А Дэн по-прежнему был ясен и энергичен. Казалось, от обтрой полемики со «старшими братьями» он получает изрядную долю адреналина и дискуссия чрезвычайно его увлекает. Он опять сражался с Сусловым и Хрущевым, в то время как Лю Шаоци лишь изредка вставлял фразы. Но в итоге совещание закончилось подписанием компромиссного документа благодаря совместным усилиям делегатов всех стран. Советская сторона приняла отстаивавшиеся китайцами тезисы о неизменной природе империализма и о равноправии всех компартий, а китайцы согласились вставить в «Заявление» тезисы о значении XX съезда КПСС и о «мирном переходе». Лю Шаоци поставил свою подпись, после чего Дэн и другие члены делегации китайской компартии 2 декабря со спокойной совестью выехали на родину. (Лю же как глава КНР остался с официальным визитом по приглашению Верховного Совета СССР; в Пекин он вернется только 9 декабря54.)
Мао расценил результаты совещания и работу Дэна как «успех», заметив, что комиссия 26-ти «работала плодотворно; это хорошо, что были споры и дискуссии»55. А Дэн, вернувшись из Москвы, с головой ушел в экономические проблемы.
Еще летом 1960 года ситуация в Китае обострилась до крайности. В июне Чжоу вынужден был сообщить Мао, что сельское хозяйство разрушено56, после чего в июле глава Госплана, старый друг Дэна Ли Фучунь, предложил принять новый экономический курс — на «урегулирование, укрепление и повышение». А Чжоу добавил: «И на пополнение»57. По словам премьера, цель нового курса заключалась в том, чтобы «ликвидировать определенные диспропорции, которые возникли из-за „большого скачка“»58. Даже Мао стало ясно: ситуация вопиющая, хотя никакой личной вины за провал «большого скачка» он не чувствовал, чем, собственно, отличался от благородного мужа древности, о котором Конфуций как-то сказал: «Благородный муж испытывает стыд, если сказанное им претворить невозможно»59.
В сентябре 1960 года Мао потребовал от членов Постоянного комитета Политбюро сделать основной хозрасчетной единицей на селе «бригады», или, по-другому, «производственные звенья», состоявшие из двухсот или чуть более человек. Горячо же любимые им «народные коммуны» должны были остаться только основными административными объединениями, а также одним из важнейших составных элементов трехступенчатой системы собственности в деревне. (По решению расширенного заседания Политбюро, состоявшегося в феврале — марте 1959 года, «народные коммуны», объединявшие по 40–50 тысяч человек, делились соответственно на «крупные производственные бригады» по шесть тысяч человек в каждой и на находившиеся на нижнем уровне «производственные бригады» или «звенья». Каждой ступени собственности соответствовал свой уровень обобществления.) Дальше в вопросах хозрасчета он отступать не собирался и лишь в самом начале ноября 1960 года утвердил выдвинутую по инициативе премьера директиву ЦК, разрешавшую «коммунарам» иметь небольшие приусадебные участки и заниматься подсобными промыслами в ограниченных масштабах60.
Но все это не переломило обстановку. Люди теперь умирали от голода десятками тысяч каждый день. В самом Пекине ощущалась острая нехватка продовольствия. Там по карточкам на месяц можно было получить не больше 330 граммов арахисового масла (для партийных работников норма составляла 500 граммов) и, если особенно повезет, полкилограмма мяса на человека. Норма риса составляла 14 килограммов. Сахара выдавали всего по 500 граммов на семью из трех человек61. Многие партийные вожди, в том числе Дэн, вместе с женами начали выращивать овощи прямо во внутренних двориках своих роскошных особняков, ездить за город собирать дикие травы и съедобные коренья, пить чай из древесных листьев62.
В конце года стало понятно, что урожай зерновых сократился до 143,5 миллиона тонн, а численность населения по сравнению с 1959 годом — на десять миллионов человек63. Позже специалисты подсчитают, что всего с 1958 по 1962 год в КНР от голодной смерти погибло до сорока пяти миллионов!64
В январе 1961 года на очередном пленуме ЦК Мао призвал всех «развернуть обследование и изучение действительности» и добавил: «Во всем надо исходить из практики… Мы, марксисты-ленинцы, не можем обирать трудящихся»65. Мысль, как видно, была оригинальная.
