А потом она уперлась руками мне в грудь и оттолкнула меня. Я тут же сделал шаг назад и взглянул на нее: она прислонилась к стене, чтобы не упасть, ее грудь вздымалась и резко опускалась, ресницы трепетали. Я заволновался: неужели я неправильно истолковал ее поведение?
Но тут она улыбнулась:
— Вот это да!
Я вздохнул с облегчением и, приблизившись к Холли, обнял ее за талию.
— Я так давно хотел это сделать.
Она открыла глаза и взглянула на меня:
— Мне кажется, я тоже.
Конечно же, это была совсем другая Холли, не «ноль-ноль семь», и ее поцелуй был очень чувственный.
Та Холли из будущего зацепила меня. Еще никому из девушек не удавалось этого сделать. Вероятно, через какое-то время я испугался, что настолько открылся перед ней. И когда началась учеба и у нас появилось много дел, я действительно немного оттолкнул ее от себя. Было проще придумывать оправдания, чем признаться ей (и себе тоже) в истинных чувствах. Думаю, я тогда очень легко относился к жизни. Какой смысл анализировать отношения, если это всегда можно успеть.
Вот только оказалось, что я не успел.
Вернувшись мыслями в настоящее, я увидел, что Адам решил дать мне немного отдохнуть и подумать и продолжает печатать что-то на компьютере. Может быть, лучшее, что я мог сделать для Холли в две тысячи седьмом году, — это позволить ей узнать меня. Больше никакого актерства и никаких игр. Я буду таким, какой я есть на самом деле. Не считая того, что я из будущего. И если нас двоих такие отношения не устроили бы, я был бы готов отступить и следить за ее безопасностью с расстояния.
— Адам, послушай! — позвал я и сел на кровати.
Он повернулся на стуле и произнес:
— Я думал, ты спишь.
— Нет, я думал над тем, что ты сказал. Не могу ответить ничего определенного, но обещаю, что буду с ней осторожен.
— Отлично, друг. Рад это слышать, — сказал Адам и показал мне несколько строк, написанных от руки на внутренней стороне обложки моего дневника: — Это для тебя.
Я взглянул и удивился:
— Снова латынь?
— Гм… в некотором роде. — Он снова посмотрел на меня. — Если тебе вдруг потребуется сказать мне что-то, но делать это на основной базе будет слишком опасно или ты не сможешь остаться со мной наедине, возвращайся на один-два дня назад. Я научу тебя, как передать мне информацию втайне от всех. А потом ты сможешь вернуться назад и воспользоваться тем, что узнал.
— Что ты имеешь в виду? Ты не объяснишь мне прямо сейчас?
Адам покачал головой:
— Даже ЦРУ не сможет вычислить, что это, и я не хочу рисковать и раскрывать тебе секрет здесь, на основной базе, где любое действие имеет последствия.
Я кивнул и убрал дневник в сумку.
— Пойду-ка я домой, чтобы не мешать твоим планам на вторую половину дня.
— Если хочешь пойти со мной, то я не против. Уверен, что Холли все равно.
— Нет, я подожду до завтра, чтобы увидеть ее.
Я был очень удивлен, когда, вернувшись домой, обнаружил в компьютере сообщение от Холли. А я-то думал, что она некоторое время будет вести себя сдержанно, даже если я заинтересовал ее. У Холли терпения было больше, чем у всех девушек, которых я знал. Иногда это меня ужасно раздражало.
Холли: Только что узнала, что ты общался с моим другом Адамом. Ты тоже помешан на науке?
Я: Хотелось бы, но я не настолько крут. Так что я просто делаю вид.
Холли: Выходит, ты и впрямь очень умный?
Я: Да, но пытаюсь исправиться. Может быть, даже запишусь в группу психологической поддержки…
Холли: Твое слабое место?
Я: Любовь к стейку. Я обожаю сочный бифштекс «Нью-Йорк» с хрустящей жирной корочкой!
Холли: Смешно! И какая гадость! Но я имела в виду другое. Что ты рассказываешь, когда тебе нужно обратить на себя внимание?
Я: Ты очень деликатно выражаешь свои мысли. Вынужден признать — чтобы произвести впечатление на девушек, я цитирую сонеты Шекспира на французском. И не перестану без медицинской помощи, потому что этот прием действительно работает.
