Однако потом, в круговерти занятий, физических упражнений и суеты, впечатления от этого случая сгладились, ушли на второй план.
На исходе четвертой недели Лакруа сам зашел к Леону во флигель поздно вечером.
Леон в это время валялся на кровати, при свете нескольких свечей он составлял обращение к даме, выполненное пятистопным ямбом. Таково было задание преподавателя литературы. Получалось дурно. Строчки путались, то и дело в голове всплывали какие-то похабные рифмы.
Когда вошел наставник, Леон вскочил.
– Нет-нет. Не нужно вставать, – махнул граф рукой. Закрыл за собой дверь. Осмотрелся. – Ну что же, вы неплохо устроились.
– Да, мне тоже нравится.
– Все что нужно у вас есть?
– Да. – Леон удивился странному вопросу.
Граф хмыкнул, подошел к столу. Перекинул несколько бумажек с каракулями Леона.
– Стихи.
– Да, учитель задал нам… – Леон вдруг поперхнулся, – с вашей дочерью сочинить… и я…
– Никогда в них ничего не понимал. – Наставник смахнул со стола бумажки и достал невесть откуда бутылку вина. – Давайте бокалы. Я вам кое-что расскажу.
Сбитый с толку Леон быстро сбегал на кухню, достал из шкафчика старые, зеленого стекла бокалы, доставшиеся ему вместе с флигелем.
От ужина у него остался сыр, и юноша порезал его аккуратными ломтиками. Вернувшись в комнату, он поставил нехитрое угощение на стол.
– О, да вы, я вижу, во всеоружии. – Лакруа улыбнулся.
Вино полилось в зелень бокалов.
Леон подвинул наставнику единственный стул, а сам сел на кровать. Неожиданно он понял, что граф не совсем трезв.
– Я справлялся о ваших успехах, – сказал Лакруа, салютуя Леону бокалом. – Все преподаватели довольны. Вы очень усердный ученик, Лео. Позволите вас так называть?
– Да, конечно. – Леон, чтобы скрыть смущение, приложил бокал к губам. Вино было терпким и кислым.
– Более того, в фехтовании вы тоже преуспели.
– Спасибо.
– Не нужно благодарить. – Лакруа поморщился. – Любых слов будет все равно недостаточно. Я учу вас совсем не для того, чтобы подтвердить свою славу наставника. Мне нужны ваши умения.
– Я готов на все.
Лакруа будто бы не услышал.
– Собственно, я полагаю, что в таких интенсивных занятиях нет нужды. Теперь мы будем фехтовать по упрощенному графику. Мне нужен партнер для того, чтобы держать себя в форме. Он нужен и вам, чтобы совершенствовать свои способности. Так что утренние физические упражнения пойдут нам обоим на пользу. – Граф допил вино, и Леон налил ему еще. – Что же касается остальных наук. Можете послать их к Бетрезену!
И Лакруа засмеялся.
Леон был удивлен и несколько смущен. Таким графа он ни разу не видел. Тот пил вино постоянно, но не пьянел. Жак даже сообщил шепотом, что его сиятельство владеет секретом винного камня и носит его все время у себя на шее, потому может пить сколько вздумается и не терять трезвости рассудка.
Судя по всему, сегодня наставник свой магический амулет забыл в ванной комнате.
– Нет, если вам интересно, продолжайте. Как говорит народ, в ученье – свет.
– Я бы, с вашего позволения, продолжил, – осторожно сказал Леон.
– Хорошо, хорошо. Что вам более всего нравится?
– Философия и история.
– Чудно, чудно! История – это замечательно. Хотите увлекательную историю? Я пришел к вам, чтобы рассказать ее. Хотите?
– Да, конечно. – Леон почувствовал, что нервничает. Таким странным был граф, и такая тревога слышалась в его словах.
– Мы на пороге войны, Леон! – крикнул граф. – И это уже не секрет. Это уже почти история! Об этом болтают на площадях. Поверьте мне, скоро вам представится чудная возможность утолить жажду мести! Я отлично понимаю ваши чувства.
Юноша молчал.
– Единственный человек, которого это, наверное, не обрадует, буду я… Нет-нет, Лео, не поймите меня превратно. Я сочувствую вашему горю. И если подвернется возможность, выйду с вами на бранное поле. И видит бог, вы напьетесь крови ваших врагов. Досыта!!! – рявнул граф и ударил кулаком по столу. Его лицо побагровело.