В марте Дэн принял участие в двух конференциях высших ганьбу в Пекине и Кантоне, обсудивших проблемы «коммун». На последней по инициативе Председателя был принят документ, разработанный секретарями «великого кормчего», — так называемые «60 пунктов по сельскому хозяйству», в которых вновь обращалось внимание на необходимость «сбавить обороты». Мао тогда везде утверждал, что «поветрие коммунизации» ни к чему хорошему не привело, но винил по-прежнему местные кадры. Именно поэтому и призвал членов руководства провести обследование. В начале апреля Дэн отправился в окрестности Пекина66. Вместе с ним поехала и Чжо Линь. В течение почти месяца: они встречались с руководителями местных парторганизаций и «коммунарами», осматривали поля, промышленные предприятия и общественные столовые. То, что они увидели и услышали, потрясло их. Казалось, деревни долгое время находились под вражеской оккупацией. У коммунаров не было ничего: ни котлов, ни чашек, ни черпаков, ни плошек, дома стояли без дверей и замков: всё, что могло гореть, спалили в кустарных домнах, всё, что могло превратиться в чугун, переплавили в них же. Общественные столовые работали из рук вон плохо, «коммунары» влачили жалкое существование. В то же время люди боялись выражать недовольство. Они выглядели голодными, измученными и безразличными ко всему, кроме еды. Вновь и вновь Дэн спрашивал: «Хорошо ли вы питаетесь в общественных столовых?» А коммунары твердили: «Да ничего, нормально». В конце концов Дэн посуровел и объявил: «Общественные столовые — это большой вопрос. Сейчас его широко обсуждают массы. Давайте всё взвесим». Тут встала Чжо Линь, которая только что вернулась из одной деревни. «В деревни Шаннянь, — сказала она, — общественная столовая не работает. Местные коммунары делят зерно и готовят дома. Только так и следует поступать!» Услышав это, Дэн очень обрадовался и, обратившись к шанняньцам, присутствовавшим на собрании, заявил: «Ваши ганьбу правильно делают, что выступают против „поветрия коммунизации“ и „уравниловки“, они не отобрали у вас котлы, чашки, черпаки и плошки, не сорвали замки, не сняли двери с петель. Это хорошо»67. Коммунары были смущены: они явно не поспевали за быстро менявшейся партийной политикой.
Вернувшись в Пекин, Дэн вместе Пэн Чжэнем, обследовавшим соседний уезд, в начале мая представил Мао отчет, который тот, собственно, и ожидал: «Для дальнейшего и всестороннего подъема [производственной] активности крестьян следует продолжать улучшать систему государственного снабжения, закупок продовольствия и распределения излишков зерна… Вопрос о закупках продовольствия и распределении излишков зерна… вызывает в настоящее время наибольшее беспокойство и ганьбу, и масс. В основном существуют две точки зрения: большая часть производственных бригад одобряет [систему], при которой [сверхналоговые] излишки зерна, установленные планом, распределяют из расчета девять десятых — государству, одна десятая — себе, а сверхплановая продукция — из расчета четыре десятых — государству, шесть десятых — себе. [Только] малая часть производственных бригад этого не желает. В настоящее время коммунары дрожат над зерном, как над жемчугом… надо, чтобы бóльшую часть излишков зерна они распределяли между собой по труду и по количеству удобрения, предоставленного каждым коммунаром. Следует заинтересовать их работать так же хорошо, как они это делают на своих приусадебных участках, чтобы они тщательно обрабатывали коллективную землю и активно ее удобряли». В докладе особенно подчеркивался вред уравниловки, подрывающей материальную заинтересованность крестьян в результатах труда. Но в то же время отмечалось, что «вопрос с общественными столовыми — довольно запутанный» и его следует оставить на разрешение самим коммунарам68.