Холли: Гм… Хотела бы сказать, что на меня это не произвело бы впечатления, но боюсь, что это не так. Но, конечно, сюрприза уже не получится.
Я: Понятное дело.
Холли: Адам только что пришел. Пора готовиться к зачету. Напишу тебе позже.
Ну вот, я начал говорить правду и немного рассказал о себе. Все прошло не так уж плохо. Во всяком случае, сейчас. Я уснул на кушетке, записывая в дневник все о Холли из две тысячи девятого года, что только мог вспомнить. На тот случай, если вдруг память начнет подводить меня. Было очень много моментов, которые я в свое время даже не подумал записать, потому что считал, что все успею.
Когда я открыл глаза, было уже темно. Видимо, я проспал весь день. Почти целый час я занимался всякой ерундой, пытаясь решить, стоит ли звонить или снова писать Холли. Я уже собирался написать ей, но тут от нее снова пришло сообщение. Похоже, у Холли в семнадцать лет гораздо меньше терпения.
Холли: Я знаю, что прошло всего шесть часов и я делаю ужасную глупость. Но я только хотела спросить, не посоветуешь ли ты какие-нибудь полезные материалы для подготовки к тесту академических способностей.
Я: Могу тебе кое-что порекомендовать, но что мне за это будет?
Холли: А что ты хочешь?
Я: Можно позвонить тебе прямо сейчас?
Холли: Рискни. Заодно узнаешь, отвечу ли я.
Мне следовало предвидеть, что она так скажет. Прежде чем набрать номер, я забрался в кровать и выключил свет.
— Привет, — отозвалась Холли.
— Привет…
— Итак…
— Итак… расскажи мне что-нибудь интересное из школьной жизни. Мне кажется, я уже целую вечность не учился. — Вот еще одно правдивое заявление. Пока что у меня все получалось.
— Ну, например… мне нужно сделать новый проект для углубленного курса английского. Очень интересное задание: в течение дня записывать в дневник слова песен, которые отражают мое настроение, — и так целую неделю.
— И какая же у тебя сейчас песня?
— «Каникулы» группы «Гоу-гоу». Ты ее знаешь? — спросила она.
Я пропел первую строчку:
— «Не могу перестать думать о тебе».
— Тебе она кажется дурацкой?
— Вовсе нет!
— А какая у тебя сейчас была бы песня?
Голос Холли смягчился, и я закрыл глаза, представляя, как она забралась под теплое белое одеяло и положила голову на голубую подушку с оборками.
— Гм… «Все перемешалось».
— Никогда такой не слышала, — сказала Холли.
— Это группа под названием «Триста одиннадцать».
— Ты хорошо разбираешься в музыке, да?
— Да, можно сказать, помешан на ней.
— А у меня очень своеобразный вкус. Иногда я даже стесняюсь сказать, что мне нравится, — призналась Холли.
— Например?
— Песня Билли Джоэла «Не спрашивай, почему».
Я пропел в трубку первую строчку из этой песни.
— Поверить не могу, что ты ее знаешь, — удивилась Холли.
— Я и на гитаре могу ее сыграть.
— Не может быть!
— Я не шучу. Как-нибудь покажу тебе.
— Круто!
Согласен, я не смог удержаться и немного схитрил. Я ведь знал, какая песня у Холли любимая, и в две тысячи девятом году разучил ее на гитаре, чтобы произвести впечатление.
Этим вечером я лег спать, впервые за долгое время чувствуя себя самим собой. Пусть Адам, который соображает гораздо лучше меня, разбирается с новой информацией, а я поступлю так, как он советовал, и не буду торопиться подводить отца к разговору.
Я по-прежнему заперт в этом странном чистилище, ожидая, что кто-нибудь или что-нибудь поможет мне понять, что делать дальше.
Глава двадцатая
Воскресенье, 7 октября 2007 года
Я знаю, что должен на какое-то время прекратить прыжки во времени. Нельзя забывать, что в последний раз после прыжка несколько дней чувствовал себя совершенно разбитым, и поэтому обязательно должен прислушаться к совету Адама. Но сегодня утром я проснулся с мыслями о Кортни… о том что хотел бы исправить в наших отношениях… например, тот случай в седьмом классе. Поскольку мы были не только братом и сестрой, но и одноклассниками, я был в курсе всего, что происходило в ее жизни. Хотя многого предпочел бы не знать.
