— Джексон, ты должен понять, что… у нас нет информации о состоянии здоровья твоих родственников. Как врач, при постановке диагноза я всегда принимаю во внимание медицинский анамнез членов семьи.

Он только что вслух подтвердил, что у меня нет настоящей семьи, а такое непросто услышать. Существовал ли на свете еще хотя бы один человек с такими же способностями, как у меня? Или я — нелепая ошибка природы? Мальчик, которого когда-то подобрали на обочине дороги.

— То есть… вы полагаете, что мозг кого-то из моих родственников проявлял такую же странную активность, как мой?

— Не в точности такую, как у тебя, но похожую.

К моему удивлению, отец забыл об осторожности и, бросив на Мелвина пронзительный взгляд, заявил:

— Нет, у него нет с ними ничего общего. Я уже многие годы твержу тебе это.

И, выйдя за дверь, захлопнул ее за собой. Мелвин некоторое время смотрел ему вслед, а потом с вытаращенными глазами повернулся ко мне.

— Он знает моих настоящих родителей? — спросил я.

Мелвин покачал головой:

— Он очень расстроен из-за… твоей сестры. Это я виноват — вызвал у него тяжелые воспоминания. У Кортни была очень редкая и агрессивная форма рака. А учитывая, что твоих родителей нет в живых и семейный анамнез нам неизвестен, мы не можем исключать вероятность того, что ты тоже носишь в себе этот ген.

Безупречная история! Плохо только, что в ней не хватает некоторых подробностей. Те люди из подземного отделения, которые знали меня, отца и доктора Мелвина, никак не вписываются в сценарий, который они пытаются сейчас разыграть! Отец и Мелвин использовали ту же уловку, к которой я сам неоднократно прибегал. Например, когда меня обвиняли в каком-нибудь серьезном проступке в школе или дома, я готов был признаться в мелком преступлении, чтобы отвлечь внимание от первоначального обвинения. И это всегда срабатывало.

— Мои биологические родители мертвы?

Доктор Мелвин хмуро кивнул:

— Мне очень жаль, но это так. Единственное, что мы о них знаем, — это то, что их нет в живых.

— Но когда… они умерли? Сразу после нашего с Кортни рождения? Сколько времени прошло с момента усыновления? Как долго я жил с ними? — я не мог остановиться и продолжал задавать вопросы один за другим.

Доктор Мелвин снова с беспокойством взглянул на дверь, но я не знал, надеется ли он, что отец сейчас вернется, или наоборот — не хочет этого. Тогда он мог бы рассказать мне кое-что еще. В конце концов он глубоко вздохнул и произнес:

— Я знаю только одно — вы с Кортни начали жить со своим отцом в одиннадцать месяцев.

Одиннадцать месяцев… Получается, что почти целый год жизни, самый первый год, меня растил кто-то другой. Это ничего не меняло, но для меня почему-то было очень важным.

Мне хотелось задать ему столько вопросов, что у меня голова пошла кругом, и я был вынужден прилечь.

— Я плохо себя чувствую.

Мелвин налил в чашку воды и протянул ее мне.

— А почему не леденец? — спросил я.

Он улыбнулся и достал красную конфету из ящика стола.

— Полежи тут, а я пока схожу и поговорю с твоим отцом.

— Да, конечно.

Как только дверь за ним закрылась, я схватил телефон и принялся набирать сообщение Адаму.

Позже, когда мы с отцом ехали домой, он уже пришел в себя и извинился:

— Мне жаль, что тебе именно так пришлось узнать, что ты мой приемный сын. Я и сам погорячился. Доктор Мелвин очень увлекается научными теориями. И, мне кажется, иногда он забывает, что имеет дело с реальными людьми. Как бы то ни было, это имеет отношение скорее к Кортни, чем к тебе.

— Как всегда, — сказал я, сам не осознавая, насколько эта фраза была типична для семнадцатилетнего Джексона.

Отец долго и пристально смотрел на меня, а потом вышел из машины и протянул ключи Генри.

— Ты прав, Джексон. Кортни давно покинула нас, но ты рядом. Мне очень хочется, чтобы наши отношения стали прежними, но иногда я просто не в состоянии справиться с горем. Но я буду стараться. Обещаю.

