А преподавателю нет дела, что свойственно, а что нет — написано в учебнике, будь добр выучи, а не хочешь — дело твое: получай двойку.
Подняв тетрадку, опять принялся за английский: хочешь не хочешь, а завтра сдавать. Перевел несколько фраз, запомнил по смыслу, а вот произношение — хоть плачь — не дается! Лучше бы по-немецки гыркать, куда проще. Но теперь, как говорится, хоть топором. Сам же попросился в группу, где изучают английский. Взялся за гуж — тяни!
Немного погодя, развернул на столе лист ватмана, стал пристально всматриваться в тонкие прожилки чертежей: кажется, все в порядке, ошибок нет. Да иначе и быть не должно: черчение — его страсть. Покончив, наконец, с заданием, взялся за свежую газету, но поздно — пора спать. Опрокинул набок одну, вторую табуретку, уложил сверху пару досок — кровать готова. Расстелил кожух, сунул под голову стопку книг — вполне нормально! Лежал на спине, думал. До субботы остались считанные дни, а он еще многое не успел сделать.
Против него по-прежнему родители, да стоит ли об этом! Главное, невеста не возражает. Согласна. Через три дня она станет его женой… Подумать только — он женат!.. Мать и отец Лины, ну конечно же, всю вину на него свалят. Но того не поймут, что их дочь сама так решила. Вчера у нее был — веселая, радостная, без улыбки слова не скажет. А сегодня во сне видел. Стоит будто в парке под железной пальмой, улыбается, а вокруг гроза, блестят молнии, от ударов грома дрожит земля. Схватил за руку скорее в дом… Скорее!
На этом и проснулся. Прислушался, что там гремит? Может, и вправду гроза? Нет, стук в дверь.
— Кто там?
— Умирал, что ли?! — кричит Антонио. — Второй гудок был!..
Натянул штаны, обулся, пулей вылетел из барака. Побежал, шлепая по грязи через площадь. Еще несколько минут — и проходную прикроют. Таков порядок.
Показав на ходу пропуск, Антонио быстро оказался на территории завода. Порфирий же, стоя перед Котыгой, нервно обшаривал карманы:
— Помню, ложил вот сюда.
— Наплевать, дэ ты его клав! Есть пропуск — проходь, нема — геть с дороги!
Отчаявшись, Дударев готов был вернуться в барак, поискать, но пока будет бегать, проходную закроют — и прогул обеспечен.
Он порылся в заднем кармане брюк и вдруг заулыбался:
— Вот же он!
Вахтер поднес пропуск к глазам: уж не подвох ли какой? То не было, а тут — на тебе! — и с упреком заключил:
— Такэ малодэ, а вже склероз.
Дударев ворвался в цех буквально за минуту до начала работы. Поднялся на эстакаду главного поста и едва занял рабочее место, как услышал:
— Идет!..
Оглянулся и увидел бежавшую по рольгангам чуть вприпрыжку, светящуюся ярким огнем болванку. Пропустил ее под валками, вернул обратно. Затем снова — к себе… Все, как и должно быть. Металл был податливый, мягкий. Из болванки получилась широкая, длинная плаха — готово! «Вызывай новую!» — сказал помощнику.
И тут заметил незнакомого человека, который стоял у барьера главного поста и пристально наблюдал за ходом прокатки.
От раскаленного металла нагревался воздух, обдавал оператора теплом. Дударев согрелся, а через некоторое время совсем размяк: клонило ко сну. Не выспался прошлой ночью. Сколько раз говорил себе: нельзя так, надо ложиться вовремя, и сам же нарушал эту свою заповедь. Увлекся, выполняя домашнее задание. Да и как иначе? Идти на занятие, как некоторые, без подготовки, он не может. Учиться так учиться!
Пропустив очередную болванку между валками, тряхнул головою, силясь отогнать дрему, и неожиданно стал куда-то падать. «Вот черт!» Вцепился в контроллеры, как бы опасаясь, что они могут выскользнуть из рук. Огляделся: где же болванка? Полураздавленная, плоская, она уплывала вдаль. Одним движением вернул ее обратно и опять увидел человека в кожаном пальто. Тот стоял, выпрямившись во весь свой огромный рост, широкоплечий, сильный. Что ему здесь надо?.. Дударев не мог не вспомнить, как на цеховом собрании еще недавно стоял вопрос о бдительности. Выступая с докладом, начальник цеха Сарматов утверждал, что иной раз на блюминге появляются никому не известные люди, однако их никто не останавливает, не интересуется, откуда и зачем они пришли. А между тем есть инструкция, в которой сказано: увидев постороннего, спроси у него пропуск. Нет пропуска — задержи.
