Получается, что к концу ноября 1791 года вялотекущая почечная недостаточность Моцарта вдруг достигла критической стадии и главный толчок к этому дала эпидемия, получившая название «ревматическая воспалительная лихорадка».

Специалисты добавляют, что смерть Моцарта ускорило чрезмерное кровопускание, произведенное врачами.

В конце 1980-х годов в мировой прессе промелькнуло сообщение о том, что якобы был найден череп Моцарта и его хотят подвергнуть экспертизе с целью обнаружения в нем следов отравляющих веществ. Однако никаких новых сообщений после этого не последовало. Зато специалисты из Лондонского королевского госпиталя в 1991 году выдвинули предположение, что причина смерти Моцарта — лекарства.

Известно, что Моцарта мучили лихорадка, периодические боли в области поясницы и головные боли. Он страдал головокружениями, частыми депрессиями и крайней раздражительностью. У него наблюдались общая слабость и потеря веса. Он падал в обмороки с потерей сознания, у него отекли руки, а потом ко всему этому присоединяются рвота и болезнь, называвшаяся в те времена «меланхолией». В качестве лекарств против них употребляли сурьму и ртуть — то есть именно те вещества, которые с успехом применялись и в качестве ядов. Побочный эффект действия сурьмы — болезнь, похожая на пневмонию, которая вполне могла оказаться смертельной. По мнению специалистов из Лондонского королевского госпиталя, в могилу Моцарта свела именно пневмония, вызванная действием сурьмы. Позже у композитора появились такие симптомы, как металлический привкус во рту, нарушение почерка, озноб, зловонный запах от тела и сыпь. Умирал Моцарт мучительно, но его сознание оставалось ясным вплоть до самого конца.

Среди работ, посвященных изучению причины смерти Моцарта, фундаментальные труды принадлежат врачам Дитеру Кернеру и Вольфгангу Риттеру. Первый из них написал книгу «Моцарт как пациент» (1956), а второй — книгу «Моцарт был убит?» (1989).

В частности, доктор Дитер Кернер утверждает, что Моцарт умер не от просянки (Febris miliaris), a от отравления двухлористой ртутью (сулемой), которая систематически вводилась в его организм с лета 1791 года. По его мнению, из-за отравления сулемой у больного отказали почки.

А вот профессор Ганс Мозер в предисловии к книге Отто Шнейдера «Моцарт в действительности»^{371} пишет: «На самом деле смерть Моцарта произошла вследствие многолетней хронической болезни почек»^{372}.

В самом деле, предположение о почечной недостаточности наиболее близко к истинной клинической картине заболевания Моцарта. Однако страдающие от этой хронической болезни люди под конец совсем теряют работоспособность. И совершенно невозможно, чтобы такой больной за три последних месяца жизни написал две оперы и несколько других музыкальных произведений!

В связи с этим большинство ученых, в том числе токсикологов, считают, что смерть Моцарта все-таки произошла из-за хронического отравления сулемой, что было связано с характерным для XVIII века методом лечения. В пользу этой версии, кстати сказать, говорит тот факт, что композитор сохранял ясное сознание и продолжал писать музыку.

Журналист и переводчик Азарий Мессерер в своей статье «Скандал и слава. Моцарт и Сальери» пересказывает нам очень интересное мнение профессора Е. И. Лихтенштейна, покончившего с собой в 1973 году. Но перед этим автор полемизирует с уже упомянутым нами музыковедом И. Ф. Бэлзой, которого он считает «главным проповедником легенды о насильственной смерти Моцарта». Кстати, именно Бэлза в 1953 году выпустил книгу, в которой утверждалось, будто имеются показания некоего монаха, которому Сальери перед смертью якобы поведал свою тайну для очищения души от страшного греха. Конечно же никаких следов этого монаха обнаружено не было…