Это что — новая тактика? Вызвать у меня чувство жалости, чтобы я перестал искать ответы и начал доверять человеку, который обманывал меня всю мою жизнь?

— Хорошо, пап.

— А теперь расскажи мне о той девушке, на которую ты пытаешься произвести впечатление. Я уверен, что ты не лгал, когда упомянул о ней.

Я тут же подумал о безопасности Холли и вспомнил предупреждение Адама о том, что не стоит втягивать ее в эту странную историю. Погрузившись в свои мысли, я прошел через парадную дверь и ответил отцу, не оглядываясь:

— Она бы тебе не понравилась, как мне кажется. И здесь особо нечего рассказывать. Мне нравится, что у меня есть работа.

— Как знаешь…

Судя по всему, он не поверил мне.

Услышав звонок, я взглянул на экран телефона — конечно же, это был Адам. Прежде чем ответить, я зашел в комнату и закрыл за собой дверь.

— Привет, что стряслось?

Я рассказал ему о том, как отец пытался вызвать у меня сочувствие.

— Джексон, ты тоже можешь сыграть в эту игру. Что бы он ни скрывал, пусть почувствует себя виноватым.

— Отличная идея. Кто знает… может быть, он расколется.

— Хорошо, а теперь объясни мне, что стряслось и почему ты вдруг нарушил единственное правило, которое я установил для тебя?

Не могу сказать, что я стыдился своего желания повидать Кортни. Но все же я знал, что не стоило этого делать по нескольким причинам, и не хотел вдаваться в обсуждение случившегося с Адамом.

— Во-первых, ты установил для меня массу правил, и, во-вторых, я не сделал ничего из ряда вон выходящего. Просто решил нанести короткий визит кое-кому, а потом потерял счет времени.

Адам простонал в трубку:

— Я не шучу — ты должен вести себя более ответственно. И не допустить подобного снова. А я собираюсь составить новый список теорий, основываясь на том, что ты узнал сегодня.

— Хорошо.

— Да, кстати… Холли спрашивала, как твои дела, — добавил Адам, и я услышал, как он быстро застучал по клавишам, печатая что-то. — Первый раз она звонила около часа назад и еще минут за пять до нашего разговора.

Всего на несколько секунд я забыл обо всех перипетиях своей запутанной жизни и снова стал самим собой — Джексоном Майером. Обычным парнем, который обрадовался, что девушка, которая ему понравилась, проявляет к нему интерес. И хотя я намеревался вести себя осторожно и не слишком с ней сближаться, мне все равно было приятно это слышать. Она сделала меня счастливым… а сейчас это было нелегкой задачей.

Пятница, 12 октября 2007 года,

10 часов 00 минут

Я стоял напротив витражных окон Метрополитен-музея, смотрел на толпы проходивших мимо людей и уже начинал по-настоящему злиться на Адама. Ведь это он поднял меня с постели в три утра, прислав сообщение с текстом: «Встретимся у музея в девять тридцать… серьезный суперсекретный физический эксперимент… сумасшедшие ученые правят миром!»

— Ты даже не представляешь, как сложно узнать тебя в шапке!

Я резко обернулся и чуть не столкнулся носом с… Это определенно был не Адам.

— Холли? Что ты здесь делаешь?

— У нас экскурсия, — сообщила она с улыбкой и тут же показала глазами на большую лужайку рядом с музеем. — Но я сбежала, и ты будешь моим сообщником.

Должно быть, я выглядел совершенно сбитым с толку, потому что она рассмеялась.

— Я не могу… Я встречаюсь с Адамом.

Холли покачала головой:

— Адам сейчас спит на тригонометрии.

— Не может этого быть. Он должен прийти сюда, — возразил я, уже совершенно ничего не понимая.

На лице Холли внезапно появилось испуганное выражение, и, схватив меня за руку, она юркнула за статую.

— Извини, в эту сторону смотрел мистер Орман, мой учитель по театральному искусству. — Она снова взглянула на меня, и ее щеки слегка порозовели. — Адам не отправлял тебе сообщения. Это сделала я.