Лицо отца исказилось от гнева, и в этот момент темноволосый мужчина, который все это время молчал, нырнул вперед, выбил пистолет из руки отца и повалил его на пол. В ту же секунду я перепрыгнул через спинку кушетки и закрыл собой Холли. На мгновение подняв голову, я увидел, как Кэссиди и рыжеволосый растворились в воздухе.

У меня перехватило дыхание, пока я пытался осознать, что произошло. Маршалл выстрелил туда, где они только что стояли, но пуля попала в стену. Я еще крепче прижался к Холли, а потом услышал еще один выстрел и вслед за ним громкий крик темноволосого.

— Черт возьми! — выругался Маршалл.

Я сполз с Холли, сомневаясь, смогу ли встать и удержаться на ногах. Я слишком хорошо помнил тот звук выстрела из будущего. Доктор Мелвин медленно поднимался с пола, а отец стоял над загадочным мужчиной, нацелив пистолет ему в грудь. У него была прострелена нога, и брюки уже намокли от крови. Мертвенно-бледный, он стонал от боли.

«Почему же он не прыгает?» — спрашивал я себя, пока не вспомнил, как в девяносто шестом году сам был слишком напуган, чтобы сконцентрироваться на прыжке. Судя по всему, сильная боль снизила его способности.

Я подошел ближе, чувствуя, как внутри у меня все сжимается.

Маршалл поднял на нас глаза и кивнул:

— Агент Майер, можете приступать к допросу свидетеля.

Отец пнул мужчину ногой в бок, чтобы заставить его перевернуться на спину. Я по-прежнему стоял рядом, беспомощно вытянув руки по швам.

Нагнувшись над раненым, отец громко спросил:

— Из какого ты года?

Но ответа не последовало.

— Как твое имя? — прозвучал следующий вопрос.

— Это Харольд, — ответил за него Маршалл. — Один из выводка доктора Людвига.

Что за доктор Людвиг, черт возьми?

— Ладно, Харольд, с какой ты ветви времени? Назови какое-нибудь значительное событие.

На лице раненого появилась безумная, злая усмешка:

— Вы все покойники. Все до единого. Но я не скажу, когда это случится! — Подняв голову, он посмотрел на меня. — За исключением тебя, Джексон. Ты жив. Подумай об этом и не слушай их.

Я застыл на месте. Что он хотел этим сказать?

Маршалл раздраженно вздохнул:

— Он бесполезен. Я закончил допрос. Агент Майер?

Отец поднял пистолет и дважды выстрелил Харольду в грудь. Кровь брызнула во все стороны, и я прикрыл лицо рукой. Но стоило мне увидеть, что он все еще дышит, как я вспомнил, что учился оказывать первую помощь, и опустился на пол рядом с ним.

У этого парня даже не было оружия, и он не сделал ничего особенного — только попытался забрать у отца пистолет. Возможно, чтобы помешать ему выстрелить в кого-нибудь в комнате. И вот теперь он умирает прямо на наших глазах.

Я стащил с себя рубашку и прижал ее к его груди. А мои пальцы уже тянулись к его шее, чтобы нащупать пульс.

— Доктор Мелвин, помогите мне! Он все еще дышит!

Но он не двинулся с места:

— Я не уверен, что нам следует…

— Что с вами такое? Вы ведь врач! А он еще жив! — Я крепче прижал пропитавшуюся кровью рубашку к груди раненого. Все происходящее вызвало у меня болезненные воспоминания о том, что случилось с Холли в две тысячи девятом.

— Джексон, — раздался голос отца. — Назад… немедленно.

Но я был не в состоянии поднять на него глаза. Как он мог так поступить? Словно убить человека для него было самым обычным делом. Отец взял меня за руку, но я тут же вырвал ее.

— Не прикасайся ко мне!

Через несколько секунд Маршалл уже теснил меня к стене. Возвышаясь надо мной, с искаженным от гнева темным лицом, он произнес:

— Я пытался дать тебе шанс, чтобы ты продемонстрировал отцу свои умения — те, о которых мы с тобой прекрасно знаем. Но я не только не смог доказать свою точку зрения, но и упустил возможность убить двух серьезных противников!

Я слышал, как отец сказал что-то Маршаллу, но не смог разобрать слов. Кровь так громко пульсировала у меня в ушах, что заглушила его речь. В голове вдруг всплыли схемы атаки из компьютера — три резких движения, и шеф Маршалл уже лежал на спине рядом с умирающим.