Азарий Мессерер пишет: «Заметим, что статья Бэлзы вышла в том году, когда в СССР развернулась разнузданная кампания против “врачей-отравителей”. В прессе возникали все новые домыслы о преступном отравлении советских руководителей, а также выдающихся деятелей культуры, таких, как Горький. И тут книга Бэлзы пришлась как нельзя кстати. Повинуясь моде на саркастический тон по отношению к космополитам, он издевательски называет Сальери “синьором Бонбоньери”. Он даже пишет о нем как о враге народа: “Таким гением был Моцарт, отравленный пригретым при дворе Габсбургов чужеземцем. Таким гением был и наш Пушкин, погибший от руки иноземного выродка, преступную руку которого направляло русское самодержавие”»^{373}.

Приведем дальше отрывок из статьи Азария Мессерера практически без сокращений:

Оставим в покое Бэлзу с его дешевыми эмоциональными выпадами и обратимся к фактам, точнее к их тщательному анализу в статье его современника, выдающегося киевского терапевта профессора Ефрема Лихтенштейна. Как и многие другие медики с еврейскими фамилиями, он пострадал во время пресловутого “дела врачей”. Его тогда выгнали из медицинского журнала и несколько месяцев допрашивали в КГБ, требуя подписать показания против своего учителя, знаменитого врача В. X. Василенко, о котором даже Никита Хрущев высоко отзывался в своих воспоминаниях. К счастью, Лихтенштейна не успели сгноить в тюрьме — спасла смерть Сталина. Для нас здесь важно, что помимо медицины доктор Лихтенштейн увлекался журналистикой — он автор ряда популярных очерков, составивших книгу “Помнить о больном”. Изданная в 1974 году, она уже вскоре сделалась библиографической редкостью. <…>

Главным аргументом в защиту Сальери Лихтенштейн считает тот факт, что последний раз композитор видел Моцарта за два месяца до его смерти. Он пишет, что если встать на точку зрения Бэлзы, то “речь может идти только о том, что композитор был однократно отравлен Сальери <…> массивной дозой химического яда, действие которого якобы начало обнаруживаться только спустя некоторое время после отравления. Науке не известны такие отравляющие вещества, скрытый период действия которых на организм длился бы такое длительное время после однократного приема смертельной дозы. Наряду с этим может возникнуть и другое предположение, что Моцарт подвергался длительному систематическому отравлению дробными дозами химического яда. Тогда странные обстоятельства похорон композитора, в которых родные непосредственного участия не принимали, невольно бросают тень подозрения на тех лиц, которые окружали и хоронили Моцарта. Не они ли повинны в его гибели? На этот вопрос, нуждающийся в тщательной криминалистической интерпретации, вряд ли можно ответить”.

Таким образом, версия Пушкина, поддерживаемая Бэлзой, что Сальери всыпал Моцарту яд в бокал шампанского, никак не проходит. Скрупулезно доктор Лихтенштейн рассматривает все записи из истории болезни великого композитора, с самого детства, когда он тяжело болел скарлатиной и ревматизмом. От них он переходит к показаниям жены, Зюсмайра и других близких к Моцарту людей и приходит к следующему выводу: “Напряженный и изнурительный труд, тяжелые нравственные страдания могли привести к нарушению кровообращения с развитием обширных отеков, в частности асцита, который современники композитора в соответствии с уровнем их знаний считали самостоятельным заболеванием (водянкой), а не симптомом заболевания сердца… Отечность, судя по письмам, воспоминаниям и дневникам, возникла только тогда, когда обессиленный Моцарт окончательно слег в постель”.

Доктор Лихтенштейн фактически сходится во мнении с крупнейшими западными специалистами, которые в 1964 году на специальной научной сессии Центрального института моцартоведения в Зальцбурге пришли к выводу о несостоятельности версии о насильственной смерти композитора. А спустя 30лет, в 1997 году прозвучал последний аккорд в миланском Дворце юстиции: там слушалось дело об обвинениях в отравлении Моцарта. Антонио Сальери был полностью оправдан»^{374}.