Он на какое-то время замолчал. Потом, немного успокоившись, продолжил, отпивая из бокала маленькими скупыми глоточками.
– Они там, – Лакруа ткнул пальцем вверх, непонятно кого имея в виду, – играют нами, как куклами. Кидают нас из огня в воду! Ждут, когда мы потрескаемся! Игры, игры, игры.
– Кто? Чьи игры? – осторожно спросил Леон.
– Ах! – Граф махнул рукой. – Не берите в голову. Я хотел рассказать вам историю? Так вот. Слушайте…
Он вытянул ноги, налил еще вина. Рука дрогнула, вино расплескалось по столу красной лужицей.
– Давным-давно жила-была женщина. И была она прекрасна, как небо, светла, как солнце. И лучше нее не было на свете никого. Она любила, и от ее любви расцветали цветы, пели птицы и земля наполнялась силой жизни! Такая это была женщина. А любила она своего мужчину. Сильного, умного, красивого… У них были дети. Они жили в лесах, которые росли на земле, наполненной силой любви! И не было прекрасней этих существ во всем мире. Всюду, где они появлялись, они несли свет, любовь и радость. Их послы шли по земле с неувядающими ветвями в руках. И не было у них другого оружия, кроме слова. А знаете почему, Леон? Потому что так любила эта женщина своего мужчину, что эта любовь отражалась в их детях, как в зеркале. Они были счастливы. Долго, долго счастливы.
Он замолчал.
– А что же было потом? – спросил Леон. Хотя он уже знал ответ.
– Потом? Потом его убили, – коротко ответил Лакруа. – А она превратилась в чудовище. Потому что вся сила ее любви, такой еще нерастраченной, превратилась в ненависть. И изуродовала ее. И землю, на которой она жила. В страхе от нее бежали ее же дети. И тогда подняла она много-много людей. Мертвых людей. И заставила их жить. Снова и снова умирая, но повинуясь ее злой воле. Вы хотите знать, что было потом?
– Я знаю.
– И что же?
– Это история любви Солониэль и Галлеана. История о том, как богиня любви стала богиней смерти. Ее мы проходили на уроках теософии. Потом она с армией оживших мертвецов решила отомстить убийцам.
– Верно! – Лакруа хлопнул Леона по плечу. – Верно! Вы хорошо учились, я уже об этом говорил. Вам только, наверное, никто не сказал, что это не просто миф. Эта история произошла в реальности, хотя и очень-очень давно. И именно она положила начало всем этим войнам, всей этой грязи и крови.
– Но нас учили, что Бетрезен…
– Ерунда. – Граф покачал головой. – Бетрезен – падший ангел. Он силен, коварен, омерзителен! Но именно в этом его слабость. С ним легко воевать. Потому что он враг! Но настоящие войны – страшные, кровопролитные – пошли не от него. На самом деле только они, Солониэль и Галлеан, положили начало всему. По крайней мере я думаю именно так. Хотя. Может быть, святые отцы и правы. Демоны, зависть и Бетрезен испоганили этот мир. Но зато я точно знаю, что никто из этих догматиков не сказал вам того, что эта история любви, смерти и ненависти повторяется на всей земле. Из раза в раз разыгрывается, как пьеса. Будто может быть у нее другой конец. Будто неведомый режиссер все ждет, что актеры отойдут от сценария, порвут ниточки и сделают все по-своему!
Он развел руки в стороны.
– Но не получается! Не получается по-другому! А только так. Любовь, смерть и ненависть. Уж и не знаю, к кому. Может, к самому себе, может. – Граф снова замолчал.
Молчал и Леон. Он чувствовал, что весь этот разговор только предисловие, и терпеливо ждал.
– А знаете, Лео, – снова заговорил Лакруа. – У меня есть дочь.
– Я знаю, – осторожно ответил Леон.
– Нет. У меня есть еще одна дочь. Эта пьеса, друг мой, разыгрывается не всегда одинаково. Иногда умирает мужчина. А иногда… Так вот. У меня есть дочь. И она не совсем человек. Ее мать умерла. Очень давно. А девочка выросла очень похожей на нее. Очень похожей. Они ведь живут совсем по-другому. Вы понимаете?
Леон покачал головой. Он не понял ни слова.
Граф ухмыльнулся.