— Расскажи мне, что такое «Аксель»!

Он тут же вскочил с пола и одним быстрым движением обхватил меня руками за шею:

— Может быть, перед лицом смерти ты докажешь нам, что лгал о своих способностях…

Боковым зрением я заметил, что отец движется за спиной у Маршалла. Но мне нельзя было смотреть на него — только на Холли, которая по-прежнему лежала на кушетке без сознания, а потом снова на Маршалла. Его спокойное, расчетливое лицо было всего в нескольких сантиметрах от моего, а пальцы сдавливали горло, не давая воздуху поступать в легкие. Я попытался вырваться, но безрезультатно. Потом я встретился взглядом с доктором Мелвином. Этот человек знает ответы на все вопросы. Он — мозговой центр проекта «Аксель», и, возможно, единственный в этой комнате, кто не сможет противостоять мне в драке. Хорошо бы встретиться с ним наедине…

И у меня тут же созрел план. Если бы мне удалось совершить полный прыжок в две тысячи девятый год, на ту же ветвь времени, с которой я попал сюда, я бы сделал все возможное, чтобы защитить Холли, и получил бы всю необходимую мне информацию об этом эксперименте от ничего не подозревающего доктора Мелвина.

Я не мог допустить, чтобы меня использовали, как какое-то оружие, — в этом я ни капли не сомневался. Я уже собирался прыгнуть, но крики отца и Мелвина отвлекли меня, и я почувствовал, что раздваиваюсь. Снова неполный прыжок! Что, если Маршалл продолжит душить меня, пока я буду пребывать в бессознательном состоянии на основной базе?

Но… уже слишком поздно.

Я пошевелил руками и ногами, чувствуя облегчение от того, что мне удалось освободиться из захвата Маршалла, и огляделся по сторонам. Моя квартира. Я дома. Удивительно, что я попал в то же место, откуда прыгнул, хотя многое здесь выглядело иначе. Например, мебель в гостиной изменилась. Мне снова не удался полный прыжок, и с годом я промахнулся. Это был не две тысячи девятый, и реальность случившегося стала для меня тяжелым ударом. В эту самую минуту Холли без сознания лежала в комнате, полной людей, которым я не доверяю, и я сам стоял там в полной отключке, рискуя, что меня вот-вот задушат или пристрелят. Но в прыжке время движется медленнее, так что я мог бы обдумать план действий перед возвращением… Это принесло бы больше пользы, чем еще одна неудачная попытка вернуться в две тысячи девятый год.

Я взглянул на часы блока кабельного телевидения: семь часов пять минут. Но за окном, перед которым стояла кушетка, было темно. Вечер. Вот только какой сегодня день и год?

Из глубины холла донеслось шарканье ног по деревянному полу. Прижавшись спиной к стене, я выглянул из-за угла. Это был я — гораздо младше, чем сейчас. И шел я в комнату Кортни.

Мой взгляд упал на руку юного Джексона, и я тут же понял, что это за день. Меня начало тошнить, и сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Каждый раз, отправляясь в путешествие во времени, я старательно избегал этого дня. И когда я впервые оказался в две тысячи седьмом, и во время неудавшихся прыжков в две тысячи девятый, я до ужаса боялся того, что могу оказаться здесь. В это самое время.

Джексон вошел в спальню сестры, и я немного приблизился к двери. Мне тогда было четырнадцать.

И в этот день не стало Кортни.

Дверь открылась лишь наполовину, но этого было вполне достаточно, чтобы видеть, как Джексон ставит свою открытку на туалетный столик. Я вполне мог не заглядывать в комнату — несмотря на все прошедшие годы, я прекрасно помнил этот момент и знал, что буду делать дальше.

Конечно, некоторые подробности забылись, но встреча с Холли «ноль-ноль девять» помогла мне их восстановить. В моей памяти всплыл разговор, который у нас с ней однажды состоялся.

«— Ты никогда не рассказываешь о том, что происходит у тебя дома. Я не слышала от тебя ни одной обычной семейной истории. Например, о чудной, вечно пьяной тетушке, которую тебе приходится терпеть, или о том, как вы решали, какой салат принести на очередную семейную встречу, — однажды сказала Холли, подтрунивая надо мной.