«Бдительность и еще раз — бдительность!» — взывал огромный плакат, вывешенный в цехе.
С подачей болванок вышла заминка. Дударев поднялся:
— Что-то в глаз попало, — сказал помощнику. — Пойду промою. — Подадут болванку — не теряйся, принимай спокойно, как вчера. Ты можешь!
Подставив под кран голову, он сразу почувствовал облегчение. Вода как лед. Умылся, вытер лицо рукавом — совсем хорошо! Пошел на свое место и тут лицом к лицу столкнулся с человеком в кожаном пальто. Хмуря косматые брови, тот все так же поглядывал исподлобья. Не узнай, кто он, чего доброго, еще от начальника цеха влетит. Поднял голову и решительно спросил:
— Ваш пропуск?
Мужчина окинул парня непонятным взглядом и глухим басом произнес:
— Это хорошо, что ты такой бдительный. Но клевать носом на рабочем месте — не положено.
— Предъявите пропуск, гражданин!
Мужчина неторопливо полез в карман, достал из бумажника пропуск и, развернув, показал его настойчивому парню.
Взглянув на незнакомца, на фотографию и уже потом прочел: «Носов Григорий Иванович». Сменился с лица:
— Извините, товарищ директор!
— Ничего, — отозвался тот. — Ты поступил правильно, по инструкции. Но вот дремать на работе — никому не позволено. Ты же мог заснуть и тогда… представляешь, что могло быть?.. Как фамилия?
Директор вынул блокнот, однако записывать не стал. Подступил вплотную:
— Ну и почему же ты, Дударев, пришел на работу, не выспавшись? С девками прогулял, что ли?
— Курсовую задолженность ликвидировал, — тихо ответил оператор. — До трех часов сидел.
— Где учишься?
— В горно-металлургическом. Без отрыва.
— Понятно, — сказал директор. — Ну и как с задолженностью?
— Немного не успел. Но в общем…
— На троечки тянешь или как?
— Пока ни одной! — вспыхнул оператор, сердясь, что его обвиняют в плохой успеваемости. — Вот зачетка, если хотите!
Директор взял зачетную книжку, и его косматые брови полезли на лоб:
— Отличник? Ах, вот по-английскому…
— Не дается английский, — признался парень. — Но думаю, нет таких крепостей, которые бы…
— Не сомневаюсь! — поддакнул директор. — Но перед тем, как идти на работу, советую выспаться… Комсомолец?
— Кандидат в члены партии.
— Тем более, с коммуниста — спрос вдвойне.
Директор ушел, а минуту спустя Дударева вызвал начальник цеха.
Поднимаясь по лестнице на второй этаж, оператор думал и все не мог понять, зачем он понадобился Сарматову в такое время. Оказавшись в приемной, хотел было сразу пройти в кабинет, но секретарша зашикала на него: дескать, стучишь сапогами, как конь копытами…
— Меня вызвал начальник.
— Тихо! — пригрозила она пальцем. — Аркадий Глебович работает.
Немного погодя, заглянув в кабинет, сказала, что велено подождать. Минут через пять над дверью загорелась лампочка и секретарша, подтолкнув Дударева, велела заходить.
Сарматов сидел за столом, копаясь в бумагах, на приветствие вошедшего не ответил. Зачем-то вытащил из ящика стола тонкую черную папку, заглянул в нее и, не приглашая Дударева сесть, спросил, о чем он говорил с директором. Начальник смотрел Дудареву в глаза, как бы требуя: выкладывай все, как было!
«Не к добру это», — подумал Дударев. Однако врать не стал. Переступил с ноги на ногу и сказал, что он почти всю ночь просидел над курсовым заданием, а сегодня вот, придя на работу…
— Клюнул носом! — злорадно подхватил Сарматов.
— Чуть-чуть… А умылся — потом ничего.
— Значит, вы приходите на блуминг не работать, а спать? — начальник встал, положил руку на черную папку. — Жду от вас полной откровенности. Что сказал директор?
