветила широкая улыбка. — Вот теперь ты выглядишь должным образом. Точь-в-точь как некогда выглядел я! — Слуги отреагировали на шутку господина дружным хохотом. Наместник оборвал его энергичным взмахом руки. — Следуй за мной!

— Куда? — поинтересовался Скилл. — На казнь?

— Посмотрим, — пробурчал властелин Бактры. — Но покуда я предлагаю тебе разделить кувшин вина и кое о чем поговорить.

Что ж, кувшин вина был не самым дурным поводом для того, чтобы вытащить человека из темницы. Решив так, Скилл последовал за наместником. Ослабшие от долгого сидения ноги плохо держали его, и время от времени скиф опирался на плечи шагавших по сторонам от него воинов, которые, к его удивлению, не выказывали протеста против подобного поведения узника. Все это натолкнуло скифа на мысль, что дела его, возможно, не так и плохи.

В подобной мысли он укрепился еще больше, когда его отвели сначала в баню, где о тощих телесах узника проявили нежную заботу три ядреные девки, а потом и к каламистру, сбрившему кочевнику бороду и приведшему в порядок шевелюру. Все это еще не означало, что казнь отменена, но свидетельствовало о некоем почете, на который Скилл, признаться, не рассчитывал и каковой ему был приятен. Переоблачившись в чистую добротную одежду, скиф оглядел свое отражение в громадном медном зеркале и убедился, что заключение в темнице не слишком отразилось на его внешности, да и на его здоровье. Если исключить вполне объяснимую слабость в членах, в остальном Скилл чувствовал себя превосходно. Именно в этот миг объявился Бомерс.

— Идем, — сказал толстяк.

Скилл послушно двинулся за Бомерсом. Два воина, все это время следившие за скифом, замыкали шествие. Убедившись, что они находятся достаточно далеко, чтобы не расслышать произнесенную вполголоса фразу, Скилл негромко бросил своему спутнику: