Фронтиспис книги кардинала Ришельё «Наставление христианина» (Париж, 1642)

Аноним

Гравюра изображает Богородицу (олицетворение Церкви), сидящую на троне и попирающую ногой дьявола в образе змия. От коленопреклонённого ангела она принимает книгу кардинала, открытую на титульном листе. Голубь над её головой – символ Св. Духа. На украшенной гербом кардинала каменной тумбе рядом с троном лежат папская тиара и ключи св. Петра. На основании колонны изображена сцена передачи Десяти заповедей Моисею.

Если бы образованием занимались одни университеты, то с течением времени пришлось бы опасаться возвращения присущей им раньше гордыне, которая могла бы в будущем стать столь же вредной, какой была в прошлом.

Если бы, напротив, иезуиты не имели напарников в наставлении юношества, то помимо того, что возникли бы такие же опасения, нашлось бы ещё больше оснований бояться и многих других неприятностей.

Орден, который управляется, как ни один прежде, законами разума и, посвящая себя Богу, но не гнушаясь при том изучения мирских вещей, живёт в таком совершенном согласии, что кажется, будто единый дух приводит в движение весь его организм, орден, который повинуется по обету слепого послушания бессменному руководителю, не должен по законам правильной политики получать слишком широкие полномочия в государстве, у коего любое сильное сообщество должно вызывать подозрения.

Ежели правда – а сие не подлежит сомнению, – что людям свойственно естественное желание продвигать тех, у кого они получили начальное образование, и что родители питают особую благосклонность к тем, кто оказал подобные услуги их отпрыскам, то так же истинно и то, что нельзя полностью препоручить образование молодёжи иезуитам, не опасаясь наделить их силой, которая внушила бы государству серьёзные подозрения, ибо все руководящие посты и ранги в нём оказались бы в конце концов заняты их учениками, а ведь те, кто рано приобрёл влияние на умы, иногда завладевают ими на всю жизнь[440].

Если прибавить, что отправление таинства исповеди даёт этому ордену ещё один, не менее весомый, рычаг влияния на лиц всякого положения[441], и если принять во внимание, что этими двумя путями его члены проникают в самые глубокие тайны сердец и семейств, то невозможно не заключить, что иезуиты не должны одни заниматься делом, о котором идёт речь.

Эти доводы оказались столь сильны во всех государствах, что до сих пор, как мы видим, ни одно из них не пожелало отдать науки и обучение своего молодого поколения целиком в распоряжение этого ордена.

Если Общество Иисуса, само по себе столь доброе и смиренное, возбудило такую ревность у одного из наиболее набожных принцев Австрийского дома, эрцгерцога Альбрехта, действовавшего исключительно по указке испанского Совета, что он не побоялся исключить присутствие иезуитов в нескольких университетах во Фландрии, где они к тому времени закрепились, и оказать сопротивление созданию ими новых заведений [442] в Нидерландах; если это общество побудило некоторые государства совсем удалить его из своих владений[443], пусть и с чрезмерной суровостью, то самое меньшее, что можно сделать во французском государстве, – это несколько их сдерживать, ибо общество это не только подчинено бессменному руководителю из числа иностранцев, но к тому же постоянно зависимо от тех государей[444], которые, как кажется, ничего так не жаждут, как унижения и падения французской короны.

Если в вопросах веры все католические государства на свете придерживаются одного учения, то по другим вопросам у них много разнообразных воззрений, из которых часто берут своё начало основополагающие правила их бытия. Это приводит к тому, что, когда возникает нужда в богословах, которые в известных обстоятельствах могли бы мужественно отстаивать мнения, издавна принятые в их стране и передававшиеся в ней из поколения в поколение, надобно, чтобы они были освобождены от всякого подозрительного влияния и не находились в зависимом положении, каковое лишает их свободы в таких делах, в коих вера дала её всем.

История повествует нам, что некогда Орден Святого Бенедикта[445] был настолько полновластным хозяином в школах, что кроме как там обучаться было больше негде, но в X веке существования Церкви и учёность, и благочестие пришли в ордене в такой сильный упадок, что его поэтому назвали несчастным.

Ещё она учит нас, что затем доминиканцы[446] получили то же самое преимущество, коим ранее обладали упомянутые святые отцы-бенедиктинцы, но со временем и они лишились его, как и те, что причинило огромный вред Церкви, которая была тогда заражена многими ересями.

Точно так же история даёт нам знать, что науки похожи на перелётных птиц, которые не живут всё время в одной стране. А посему политическая мудрость велит попытаться предотвратить эту беду, ибо если она случалась дважды, то надобно обоснованно опасаться, что такое может произойти и в третий раз, но, надо думать, не произойдёт, если Орден иезуитов не будет в одиночку заправлять образованием.

В деле образования всякое предубеждение опасно, и нет ничего легче, чем приобрести оное под видом благочестия, когда какое-либо сообщество полагает, будто призвано к тому в интересах своего выживания.

История Папы Бенедикта XI, против которого кордельеры[447], уязвлённые нападками на совершенство нищеты, то есть на источник дохода Ордена Святого Франциска, оказались до такой степени враждебно настроены, что вступили с ним в открытую войну[448] не только при помощи своих сочинений, но и, более того, при помощи императорских войск, под прикрытием коих возник антипапа[449], что нанесло Церкви громадный вред, – слишком яркий пример, чтобы была нужда добавлять ещё что-то на сей счёт.

Чем преданнее какое-либо сообщество своему руководителю, тем большие опасения оно должно внушать в особенности тем, к кому не питает расположения.

Поскольку благоразумие обязывает препятствовать не только причинению вреда государству, но и возникновению самой возможности вредить, так как зачастую наличие оной рождает желание ею воспользоваться, и поскольку слабость нашей человеческой природы требует во всём равновесия, являющегося основой справедливости, то разумнее, чтобы университеты и иезуиты состязались между собой в обучении, дабы соперничество закаляло их добродетель, а науки надёжно закрепились в государстве, находясь в руках их хранителей, ибо если одни утратят сей священный залог, то он отыщется у других.

в котором предлагаются средства для устранения злоупотреблений, совершаемых обладателями учёных степеней[450]при получении бенефициев

Как следует опасаться стремления всех подряд людей к образованию, так и надлежит желать привлечения к нему наиболее способных. Наилучшим образом Ваше Величество можете способствовать этому, поставив заслон злоупотреблениям, творящимся при распределении бенефициев, которые должны даваться тем, кто заслуживает их, в качестве вознаграждения за их труды.

Надо быть врагом наук и добродетели, чтобы подвергать это право сомнению. Базельский собор[451] и конкордат между Папой Львом X и королём Франциском I, заключённый затем на Латеранском соборе[452], слишком ясно устанавливают это право, чтобы такая мысль появилась. И надобно быть ярым противником справедливости и разума, чтобы не желать устранения столь значительных злоупотреблений, возникших из-за мошеннических обменов, подложных уступок, ухищрений раздатчиков бенефициев, более сильного влияния обладателей права индульта[453] по сравнению с обладателями учёных степеней, изворотливости тех, кто получил учёные степени лишь благодаря своему кошельку; и ныне сия привилегия, вместо того чтобы быть наградой за добродетель, стала лишь наградой за хитрость и плутовство невежд, поднаторевших в крючкотворстве, но не в науках.